Долго и неподвижно глядела Нелли вслед удаляющейся фигуре с веслом в руках.
— Так и пойду я к тебе в гости, дожидайся, — наконец прошептала она сквозь зубы.
— Как знать, — странно взглянув на Нелли, отозвалась Катя.
— Ни за какие коврижки. Экой наглец.
Прошла четверть часа, а быть может, и половина, когда девочки заметили, что вода, переливающаяся через овальные медальоны решетки, выпустила их и заплескалась в вертикальном узоре прутьев…
— Спадает, ей-богу спадает! — в волнении выдохнула Катя.
— Не божись, нехорошо.
— Лучше подумай, как нам отсюда выбираться. Через дом лезть обратно опасно будет, он перекорежен весь.
— Да спрыгнем с крыши, высота-то небольшая.
— Достаточная, чтобы ноги поломать, если под нами мостовая.
Но еще через половину часа сделалось ясным, что внизу не булыжник, а осенне-жухлая трава, полощущая стебли в убывающих водах, словно водоросли или волосы русалок.
Дом начал тяжело опускаться на землю, когда вода еще держалась. Со странным чмоканьем дрогнули стены, и Нелли с Катей едва не свалились с крыши от тяжелого толчка.
— На земле! Ура!! Мы на земле!!
— Ура-а!!
Подруги запрыгали от восторга по крыше, уже не заботясь о том, что она ходит ходуном.
— В воду прыгать мягче, — задумалась Катя, — но холодно потом будет, осень все-таки. Давай уж подождем.
Сказано было разумно, но Нелли еле сиделось на месте: ей казалось, на этой глупой крыше провела она долгие годы жизни. Вода, впрочем, уходила все быстрее. Вот уже из нее проглянули первые лохматые кочки, вот сплошная вода раздробилась на лужи и лужицы.
— С Богом, полетели! — Катя свесила ноги с крыши и оттолкнулась. Как и Нелли, падать она умела, по обыкновению всех хороших лошадников. Через мгновение девочки валялись уже в мокрой траве, громко хохоча.
Как приятно оказалось, спружинив в коленках, вскочить на ноги, ощутить под ногами упругую, живую земную твердь.
— У тебя волоса в глине!
— А у тебя нос!
Кроме волос и носа, в глине и тине были плащи, штаны и манжеты, причем у обеих. Катя к тому ж потеряла шляпу.
— Ноги промокли, жуть, — Нелли, запрыгав на одной ноге, стащила с другой туфлю и вытряхнула. Затем она проделала то же со второй.
— И у меня насквозь. А идти-то далеко.
Идти оказалось много дольше, чем было бы до наводнения. Под ноги лезли покрытые тиной обломки дерева и черепицы, а в некоторых улицах проход был полностью загорожен поломанными телегами и разбитыми лодками, жалостными тушами потонувших лошадей и коров, стволами вырванных с корнем дерев. В других же местах пройти нельзя было оттого, что мокрые мужики и мещане под руководством полицейских офицеров начинали уже работы по разбору опасно поврежденных зданий. Усатый полицейский солдат нарочно стоял, чтобы заворачивать прохожих от обвального места.
— Только б наши-то лошади целы были…
Внимание Нелли привлекла девочка, сидевшая прямо на тротуаре, привалившись спиной к стене в очевидной потере сил, быть может лишившаяся чувств. Ее васильковое платье потемнело от воды, а передник с чепцом казались из белого серы.
— Гляди! Да это ж дочка той доброй женщины, что кричала нам с крыши! — Нелли кинулась к ребенку, не обратив внимания, что Катя от нее отстает. — Где твоя маменька, малютка?
Девочка точно была без чувств. Подбородочек ее лежал на груди, а упавшие без сил холодные ручки не отозвались на прикосновение Нелли.
— Тебя надо в тепло и скорей снять мокрое да растереть водкой! — Нелли с силой подняла послушное тельце на руки и побежала назад, в переулок, где слышались голоса работающих. — Потерпи немного, сейчас мы все устроим!
— С того дома начинаем, может, кто остался внутри! — кричал жителям молодой офицер, указывая рукою. — Багры сюда!
— Господин офицер!! — Нелли запыхалась.
— Чего тебе, мальчик? — Голос офицера сделался ласковым, но Нелли удивилась невольно, отчего он назвал ее мальчиком, а не молодым человеком, как обязательнее по отношению к недорослю. — Это сестра твоя?
— Нет, сударь, эта девочка потерялась. Я видал ее во время наводнения и могу вспомнить, где она живет. Но сейчас она совсем без сил, давайте отнесем ее какой-нибудь женщине!
— Ей уже не нужны силы, мой друг, — офицер положил руку Нелли на плечо. — Вон кто может о ней позаботится.
Нелли медленно обернулась. Три монаха в низко надвинутых куколях медленно влекли по улице повозку, а четвертый разгребал перед ними сор, могший помешать колесам. Черноволосый мужик лежал в повозке неподвижно, неудобно запрокинув косматую бороду. Рядом с ним лежала совсем молодая девушка, одетая как мещанка. Беспомощно, словно никогда не ходившие по земле ноги большой куклы, торчали из мокрого подола ее козловые башмачки. К девушке привалился мальчик лет осьми, одетый только в длинную сорочку и ночной колпак с кисточкой. Видимо, вода убила его прямо в кроватке.
— Еще двоих заберем, да для этой ходочки довольно, — тихо говорил старенький по голосу монах товарищам. — Больше-то не осилим, тяжко без лошади. Лучше лишний раз воротиться.
— Давай ее сюда, голубчик, — монах обращался к Нелли.
Не может быть! Нелли помнила таинственный сон, окутывавший лицо Ореста в гробу, но это было совсем другое! Затененное мокрыми оборками округлое личико с ямочками на щеках было совершенно живым, холодное тельце таким послушным и гибким на ее руках… Вить оне были невредимы, когда вода перестала подниматься! Что же случилось? Где ее мать?
— Наводнение и есть наводнение, сынок, — словно отвечая на мысли Нелли, молвил другой монах, осторожно вынимая дитя из рук Нелли. — Всякое случается. Имени-то не знаешь младенца?
— Нет.
Повозка тронулась дальше. Работающие приостановились, чтобы пропустить печальную процессию.
Чувствуя, что не в силах сдержать слезы, Нелли полезла в карман за носовым платком. Пальцы ее скользнули по холодной гладкой вещице.
— Погодите! — Нелли в два прыжка догнала повозку.
Фарфоровый зайчик, сто лет назад выеденный из шоколадного яйца, перебрался из кармана Нелли в полотняный широкий карман, нашитый посреди детского передника. Нелли плакала, уже не таясь.
— С Богом, голубчик, ступай с Богом, — монах осенил Нелли крестным знамением.
Часы на дальней башне начали бить. Полдень! Всего только полдень! Катя, как следовало ожидать, появилась из ближних ворот, когда
повозка скрылась уже из глаз.
Раньше часу пополудни они были уже на Петровской набережной.
Увидя на пороге своих жильцов, вдова охнула от радости. Из отворенной двери шел смрадный пар: на протянутых по всей комнате веревках висели покрывала, ковры, перины, платье и шубы. В камине гостиной жарко полыхал огонь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
