Может, зря я не видела в Пашке мужчину? Если бы еще тогда, в лесу, я задержала в своей руке его ладонь с ягодами и посмотрела на него с иной улыбкой, с иной симпатией, если бы я разрешила ему попробовать… Может, жизнь сложилась бы по-другому. У нас родились бы те мальчик и девочка, которых я вижу во сне… Они на Пашку не похожи… Не хочу… Даже теперь, зная судьбу наперед, ничего не хотела бы в ней изменить. В ней было нечто столь ценное, столь важное… Нет, пусть прошлое останется таким, каким оно было.
Я рада за него. Судя по тому, что рассказывают теперь, она ему — настоящая пара. И дай Бог им счастья.
Но все равно грустно и немножко больно. Плачу я, вспоминая нашу молодость, наше общее прошлое. Спасибо, Павлик, за любовь и преданность стольких лет. Только… Что же ты лишил меня возможности сказать тебе это лично?..
Грусть — светлая.
Боль — пройдет.
С Павликом уходит от меня целая эпоха моей жизни. Молодость. Что ж, прощай, эпоха надежд, чистых радостей, бездонных разочарований, роковых потерь. Спасибо тебе за то, что ты была. За все, что ты принесла. Хорошо, что ты больше не вернешься.
* * *
— Виктор, в какой выпуск ты ставишь «неразменную купюру»?
— Хочу придержать до последнего. Мол, выполняю обещание и ухожу с чистой совестью, без долгов.
— Я просматривала материал. Виктор, извини, тебе не кажется, что это скучновато?
— У меня с самого начала душа не лежала к этой теме. Мне она тоже казалась скучной и никчемной. Но я пообещал и действительно хотел сделать объективный анализ проблемы. Детективов и фантастики с «неразменной купюрой» в заглавной роли без меня хватает. Скажи, Лин, эта версия — «неразменная купюра» как психологический феномен — не показалась тебе убедительной?
Сразу после московской пресс-конференции, еще находясь в клинике, Виктор дал аналитикам задание подготовить ему обзор материалов по «неразменной купюре». Те отлично выполнили работу: все материалы четко делились по рубрикам, перекрестные ссылки поражали безупречной точностью.
Виктор читал и не видел, что мог бы или что хотел бы добавить к сказанному и сделанному коллегами. Он отложил решение вопроса до второй своей поездки в Москву: вдруг удастся зацепить там что-нибудь новенькое и интересненькое? Не вышло. Москва молчала — не то загадочно, не то сонно.
Виктор тянул время, ждал результатов изысканий своих сотрудников по всей Европе. Но в конечном итоге на нужную мысль его навел очередной аналитический дайджест. Среди уже привычных рубрик он обнаружил свежий заголовок: «Психологический феномен».
В рубрику входила всего одна статья, напечатанная в какой-то крошечной немецкой газетке, откуда никто и никогда ее не извлек бы, если бы не умный читатель, давший себе труд отсканировать статью и бросить в Интернет, где ее подобрал один солидный информационный сайт. Статья Виктору очень понравилась. Небесспорно, однако свежий взгляд на проблему был найден.
«Неразменная купюра» живет в кошельке каждого из нас, утверждал автор. Мы слишком боимся остаться без гроша в кармане, и потому бессознательно припрятываем от самих себя хотя бы одну купюру, которую неожиданно находим в самый отчаянный момент. Или «забываем» определенную сумму на кредитной карточке. Кстати, кредитные карточки упоминались в статье на удивление мало.
С другой стороны, многие так плохо умеют считать деньги, что спохватываются, когда ничего уже не осталось, и не могут понять, куда подевались деньги, которые только что лежали в кошельке.
Статья была помещена в Интернете без подписи. Виктор просил найти автора. Но вскоре из Германии пришло известие, что газетка, напечатавшая этот материал, уже приказала долго жить, не выдержав тягот экономического кризиса. Перегружать корреспондента, и так по уши занятого саммитом ЕЭС во Франкфурте, Виктор не стал. Он нашел специалистов в Англии.
Психологи, социологи — известные ученые — с удовольствием поделились со Смитом своими профессиональными версиями проблемы «неразменной купюры». По его просьбе один сотрудник Лондонского университета провел простенькое исследование: собрал и сравнил легенды о «неразменной купюре», бытующие в разных социальных слоях населения. Оказалось, что достоинство купюры менялось прямо пропорционально уровню доходов рассказчика. Версия неизвестного немецкого автора имела право на существование.
С идеей сюжета Виктор определился окончательно, остальное было делом техники. Материал казался ему увлекательным какой-то сложной, неочевидной логикой движений человеческой души.
Сюжет был готов еще в начале марта, но Виктор подумывал, не стоит ли вставить его в самую последнюю свою передачу. Что-то вроде прощального поклона: сделал все, что мог, и ухожу спокойно.
— Почему? — всполошилась Линда, — очень убедительно! Мне понравилось, что версия там не одна, их несколько, однако все они — в русле психологического объяснения феномена. Но тебе не кажется, что весь этот психоанализ будет скучноват для публики: ни политических интриг, ни ползучей инопланетной интервенции?
— Хорошо, Лин! Я немножко завяз в этой теме, взгляд со стороны не помешает. Давай отсмотрим вместе и обсудим, что изменить, как придать сюжету динамики.
Узкую, как пенал, комнатку без окон, забитую аппаратурой, широкий плазменный экран, наподобие ночника, освещал мирным голубоватым светом. Полоса белого света пробивалась сзади, из приоткрытой двери.
Два кресла стояли вплотную друг к другу: иначе не умещались. Локтем Линда чувствовала каждое движение руки Виктора, приподнимавшей пульт, нажимавшей то на одну, то на другую кнопку: «Пуск», «Стоп», «Назад», «Пуск», «Стоп»… Она делала умные и тонкие замечания. И все время чувствовала слабый, на грани различимости, запах его туалетной воды или дезодоранта, напоминавший запах морского ветра. От его тела наплывали волны тепла.
Виктор все время оборачивался к ней, чтобы выслушать или сказать что-то, и она старалась не слишком часто ловить взгляд его широко раскрытых от недостатка освещения серых глаз; не слишком пристально наблюдать, как обнажаются и вновь скрываются за его движущимися то в улыбке, то в речи губами ровные блестящие зубы. На таком маленьком расстоянии, казалось, она чувствовала, что губы у него теплые, упругие и сухие.
Пару раз она слишком далеко выставила локоть за пределы подлокотника кресла. Виктор, глядя на экран и одновременно жестикулируя зажатым в ладони пультом, задел ее руку. В первый раз сказал: «Ой, извини» — и ладонью мимолетно коснулся ее. Во второй раз снова покаянно воскликнул: «Извини! — и добавил: — Тесно тут ужасно!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
