предстают перед нами зависимыми от мужчин, которые выступают их спасителями. Роль женщин также может быть контрпродуктивной: они отвлекают мужчин от исполнения долга, соблазняют их или уговаривают заняться наркоторговлей даже тогда, когда эти мужчины могут помочь прервать порочный круг зависимости. Все указанные нарративы не только подчеркивают конфуцианские идеалы, которые отводили женщинам в основном роль семейной работницы, но и отражают глубокую обеспокоенность здоровьем, статусом и самосознанием китайцев в Маньчжоу-го – в отличие от официальной риторики, которая фокусировалась в большей степени на экономических и промышленных проблемах. В произведениях, написанных женщинами, женские персонажи чаще изображаются жертвами злоупотреблений со стороны мужчин, а зависимость от наркотиков лишь обостряет их порабощение в Маньчжоу-го. Такие авторы, как Лань Лин, Мэй Нян и Чжу Ти, описывают интоксиканты, бедность и патриархат как составные элементы «[тяжелой] женской доли» [Mei 1998: 127]. Их сюжеты имеют устойчивый негативный подтекст в целом. Хотя писательницы поддерживают кампании по борьбе с интоксикантами, они настроены по отношению к государству более критически, чем можно было бы ожидать от «колониальных» литераторов.
Китайские писатели, с которыми мы познакомились в настоящей главе, вторили антиалкогольным и антиопиумным заявлениям властей Маньчжоу-го, поскольку они находили в них созвучные их представлениям идеи. Впрочем, то же самое можно сказать о многих официальных лицах, относившихся со схожим негодованием и к интоксикантам, и к популярной культуре, считая, что и то, и другое требует надзора и соответствующих законодательных актов для обеспечения контроля над обоими процессами. Однако власти Маньчжоу-го так и не смогли собрать необходимую политическую волю, ресурсы и законодательную базу, чтобы получить полный контроль над алкоголем и опиумом. Поддержка литераторами официальных кампаний Маньчжоу-го по борьбе с интоксикантами способствовала публикации финансируемых японцами произведений на китайском языке, однако писатели не просто бездумно следовали официальной политике. Мы находим в их работах сюжеты, подливающие масла в разгорающийся в Маньчжоу-го огонь. Такое наследие послужило в дальнейшем основанием для закрепления негативных воспоминаний о режиме. Хотя японцев уберегли от прямолинейного осуждения, отрицательное отношение к японскому правлению ощущается в мрачных сценах, демонстрирующих подавленность и зависимость героев от наркотиков. Вопреки своей военной мощи режим Маньчжоу-го оказался неспособен полностью утихомирить своих недоброжелателей и осуществить избранные политические курсы. Более того, отдельные формы критики даже поощрялись. И все же осуждение в литературе интоксикантов, а соответственно, и империалистического гнета ударило по японцам и китайцам с той же силой, что и схожие нарративы, по настоящий день указывающие ответственных за развязывание опиумных войн. Многие десятилетия после краха Маньчжоу-го авторы, получившие известность при колониальном режиме, – в частности, Ли Чжэнчжун, Мэй Нян, Ван Цюин и Ян Сюй – сталкивались в Китае с личными и профессиональными гонениями, будучи заклеймёнными как предатели за их достижения при японской оккупации вне зависимости от критической направленности их произведений. На фоне смены режимов и сдвигов в оценках исторических фактов образы людей, которые на страницах своих романов и рассказов вели борьбу с интоксикантами, утонули в отрицательных воспоминаниях о Маньчжоу-го, которые они сами же в значительной мере и породили. Следующая глава посвящена вымышленным и документальным сюжетам о женщинах, игравших в опиумной отрасли наиболее заметную роль, – хостес.
Глава 6
Переполох в сервисной индустрии
Весной 2009 г. внимание международного сообщества внезапно сосредоточилось на официантке Дэн Юйцзяо из провинции Хубэй. Девушка убила во время работы чиновника и ранила еще одного человека. Сама Дэн утверждала, что это был ответ на попытку мужчин изнасиловать ее. Дело Дэн и реакция на него со стороны судебных кругов, СМИ и интернет-пользователей явственно раскрыло статус женщин в китайском секторе услуг. В тот же год Чжэн Тяньтянь опубликовала свое исследование «“Красные фонари”: жизнь работников секс-бизнеса в постсоциалистическом Китае» о женщинах, задействованных в секс-индустрии Северо-Восточного Китая. Хотя эти женщины работали в иных условиях, чем Дэн, в их жизни было множество совпадений. Чжэн указывает, что «для продвижения по жизни» женщинам в Китае приходится «использовать свою внешность и сексуальность – единственные таланты, которые признаются за женщинами» [Zheng 2009: 22]. Исследовательница связывает этот статус женщин с давней коллаборацией между государством и патриархатом: «китайское государство всегда служило интересам власти мужчин» [Ibid.: 20]. «Красные фонари» демонстрирует, как жизнь женщин в городе Далянь структурирована в соответствии с разграничениями по гендерному признаку и социально-экономическим условиям, что приводит женщин к рискованному трудоустройству, которое состыкуется с историями о своей жизни, которые Дэн Юйцзяо поведала в суде. В этой главе мы рассмотрим в первую очередь феномен хостес в «точках розничной торговли» опиумом (линмайсо)[181], которые действовали в Маньчжоу-го в 1930-е гг., когда развернулись споры по поводу «признанных талантов» женщин и того, в каких видах трудовой деятельности их можно занять. Отражающие распространенные представления о хостес репортажи газеты «Шэнцзин шибао» (Shengjing Times) указанного периода формировали основу для вымышленных сюжетов не только о хостес, но и о других работающих в секторе услуг женщинах, что мы уже видели в рассказе Мэй Нян 1940 г. «Преследование». Споры начала XX в. по поводу работы «новых женщин» раскрывают неоднозначность их роли в сфере услуг и производстве интоксикантов.
Женщины трудились в секторе услуг Китая на протяжении многих веков. Не позже начала династии Тан (618–907 гг.) они на постоянной основе работали при винных магазинах и ресторанах, завлекая клиентов на пробу товаров и способствуя созданию в заведениях приятной атмосферы. В Чанъане[182] – столице династии Тан – работодатели искали девушек «экзотического происхождения», в частности «западных куртизанок» со светлыми волосами и голубыми глазами [Chang 1977: 137]. На поздних этапах существования Китайской империи женщины продолжали работать в винных магазинах, ресторанах и иных заведениях, что ярко отражается в литературе того времени, в том числе классическом романе «Речные заводи». Впрочем, тысячелетняя практика найма женщин для подобной деятельности не исключала полемику по поводу того, насколько благопристойными являются женщины, имевшие такое место работы[183]. Официанток и хостес часто осуждали за «кокетливую и вызывающую» [Shengjing shibao 1934b][184] одежду и косметику, при помощи которых они, вероятно, старались продать покупателям не только свои товары, но и тела. Современник хостес Ю Ю заявляет, что клиенты неизбежно попадали в «дурманящий плен» таких женщин [You 1933: 5]. Ближе к концу Китайской империи, по мере распространения в обществе рекреационного потребления опиума, дополнившего уже используемые алкоголь, табак и иные потребительские интоксиканты, женщины стали играть в заведениях по продаже наркотиков весьма примечательную роль.
«Новые женщины» стали особенно заметной частью городского ландшафта на северо-востоке Китая во времена милитариста Чжан Цзолинь. Их феномен осложнил и
