Темнота.
– Это небо, – сказал Белов. – Сейчас камера направлена на небо. Его нет. Я не знаю, что это…Это не лицо Бога…
Он всхлипнул.
– Скорее всего, они бросят бомбу. Бомбу, это правильно, бомбу… Если, конечно, успеют. И если смогут. Надо успеть. Это… Это… Кажется, это ад.
Белов закашлялся.
– Сейчас я покажу.
Белов поднялся, направил камеру.
Город. Его трудно было узнать. Из-за тьмы.
Сейчас, даже в самые темные ночи мир четко делится на землю и небо. Потому что есть звезды, есть отблески солнца, и я почти всегда могу провести черту. Здесь же небо сошлось с землей окончательно, и не стало ни неба, ни земли, только мрак со всех сторон. Свет тоже остался, но его было мало, и перевесить тьму у него не получалось. Горели свечи в окнах, костры на крышах, горели дома. Желтели фары у машин на дорогах, мелькали лучи фонарей, происходила какая-то суета. И крики.
– Непонятно, – сказал Белов. – Что произошло?.. Небо погасло… Мощность установки повысилась, такого не может быть… Всех энергостанций Земли не хватило бы даже на четыре процента той мощности, что влилась к нам… Как будто кто-то закачал энергию извне…
Запись прервалась.
– Все? – спросил Егор.
Я посмотрел на счетчик.
– Еще восемнадцать минут. Перемотаю чуть.
Включил убыстренную перемотку, на экране возник город, снял палец с кнопки.
– Видимо, это все-таки струны, – сказал Белов. – Гейнц предполагал… Но он не предполагал, что это будет так… наглядно. Энергии слишком мало, ее не должно было хватить. Повторюсь, возможно, это прорыв извне, наложение…
Белов рассмеялся.
– Похоже, мы прикончили все.
Камера развернулась, промелькнула крыша, еще что-то, и мы увидели самого Белова. Старый. Непонятных лет дядька. С щетиной, седой, с гладкой кожей. Он даже улыбнулся, я отметил, что половина зубов сломана. Недавно. И губы разбиты в мясо.
Добро пожаловать в наш мир.
– Недавно расцвело, – сказал Белов. – И вот как выглядит город, я наеду.
Камера заглянула через реку.
Пожары. Машины везде, от края до края, заторы. Люди. Бредут куда-то, присыпанные пылью, растерянные. В реке, справа, самолет. Большой, настоящий, упал, расколовшись на половины, по воде плывут масляные пятна. Удивительная все же вещь – камера, видно чуть ли не больше, чем получится схватить взглядом, растекающееся по поверхности масло видно в мелких подробностях.
– Катастрофа, – сказал Белов. – Похоже… Не знаю… Возможно, это были реакторы, под городом восемь реакторов, если не считать научных. Цепная реакция могла затронуть их все, она могла пройти по волне… Тогда это… ядерная зима.
Запись прервалась, и тут же началась новая.
Было светло. Белов выглядел исхудавшим, но довольным. Город не горел. Вернее, горел, но гораздо меньше. Улицы запружены автомобилями, движения никакого. Зато людей много. Шагают с сумками понурые. На перекрестках военные.
– Привет еще раз, – сказал Белов. – Это я. И все еще жив. Тьма сегодня отступила. Военные объявили эвакуацию. Через порт, через вокзалы, все направляются туда. Город серьезно разрушен, везде мародеры. Не хватает воды…
Белов усмехнулся.
– Говорили, что вода станет важнейшим ресурсом, никто не верил… А это правда. Вчера днем… Или, вернее, вчера ночью… Не знаю. Одним словом, меня чуть не убил какой-то бухгалтер за полторашку без газа. Когда такое еще было? Наступают новые времена, в этом нет никаких сомнений. Хотите кое-что покажу?
Белов направил камеру на небо, она принялась бродить меж облаками.
– Облачность… – разочарованно сказал Белов. – А есть на что посмотреть, зрелище небывалое. У нашего Солнца появился двойник.
Белов хихикнул.
– Да-да, двойник. Это не оптический эффект, совсем другое. Второе солнце маленькое, меньше почти на треть. Оно висит правее. Я увидел это сегодня, я смеялся… А вот и власти. Они все еще пытаются взять район под контроль, вы видите эту запоздалую демонстрацию силы…
По набережной двигалась танковая колонна. Танки плющили сбившиеся в кучу машины, рычали и плевались черным дымом.
– Глупо. Все равно что штопать пробоину в танкере нитками. Нужен удар, нужно все выжечь… Мне кажется, мы немного опоздали…
Выстрел. Только такой, что Белов даже подпрыгнул. Танк.
– Ну вот, снова стрельба. В Москве становится жарковато. Миронов с четвертого канала обещал достать аусвайс в обмен на пленку. Так что я отправляюсь в телецентр. Прямо сейчас, пока еще можно пройти. С вами был инженер Иван Белов. Я думаю…
В коридоре грохнуло. Егор щелкнул зубами, прикусил язык, плеер упал, экран раскололся, проскочила искра.
– Это…
– Растяжка, – сказал я. – Оставил в коридоре, за баррикадой.
– Китайцы снова, – прошептал Егор. – Они идут… Уже совсем близко.
– Похоже. Надо выбираться. Скорее.
Плеер кассету не отдавал.
Я нажимал на кнопки, никакого эффекта. Умер. Разладилась тонкая внутренняя механика, шестеренки зацепились за шестеренки. Выхватил ножик, попытался вскрыть. Кожух не поддавался.
– Скорее, – Егор оглядывался испуганно. – Скорее давай… Они уже близко…
– Не мешай.
Плеер упорствовал. Ладно, возьмем целиком.
Сунул аппарат в пакет, завязал узлом. С собой брать нельзя, лучше…
Егор дышал. Громко и нервно, очень уж ему не хотелось попасть еще раз к китайцам, крови было жалко, всю ведь откачают.
Проверил двустволку. Все в порядке. Бронебой, картечь. Надоели мне что-то китайцы.
Опять грохнуло. И тряхануло.
– Еще растяжка? – спросил Егор. – Ты две поставил?
– Одну. Опять, наверное, на крышу садятся. Иди к баррикаде.
– Что?
– К перегородке. Сядь на пол у стены и жди. Не дергайся.
– А ты?..
– Живо!
Егор послушно вышел из монтажной. Я остался один. Времени мало. Китайцы же…
Ладно, с китайцами разберемся. Теперь главное. Собрал кассеты, ссыпал их в полиэтиленовый мешок. Хотелось сказать что-то, а просто плюнул. Убрал кассеты в рюкзак. Порядок. Еще кое-что надо сделать, две минуты, куда бы…
– Дэв! – позвал Егор. – Давай скорее!
– Сейчас! Иду.
Егор сидел на полу, у стены, как я и велел. Начинает мне нравиться. Жизнь учит человека лучше любого наставника.
Железная переборка. Цела. Под потолком с уютным жужжанием горела лампочка, старомодная, похожая на вытянутое яйцо.
– Слушай дальше, – прошептал я. – Сейчас мы пролезем в ход…
– А если они там?
– Конечно же, они там. Они там. И ждут. Мы их убьем. Потом вернемся за Алисой. Понял?
– Да.
– Тогда начинаем.
Я достал гранату, выдрал кольцо, швырнул в дыру. Граната запрыгала по полу. Егор вжался в пол, рвануло. Крепкая баррикада, не рассыпалась, хорошо строили бродяги.
– Теперь вперед!
Я сунулся первым. Выдохнул, втянул живот, пролез, прижался к стене. Через секунду протиснулся Егор, сунулся ко мне, я оттолкнул его на противоположную сторону, приказал:
– К левой стене. Я возле правой, ты возле левой. Идем на ощупь.
– Хорошо…
Карбидку зажигать не стал, в коридоре она не очень поможет, а китайцы, напротив, заметят нас издалека.
– Кассету не забыл? – спросил Егор.
– Взял, не волнуйся. Вдоль. Пошел медленно, я прикрою.
– Как ты прикроешь, ничего не видно же…
– На слух. Пошел.
– Темно, – прошептал Егор. – Я шагаю вдоль…
Свет. Он зажегся разом, во всем коридоре. Яркий, ударил мне в лицо, по глазам полыхнуло, я ослеп.
Закрыл глаза, так мозг быстрее привыкнет. Почти сразу почувствовал. Китайцы. Вокруг. Сразу, много. Что-то звякнуло, Егор закричал:
– Я ослеп! Они здесь…
Его оборвали, но я услышал все, что мне было нужно. Я выстрелил. Левее, чем Егор. Не знаю, попал или нет, наверное, попал, я ведь не промахиваюсь.
Еще выстрел. И еще.
Китайцы не стреляли в ответ. Почему-то. Не собирался разбираться, это их, китайское дело. Я стрелял. Бронебойными. Картечь в ход не пускал, чтобы не поранить Егора, – он иногда мычал, я представлял его расположение.
Огонь. Огонь! Получите!
Оружие – твой единственный надежный друг. Потом бронебойные кончились, я отбросил двустволку и выхватил топор.
Отступать. Укрыться в монтажной с ней. Спрятаться под ванну. Алиса! Разбудить Алису!
Я размахивал перед собой топором, стараясь прослушать, как они ко мне подбираются. Но они вроде как и не подбирались. В коридоре остро пахло горелым, воздух колыхался, но шагов слышно не было, и китайцев я тоже больше не ощущал.
Я заорал, рванул назад, ударился о железо, разбил лицо. Пробрался через проход, на четвереньках, как жалкое робкое насекомое, дополз до двери в монтажную, нащупал ручку, перевалился за порог, задвинул засов. Все.
Попробовал подняться на ноги, тут же стукнулся обо что-то острое, снова упал, снова пополз. На коленях, на коленях полезно, гордыню смиряет, хотя ее во мне и так почти не осталось, точно насекомое, таракан.
– Алиса!
Алиса не отозвалась.
Продолжала спать.
– Егор!
