Где, черт побери, Зубарев?!
— Я, Юрий Дмич, — опознавательно произнес Зубарев, появившись как из-под земли и тронув Колчина за локоть. И произнес за долю секунды до инстинктивного колчинского стряхивания чужого прикосновения. — Пошли?
Они пошли.
— А вы зря уходите! — воззвал мегафон. — Подлинные русские должны сплачиваться, а не расходиться!
— Да какие это русские! Чернявый типичный жид! А этот, маленький, поджидок! — выкрикнула женщина из хилой толпы.
«Противно? А вы отвернитесь…»
Симптоматично: ублюдки высказывают в мегафон, в микрофон, в телекамеру слова вроде бы правильные-аккуратные, чтоб не придраться; зато реакция убогих слушателей всегда одинакова — и реагируют на выкрике, на истерике непременно женщины. Расчет выверенный: воздействовать на женщин силой, да и словом — итог один… Смотрите, люди добрые, они избивают наших сестер и матерей! Смотрите, люди добрые, они боятся говорить как мужчина с мужчиной, они способны только языком молоть с бабами!
— Вякнули бы вы при мне лет десять назад! — просожалел Зубарев вполголоса (впрочем, не оглядываясь).
Однако Питер — вольный город. Во всяком случае именно сегодня, именно сейчас.
В Москве именно сегодня, именно сейчас тоже не особенно вякнешь, еще и собрав пусть хилую, но толпу, — в момент бы рассортировали по крытым машинам и свезли куда следует. А куда следует — это зависит от инструктажа, полученного на разводе всеми совместными милицейско-воинскими патрулями… Вдруг провокация чеченских лазутчиков?
Питер, в отличие от Москвы, не опасался газавата — никаких совместных патрулей. И вообще поспокойней, потише…
— У нас вообще поспокойней, потише, чем у вас, — прокомментировал Зубарев.
— Я отметил… — ответил Колчин.
— Ну тк, сам такое место назначил, Юрий Дмич! Угораздило тебя. Они всегда у Катьки собираются!
Не стал Колчин попрекать бывшего ученика, мол, предупреждать надо! По сути Зубарев предупредил почти неосязаемым «так», понять же или не понять — забота сэнсея.
Мелкое, но самоудовлетворение, отместка судьбе. Этого у Зубарева не отнять. Колчин исподволь, издавна ощущал: Андрей при всем уважении и симпатии к сэнсею считает того «белой костью», а себя — «черной». Не с рождения, не фатально, однако почему кто-то всегда в белых перчатках, а кто-то в болотных сапогах по самое некуда дерьмо разгребает.
Колчин ощущал зубаревскую кислинку еще в период натаскивания спецов почти пятнадцать лет назад: ну коне-ечно, сэнсей! ты нас обучишь и за вторую смену примешься, а мы пойдем практиковаться, куда призовет руководство, хоть к черту на рога, — в горячее многоточие.
Колчин ощущал зубаревскую кислинку еще в памятный август три с половиной года назад: ну коне-ечно, сэнсей! в столице танки, а тебе приспичило Японию посетить! ты там будешь спортивную честь Отчизны отстаивать, а мы тут копошись-решай-решайся: кому быть Отцом Родным в этой самой Отчизне! небось когда вернешься, всё будет кончено, а ты тут как тут — с победой! иппон!
Колчин и теперь ощутил эту кислинку — еще по телефону: мол, как же, как же, московский гость! а мы тут у себя в болоте квакаем, мошек ловим…
Но кислинка не есть разъедающая кислота. Она даже придает некоторую пикантность.
Комплекса неполноценности у Зубарева и в помине не было. Была просто эдакая манера: куда уж нам уж до вас, мы в болоте, вы на холме!
Вероятно, удобная манера — для той работы, которой посвятил себя полковник компетентных органов.
Высокомерие — отличительная черта всех недоумков: я — на холме, а вы — в болоте, вы даже толком не поймете, что я вам говорить буду… или не буду!..
Поймут. На холме — дурак. Дурак на холме. Foll on the hill.
А в болоте, между прочим, трясина — квакающих аборигенов не затягивает, зато любого-чужого-высокомерного сглотнет и переварит, ага!
Если же на холме не дурак (Колчин, к примеру), то достаточно намека, а то и его, намека, не требуется: болото оно болото и есть, зато на дне имеется золотой ключик, вдруг да понадобится кому?
Юрий Дмич, вам — как? Не надобится?
Надобится.
Спишем кислинку Зубарева на профессиональную благоприобрегенность — один пришепетывать стал, потеряв зуб на тренировке, и продолжает пришепетывать, хотя давным-давно коронку поставил; другой от легкого заикания никак не избавится, хотя испуг давным-давно прошел; третий же «черной костью» прикидывается… Работа у него, у третьего, такая.
Да? А по окончании работы?
Все равно работа. Она у него такая, непрерывная. Спец.
Нет, не пятое управление блажной памяти. Тьфу-тьфу! Ловцы инакомыслителей в среде спецов пользовались н-нелюбовью.
Был Зубарев спец. «Зенит». Нет, не футбол… Иная это команда. Но тоже очень… спортивная. Профи. Играющие практически постоянно-безвылазно на чужих полях. И выигрывающие. Взять, к примеру, дворец Амина…
Взять дворец? Да как два пальца облизать! Если верить досужим полугласным сплетням, брали тот дворец полтора десятка спецов. «Зенит» — чемпион! (Не нравится «Зенит»? Пусть будет — «Каскад»… Ну, «Вымпел»!)
По прошествии лет число напарников вождя, подставивших плечо под то самое субботнее бревно, возросло до пятизначной цифры.
Аналогичный демографический взрыв произошел среди тех, кто собственноручно-собственнооружейно брал дворец Амина.
Если сосчитать всех и каждого, кто божится-клянется, что он точно там был, получится количество, которое впору собрать вместе на Манежной площади и удрученно спросить: «Чего же вы такой оравой — на один дворец?! И в чем тогда уникальность стародавней операции?!»
Ну так вот. Андрей Зубарев — не в ораве. Он из того «полтора десятка». Доподлинно. Потому и не треплет языком. Прибедняется. Куда мне, «черной кости», и во дворец! Да меня даже швейцары в ресторан не пускают — иди, мол, в столовку макароны жрать. И не покачаешь им права! Что я — ручки тоненькие, ножки тоненькие…
Обманчивый хиляк. Жилы. Физиономия застенчивого бомжа. В толпе — не выделить. Нос к носу столкнуться в пустыне — через секунду не вспомнить: лицо? лицо как лицо… ну, обычное лицо… такое… обычное, короче…
В общем, типичный… То есть нет! Типичный — значит, можно отнести к определенному типу, идентифицировать. А Зубарев нетипичен, верней многотипен. Маска застенчивого бомжа — тоже не застывшая. Чуть мимикой сыграет — вроде и не бомж, вроде инженер. Ой, нет-нет! Отставной прапорщик! Или… простите, вы не преподавали на кафедре в ЛГУ?..
Так что внешне Андрей Зубарев не изменился. В Кать-кином садике он физиономически совпал с общим фоном убогих радетелей. Сейчас, в колчинской «девятке», совпал с ЮК: сосредоточенность, мобилизованность, решаем задачу, ответ имеется, но для этого надо проделать кое-какие действия — и не простые арифметические.
Род занятий у Андрея Зубарева изменился. Был он теперь членом совета директоров акционерного общества, названия коего Андрей Зубарев… хм… не озвучил. Да и какая разница! Мало ли акционерных обществ очень и очень закрытого типа! Много.
Торговля? Производство? Услуги населению?..
Ни-ни. Опровержение закона, сформулированного Михайлой Ломоносовым: ежели где-то что-то пропало, то где-нибудь что-нибудь да обнаружится. Обратное утверждение, собственно говоря, тоже верно. Закон сей успешно опровергается, если владеешь информацией и вовремя ее либо подпускаешь, либо придерживаешь. Кто раньше владел исчерпывающей, доскональной, подноготной информацией? То-то. И почему раньше? Почему владел? Что изменилось? Ничего. Род занятий. Внешность. Просто новая ипостась прежних занятий. А внешность, сказано, — многотипна.
— Ты завтракал, Юрий Дмич? Не завтракал ведь! А поехали к нам на фирму? У нас а-атличная кухарка! Управлять государством не умеет, но еду готовит, как… кухарка! Коньячку заколдырим, не керосинного, натурального! Поехали? С генеральным сведу. Он у нас — ого!
— Андрей. Мне нужна информация по краже в «Публичке». Вся информация, Андрей. Есть возможность?
— Возможность всегда есть, — мгновенно изменился Зубарев. От дежурного гостеприимного балагурства к деловой озабоченности. Да и приглашение в фирму — риторическое, но не без кислинки. Мол, разумеется, сэнсей не удостоит вниманием какую-то там фирмочку, и «чернокостный» Зубарев нужен сэнсею исключительно по делу. Стал бы сэнсей тратить свое драгоценное время, чтобы просто так повидаться с учеником, отведать кухаркину стряпню, рюмочку принять! Да ладно, мы не гордые…
Когда Колчин говорил в интервью про ученика, получившего Героя в Афганистане (отбился от душманов, взявших в кольцо, голыми руками), он не Зубарева имел в виду. Зубарев, насколько известно Колчину, Героя не получал, только очередные и внеочередные звания — специфика службы в компетентных органах. Хотя тот же Зубарев мог и не раз доказывал на практике, что голые руки у него для того и выросли, чтобы отбиваться. А вот признание другого афганца: «Сколько раз спасало — даже не приемы как таковые, а чувство боевой ситуации…» — оно пришло от Зубарева. Что ж, он и теперь продемонстрировал, что чувство боевой ситуации не утеряно.