— Пока они принесли мне только радость, — томно сказала она, поворачиваясь так, чтобы я случайно смогла в небрежно приоткрытый вырез шелкового салопа увидеть часть ее полной груди.
На этом сладострастном моменте мы были прерваны лакеем, виноватым голосом сообщившем хозяйке, что встречи с ней требует какой-то чиновник.
— Что за глупость, — рассердилась Ольга Романовна. — Какое мне дело до чиновников, я, слава богу, не служу. Скажи ему, пусть, коли ему нужно мне что-то сказать, переговорит с управляющим. Мне сейчас недосуг.
— Ваша светлость, я им в точности так и говорил, но они не уходят, говорят дело важное и секретное. И говорить они ни с кем не могу, окромя вашей светлости.
— Ах, как мне надоела наша русская бестолковщина! Ну ладно, пусть он войдет, пригласи. Только скажи, что на одну минуту.
Слуга бесшумно исчез, а княгиня виновато улыбнулась.
— Простите, Сашенька, что нас так неделикатно прервали, я его быстро выслушаю и отправлю восвояси. Эти господа чиновники удивительно бесцеремонны!
Я ничего не успела сказать в ответ, как в комнату вошел мой знакомый полицейский следователь Яков Степанович Прохоров. Он был все в том же, что и раньше, потертом сюртуке и не выглядел «важным», как его охарактеризовал слуга.
Ольга Романовна повернула к нему недовольное лица и холодно спросила:
— Это вы добивались увидеться со мной? Чем я обязана такой чести?
— Если вы княгиня Щербатова, то с вами, — ровным голосом ответил Прохоров. — Позвольте рекомендоваться, статский советник Прохоров. Если вы не против, княгиня, то нам лучше переговорить с глазу на глаз без свидетелей.
— Это еще почему? Молодой человек мой близкий друг и у меня нет от него секретов. Ежели вам так потребно со мной говорить, говорите при нем!
— Пожалуй, если это ваше непременное условие, — сказал Яков Степанович, — однако тогда мне нужно будет знать имя вашего знакомого, — официальным голосом сказал он и замолчал, глядя на меня не совсем нормальными глазами.
— Пожалуйста, это Сашенька, то есть сержант Александр Крылов, — представила меня княгиня.
— Право, я смущен, ваша светлость, — после затянувшейся паузы сказал быстро оправившийся от неожиданности Прохоров, — в таком случае мне нужны не вы, а ваш друг. У меня, собственно, дело не к вам, а к нему.
— Сашенька, вы что, знакомы с господином, господином…
— Прохоровым, — подсказал статский советник.
— С господином Прохоровым, — договорила она.
— Знаком и довольно близко, — улыбнулась я, — даже удивляюсь, что Яков Семенович меня сразу не узнал!
— Как же, узнаешь вас в таком обличье, — усмехнулся он. — Когда мы встречались последний раз, вы были совсем другим. Я имею в виду не Преображенским сержантом, а штатским молодым человеком.
— Жизнь заставит, станешь не только сержантом, но и в архиереи пойдешь, — ответила я так, чтобы было понятно только нам с Прохоровым.
— Я вам, надеюсь, не помешаю? — вклинилась в разговор Щербатова.
— Увы, ваша светлость, наш разговор носит секретный государственный характер, и вам будет неинтересен, — вежливо объяснил он.
— Тогда я пойду к себе, Сашенька, когда освободитесь, жду вас у себя, — сказала Ольга Романовна, вставая из-за стола.
Я ей молча кивнула, с нетерпением ожидая, когда мы останемся одни, и Прохоров скажет, зачем пришел. Щербатова между тем не очень спешила уйти и делала мне глазами знаки, чтобы я не задерживалась с пустяшным, по ее мнению, разговором.
— Ну, Алевтина Сергеевна, — тихо сказал он, когда мы остались вдвоем, — всего от вас мог ожидать, но встретить в военном мундире! А что, из вас получился прехорошенький сержант. Барынька, по всему, влюблена в вас по самые уши!
— Вы меня ищите по поводу ночного покушения? Как вам удалось меня найти? — не отвечая на его шутливые слова, спросила я.
— Именно из-за покушения, — сразу же став серьезным, подтвердил Прохоров. — Долг, как говорится, платежом красен. Позвольте поблагодарить за своевременное напоминание обо мне государю. Я со вчерашнего дня действительный статский советник. Теперь моего жалования будет хватать не только на дрова, — улыбнулся он. — А нашел я вас просто, приказал присмотреть за графом Воронцовым. Он послал сюда слугу с запиской, а я направился за ним следом.
— Понятно, и что с покушением, узнали, кто с таким упорством хочет меня убить?
— Кое-что удалось выяснить, но, увы, далеко не все. Не знаю, кому вы перешли дорогу, но враги у вас очень серьезные. Вы уверены, что ничего о них не знаете?
— Если бы знала, покрывать не стала, — покачала я головой.
— И догадок никаких нет? Вы, насколько я понимаю, думать умеете получше иного генерала. Неужели ни до чего не додумались?
Я внимательно посмотрела на собеседника. Прохоров был мне симпатичен с самого начала знакомства, и мне очень хотелось ему доверять. С его умом и талантом сыщика он мог оказать мне неоценимую помощь. Однако если дело касалось престолонаследия, то его долгом было немедленно доложить обо всем начальству и это меня останавливало от полной откровенности.
— Давайте расскажем, друг другу все, что нам известно, — предложила я, — и попробуем сопоставить факты, может быть, тогда удастся что-нибудь понять.
Прохоров согласно кивнул, приготовившись слушать.
— Кто я и мои родители, я не знаю, — начала я, — помню себя лет с трех. Тогда некий чиновник, за что-то получив из казны изрядное имение, привез меня в свою деревню и отдал на воспитание в крестьянскую семью. От того времени осталось дорогое детское платьице, крестик и перстень с изумрудом. Этой весной тот же помещик выдал меня замуж за своего камердинера. Муж сразу же после свадьбы бежал из поместья со своей любовницей, был пойман и отдан в солдаты. Я осталась жить на положении дворовой девушки. Вскоре помещик умер. После него имение наследовал его племянник, который ни ко мне, ни к моему делу не имеет никакого касательства.
— Вы это знаете наверно? — перебил вопросом Прохоров.
— Совершенно, он и дядю своего толком не знал. В начале лета к моему новому барину приехал родственник Алексей Григорьевич Крылов. Так случилось, что мы полюбили друг друга, и он на мне женился.
— Однако! Вот это поворот! — восхищенно произнес следователь. — А как же ваш первый муж, камердинер? — спросил сыщик.
— Он бежал из своего полка и его насмерть забили шпицрутенами, — объяснила я. — Мой настоящий муж хороший лекарь, и его пригласили в богатое имение, к помещику, которого на охоте сильно поранил волк. Алексей Григорьевич помещика вылечил, и мы уже собирались оттуда уезжать, как вдруг меня арестовали и без объяснения причины повезли сюда, в Петербург.
— Эту часть вашей истории я уже знаю, — остановил он рассказ.
— Однако есть кое-какие подробности моего ареста, которые вам будет интересно послушать. Чиновник, который меня арестовал, надворный советник Ломакин, сознался, что ему приказали меня убить. Кажется, тайные убийства были его основной специальностью.
— И он вам такое о себе рассказал! — не удержался от восклицания Прохоров.
— Он в меня сразу же влюбился, — невинно потупив глазки, созналась я, — и предложил бежать с ним в Сибирь!
— Ломакин! Влюбился! Это просто невероятно! Ну и что случилось дальше?
— Ночью, когда он собирался меня задушить, была гроза, и он умер от апоплексического удара.
— С ума можно сойти! Алевтина Сергеевна, вы, случайно, не ведьма!? Ломакину бы жить и жить, я редко встречал таких сильных, здоровых людей!
— Конечно, нет, иначе я бы просто улетела оттуда на метле и меня бы искали не во дворце, а на Лысой горе. Вы будете слушать дальше или вам неинтересно?
— Конечно, буду, вы очень хорошо рассказываете. Простите меня за горячность, но я хорошо знал Ломакина и никогда даже подумать не мог, что он знает, чем женщины отличаются от мужчин! А тут такая сентиментальная история!
— Так я осталась жива. Однако на этом мои злоключения не кончились, из Петербурга приехал еще один убийца…
— И тоже умер? — засмеялся Прохоров.
— Тоже, — улыбнулась я, — но не от апоплексического удара, а от кинжала в спине. Мне помог один случайный свидетель. Я вам его назвать не могу, сама о нем почти ничего не знаю.
— А убийцу знаете? — быстро спросил он.
— Только по имени, его звали Платоном Петровичем.
— Платон Петрович, Платон Петрович… — задумчиво сказал он, — кажется, я знаю, о ком вы говорите. Если это тот человек, на которого я думаю, то он гораздо хуже самого Ломакина.
— Иоаким Прокопович Ломакин говорил, что он его начальник.
— Алевтина Сергеевна, вы необычная женщина, — убежденно сказал следователь. — Я бы сто раз подумал, прежде чем что-либо против вас предпринять. И муж у вас тоже преопасный человек.
