- Мы сказали им, госпожа, что задуманное - грех, который накажет Господь, - заявил отец Цеолнот. Его беззубый близнец с готовностью кивал в знак согласия.
- А ты сказал им, - громко спросил я, - что не предупредить об этом - тоже грех?
- Мы хотели предупредить тебя, госпожа, - сказал отец Цеолнот, - но они поставили стражу.
Я засмеялся.
- Их было сорок против двух сотен у вас.
Оба священника проигнорировали это замечание.
- Благодарим Господа, что ты жива, госпожа, - прошепелявил Цеолберт.
- Как вы возблагодарили бы Господа, если бы Эрдвульф добился успеха и прикончил леди Этельфлед, - сказал я.
- Хватит! - призвала меня к тишине Этельфлед. Она снова посмотрела на двух священников. - Расскажите мне о муже, - потребовала она.
Оба колебались, переглядываясь, но потом Цеолнот осенил себя крестным знамением.
- Твой муж умер, госпожа.
- Так я и слышала, - произнесла она, и я уловил в ее тоне облегчение от того, что слухи подтвердились. - Я помолюсь за его душу.
- Мы все помолимся, - согласился Цеолберт.
- Он умер мирно, - сообщил другой близнец, - и над ним были совершены все обряды, спокойно и благочестиво.
- Значит, лорд Этельред отправился за своей наградой на небеса, - сказала Этельфлед, а я прыснул от смеха. Она предупреждающе на меня посмотрела, а потом в сопровождении людей, что еще несколько часов назад пытались ее убить, поскакала к остальным мерскийским воинам. То была стража ее мужа, лучшие воины Мерсии, что многие годы являлись ее заклятыми врагами. Хотя я и не мог расслышать, что она им говорит, но видел, как они преклонили перед ней колени. Финан подъехал ко мне, оперевшись на луку седла.
- Они ее любят.
- Да.
- И что теперь?
- Теперь мы сделаем ее правительницей Мерсии.
- Как?
- А ты как думаешь? Убьем всех ублюдков, которые ей мешают.
Финан улыбнулся.
- А, - сказал он, - то есть с помощью убеждения.
- Именно, - согласился я.
Но сначала нам нужно было добраться до Глевекестра, и мы поскакали туда с отрядом из более трех сотен воинов, что еще несколько часов назад сражались друг с другом. Этельфлед приказала поднять свое знамя рядом с флагом мужа. В тех местах, мимо которых мы проезжали, она объявляла, что Мерсией по-прежнему правит ее семья, хотя мы до сих пор не знали, согласятся ли ожидающие в Глевекестре люди с этим заявлением. Я гадал, как Эдуард Уэссекский отнесется к притязаниям сестры. Именно он мог ей помешать, и она подчинилась бы ему, потому что он король.
Ответы на эти вопросы придется подождать, но пока мы ехали, я нашел близнецов-священников, потому что к ним у меня имелись другие вопросы. Они схватились за уздечки, когда я поравнялся с двумя их меринами, и Цеолберт, чей рот я лишил зубов, попытался пришпорить лошадь, но я наклонился и схватил ее под уздцы.
- Вы двое были в Теотанхиле.
- Были, - осторожно подтвердил Цеолнот.
- Великая победа, - добавил его брат, - слава Господу.
- Дарованная всемогущим Господом лорду Этельреду, - закончил Цеолнот, пытаясь меня разозлить.
- Не королю Эдуарду? - спросил я.
- И ему тоже, - поспешно согласился Цеолнот. - Хвала Господу.
Эдит ехала рядом с Цеолнотом под присмотром двух моих людей. Она по-прежнему была в кольчуге, на которой висел яркий серебряный крест. Должно быть, она считала двух священников союзниками, потому что они были такими стойкими приверженцами Этельреда. Она угрюмо поглядела на меня, без сомнений, пытаясь понять, как я намерен с ней поступить, хотя, по правде говоря, у меня не было на сей счет никаких планов.
- Куда, по-твоему, отправился твой брат? - спросил я ее.
- Откуда мне знать, господин? - холодно отозвалась она.
- Ты знаешь, что он объявлен вне закона?
- Полагаю, что так, - отстраненно произнесла она.
- Хочешь к нему присоединиться? - спросил я. - Может, хочешь гнить где-нибудь в долинах Уэльса? Или дрожать от холода в какой-нибудь лачуге у скоттов?
Она поморщилась, но промолчала.
- Леди Эдит, - сказал отец Цеолнот, - может найти приют в святом монастыре.
Я заметил, как ее передернуло, и улыбнулся.
- Возможно, она присоединится к леди Этельфлед? - обратился я к Цеолноту.
- Если того пожелает ее брат, - сурово ответил тот.
- По обычаю, - заявил Цеолберт, - вдова ищет приюта у Господа.
- Но леди Эдит, - я вложил в слово "леди" всё возможное презрение, - не вдова. Она жила во грехе, как и леди Этельфлед.
Цеолнот бросил на меня изумленный взгляд. То, о чем я сказал, было общеизвестно, но он совершенно не ожидал, что я произнесу это вслух.
- Как и я, - добавил я.
- Господь проявляет милость к грешникам, - елейным голосом заметил Цеолнот.
- Особенно к грешникам, - добавил Цеолберт.
- Я это запомню, - заверил я, - когда перестану грешить. Но пока, - обратился я к Цеолноту, - поведай мне, что произошло в конце битвы при Теотанхиле.
Он был озадачен вопросом, но приложил все усилия, чтобы на него ответить.
- Войска короля Эдуарда бросились в погоню за датчанами, - сказал он, - но нас больше заботила рана лорда Этельреда. Мы помогли вынести его с поля битвы, и потому плохо разглядели погоню.
- Но до того, - настаивал я, - вы видели, как я дрался с Кнутом?
- Конечно.
- Конечно, господин, - напомнил я о том, что он не был достаточно учтив.
Он скривился.
- Конечно, господин, - с неохотой повторил он.
- Меня тоже унесли с поля битвы?
- Да, и хвала Господу, ты выжил.
Лживая скотина.
- А Кнут? Что случилось с его телом?
- Его раздели, - сообщил отец Цеолберт, отсутствие зубов придавало речи шепелявость. - И похоронили с остальными датчанами, - он помедлил, а потом заставил себя добавить, - господин.
- А его меч?
Последовало мгновение раздумий, короткий, едва заметный миг, но я его отметил, как и то, что священник отвернулся, произнося эти слова.
- Я не видел его меча, господин.
- Кнут, - сказал я, - был самым устрашающим воином Британии. Его меч зарубил сотни саксов. Это было знаменитое оружие. Кто его забрал?
- Откуда мне знать, господин? - отозвался Цеолнот.
- Возможно, это был кто-то из западных саксов, - туманно признался Цеолберт.
Ублюдки лгали, но я не мог выбить из них правду, других-то способов у меня особо и не было, а скачущая в двадцати шагах позади Этельфлед не одобряла избиение священников.
- Если я обнаружу, что вы мне врете, - сказал я, - то вырву вам проклятые языки.
- Мы не знаем, - твердо заявил Цеолнот.
