— Какие традиции? — закричал Даулетов. — Традиции народа не могут быть безнравственными.
— Опять со своей нравственностью…
— Да, с ней. С ней. Сама подумай: сидим за столом, я — младший из мужчин, и мне вручают баранью голову. Не аксакалу, не хозяину. А мне. Потому что директор. Это что, по-твоему, тоже традиция? Или подхалимаж? А подарки? Да, положено гостя на прощание одарить. Но ведь это уже не подарки, это взятка. Разве подхалимство и взяточничество — это народные обычаи? — Он вздохнул и продолжил уже спокойнее: — Ты же работала в Хиве и знаешь, что хан ел плов раз в неделю. Хан! А меня, когда ездил инспектировать колхозы, пловом трижды в день потчевали. Вот и сосчитай, во сколько раз я был знатнее хана. Народные обычаи, говоришь? Но народ состоял из баев и из дехкан. Откуда у нас, у потомков дехкан и пастухов, байские замашки? Да что там байские. Мы за норму считаем и то, что даже хану не по карману было. Откуда?
Светлана действительно, как многие приезжие и как человек, изучивший историю каракалпаков, с почтением и даже благоговением каким-то относилась к традициям чужого для нее, но ставшего близким народа. Она была убеждена, что обычаи Востока невероятно прочны, особенно в аулах, что они по-прежнему нерушимы и святы и что нет худшего оскорбления для аульчанина, чем нарушение обычаев и обрядов. Она, конечно, знала, что свои нравы есть у любого рода-племени, есть они и у русских, но почему-то полагала, что у ее соплеменников традиции могут и должны меняться быстрее, чем тут, на Востоке, на великом древнем самобытном Востоке. Сама она, разумеется, не очень-то блюла заветы предков, но вот когда ее муж или его ровесники не считались с подобными заветами — это ее очень огорчало.
— Послушай, Жаксылык. Если есть обычай одаривать гостя, то должен быть и узаконенный традициями способ вежливого отказа. Должен быть, и ты его обязан знать.
«А ведь верно, — подумал Даулетов. — Был, видимо, такой способ. Забыли мы его, что ли, за ненадобностью? Привыкли брать, когда дают, и отвыкли отказываться. А может, зря на других грешу? Может, только я его не знаю? — укорил он себя. — Вообще, если по-честному, слишком плохо знаю историю и традиции своего народа. Стыдно это».
Жаксылык разделся и лег спать. А Светлана зачем-то вышла на кухню, и слышно было, как громыхает она посудой. Сердито громыхает.
Пока Светлана возилась на кухне (зачем возилась? Да просто так, чтоб раздражение поумерить), она услышала легкий стук в окно. Открыла раму и увидела Фариду.
— Светлана-келин, — шепнула она, — вы сегодня очень обидели нас. Разве это хорошо, сестрица? Ержан сказал: «Иди, и если не возьмут подарки, не возвращайся». Что делать мне? — и она протянула свертки.
— Нет, что вы? Я не могу. Вы же видели…
— Сестрица, вы молодые, вы новые люди в ауле. Не надо начинать с оскорбления. Не надо плевать в чужой очаг. Твой муж очень крут. Пока. Но потом он и сам поймет, что так не годится с людьми поступать. А мы, жены, должны быть умнее. От нас зависит, сколько у мужа врагов будет, сколько друзей. Сам же потом и спасибо скажет. Думаешь, мой Ержан ягненок был? Нет, тоже конь норовистый. Но такова уж наша доля. У нас всегда в мозгу на один изгиб больше должно быть. Возьми, Светлана-келин, возьми.
— Хорошо, тетушка Фарида. То, что мне предназначалось, я возьму. А его — нет. Боюсь.
— Хорошо, сестренка. Будь по-твоему. А его подарок я сохраню… Ты приходи к нам. Чего оДной-то сидеть. Попьем чаю, поговорим. Ну-ну, иди, а то он бог знает что подумать может, — она передала один сверток, отошла от окна и тотчас растворилась в темноте.
Светлана развернула бумагу и ахнула — отрез превосходного тончайшего бархата. Она вновь завернула подарок и сунула его в кухонный шкаф, поглубже, подальше за кастрюли. Сюда Жаксылык никогда не заглядывал. Потом крадучись, на цыпочках пошла в спальню. Сегодня она впервые обманула мужа.
11
Четвертый день шла уборочная, а темпа не набирала. С прохладцей работали механизаторы. Причем если вначале за день давали два — два с половиною процента к плану, то на третий день — всего полтора. Мамутов собрал водителей уборочных машин и стал требовать высокой выработки.
— А зачем? — ответили они. — Нам по-прежнему начисляют согласно плановой площади бригады.
Вмешался Даулетов. Бухгалтерия действительно руководствовалась, как он выяснил, старыми данными. Для нее обмер и даже акт обмера не был еще документом. Цифры-то плановые спускались сверху. И спускались раз в год. Новый год еще не наступил, следовательно, никаких перемен не может быть. Пришлось взять на себя права планирующих органов и проставить на всевозможных ведомостях и сводках новые цифры.
— А как будет с урожайностью? — не без ехидства спросил плановик.
— Как и было, — ответил Даулетов.
— Простите, мы планировали двадцать девять центнеров хлопка с гектара, бригады взяли обязательство — тридцать один. А гектаров оказалось на двадцать — тридцать процентов больше. Делим общий урожай на новое количество гектаров и получаем средний урожай не больше двадцати центнеров… Уразумели?
— Уразумел, — смутился Даулетов. — Но общий урожай тот же?
— Естественно.
— Будем исходить из общего урожая, Юсуп Абдуллаевич. Сколько должен сдать совхоз, столько и сдаст. План выполнит.
— Премию, однако, дают за перевыполнение по урожайности. А у нас его не будет.
— Не будет перевыполнения, не будет и премии.
— Окажемся на последнем месте, — предупредил плановик.
— Окажемся на таком, Юсуп Абдуллаевич, которого достойны.
Плановик склонил голову, дескать, воля ваша — повинуюсь, но рассуждения Даулетова он считал, мягко говоря, странными и, если грубо говорить, глупыми, а мог бы сказать и еще грубее.
— А как у нас рис? — поинтересовался Даулетов. Для формальности поинтересовался, знал, что рисовый клин тоже не порадует его.
— Несколько лучше, но не у всех. Аралбаев даст, пожалуй, план.
— С дополнительной площади?
— У него дополнительной почти нет. Постарается, дотянет и до обязательства.
— Будем ориентироваться на Аралбаева. И бригадир толковый, и человек порядочный. Еще таких пару бригадиров, и можно засыпать район рисом.
— Вы оптимист, Жаксылык Даулетович.
— Как все плановики.
Насмешку почувствовал плановик и нахмурился.
— Вы не плановик, — насупился Абдуллаев, — вы, так сказать, экономист-теоретик, экономист-прогнозист, а вот я действительно плановик-практик и потому далек от радужных мечтаний. Пока что конкретные цифры не внушают оптимизма.
— Да у нас, Юсуп Абдуллаевич, как я посмотрел, ни одной цифре верить нельзя, ни той, что обнадеживает, ни той, что угрожает.
— Преувеличиваете, Жаксылык Даулетович!
— Хорошо бы… к сожалению, преуменьшаю. Абдуллаев ушел обиженным, и не успела за ним закрыться дверь, как в кабинет директора ввалился Сержанов и за ним двое мужчин, не местных, не жаналыкцы, один русый, другой чернявый. С какими-то папками, свертками.
— Радуйтесь! — пробасил Сержанов. — С января начнем строить новый поселок.
— Радуюсь! — весело откликнулся Даулетов. — Указание старших — закон.
— Я не шучу. Действительно надо радоваться. Архитекторы привезли проект нового поселка Жаналык, детища нашего…
Архитекторы представились Даулетову.
— Здравствуйте! Новый аул нам нужен. Очень нужен.
— Поселок, — поправил светловолосый и стал разворачивать рулон.
— Я и говорю — аул.
Архитектор пожал плечами, но поправлять снова директора не стал, счел его выходку за чудачество: каких только директоров ему не приходилось встречать на своем веку!
Начали рассматривать план застройки главной усадьбы совхоза. Проектировщики должны были давать пояснения, как и принято в таких случаях, но Сержанов не упустил возможность показать свою осведомленность и причастность к созданию проекта. Он тыкал пальцем в кальку и растолковывал, где что должно стоять и как выглядеть. Все знал: не первый раз, видно, держал он в руках проект.
— Здесь клуб с парком и фонтаном у входа… Стадион выносим на край поселка, чтобы попросторнее было ребятам. Там ведь и футбольное поле, и беговые дорожки. Контора наша, естественно, в центре, сплошь бетон и стекло…
Впечатляющим был проект.
— Дома? Дома рабочих какие? — Даулетов стал искать на отдельных листах проекты жилых зданий. — Учтены малосемейные и многосемейные?
— Все учтено, Жаксылык Даулетович, — достал листы светловолосый. — Проекты жилых построек разработал наш Досмурза. Он хорошо знает быт и местные условия…
— Аульчанин? — бросил взгляд на чернявого Даулетов. Тот усмехнулся:
— Из аула Нукус. Все захохотали.
— Нукус — большой аул…
Досмурза развернул ватман и показал проект дома. Кроме плана помещений здесь были даны контуры фасада жилой застройки.
