– Как же он в такой темноте видит, этот ваш Иван-Абрам? – недоверчиво пробурчал Артюхов. – Ясновидящий, что ли? Вольф этот самый…?
– А-а, так я ж недоговорил, какое именно место в моём маленьком оркестре занимает красноармеец Иван-Абрам, – воодушевился Фитиль. – А Иван-Абрам, между прочим, играет у нас весьма заметную роль. Скрипка-пикколо! Это же совсем другая высота обечаек, это же особенная амплитуда смычка, это же совершенно хрупкий колорит и, наконец, это же самые тонкие струны…
– Что ты несёшь, что несёшь, – закатив глаза, молвил Никольский. – Как всегда, в своём репертуаре…
– Эх, Динэр, в том и кроется причина наших с тобой разногласий, что ты совсем не понимаешь музыки, – сокрушённо хлопнул длинными ресницами Фитиль. – Придётся-таки дать менее утончённое, но зато более понятное для некоторых пояснение: дело в том, что Иван-Абрам – самый большой трус на всей этой маленькой войне. Но трус – особенный, страх постоянно при нём, и он постоянно ведёт со страхом жестокую внутреннюю борьбу. И шо характерно, побеждает свой страх. Понятно? Нет? Так я ещё лучше скажу – страх делает его слух острее, чем у любого другого бойца, и зрение тоже, но самое главное – он стал очень чувствителен, очень… И, благодаря этой замечательной чувствительности, я, стоящий поперед вами молодой и красивый сам собою Сан Саныч Фитисов, ещё покудова жив, здоров и весел. Шоб было совсем понятно, напомню известный присутствующим случай. Тот самый, шо свёл всех нас вместе. Я говорю за ту мою незабываемую встречу с эсесовцами из «Аненербе» и примкнувшими к ним тибетскими дьяволами. Значится, дело было так. Оккупированная противником территория, ночь намного темнее, чем щас – ни тебе луны, ни тебе хоть одной завалящей звезды. И шо вы думаете? Во тьме какое-то шевеление – идут какие-то личности, и шо характерно, идут прямо на нас. Думаю, хто такие: немцы, а може наши – такая же, как моя, разведгруппа на задании? Короче, пока я себе думал разные мысли, Иван-Абрам взял и опередил меня на какой-то миг и начал палить как заведённый. И как он их только почуял, этих поганцев? А иначе – хана, они бы нас всех как курчат положили, и так четверо моих хлопцев теперь не увидят нашей будущей победы. Всё проклятые монахи… Так шо, на войне вначале надо стрелять, а потом думать, тогда дольше проживёшь. Такое моё правило.
– А если бы это оказались не немцы, а свои, русские? – спросил Артюхов.
– Кто знает, може, под трибунал бы отдали, и я теперь воевал в штрафбате, а так – к медали представили, – пожал плечами Фитисов. – Но шо характерно, в обоих случаях меня б не убило, а значится, правило моё верное.
Посмотрев на Крыжановского, он спросил:
– А чи правда, шо вы с этой тибетской нечистью тоже встречались?
– Правда.
– И до сих пор живой? Видно, вы-таки очень большой учёный в своей науке, уважаемый товарищ профессор!
– Да-а, Фитисов, таких, как ты, болтунов – поискать! – процедил Никольский. – Кругом фрицы, а он байки травит.
– О, кстати! – Фитиль нетерпеливо повернул голову в сторону того лестничного марша, по которому недавно ушли наверх Слюсар с Чугунековым. Последний немедленно возник из темноты и, спустившись на пару ступеней, показал командиру два растопыренных пальца.
Фитиль жизнерадостно объявил особисту:
– Если не ошибаюсь, ты, кажется, упоминал за каких-то фрицев? Шоб ты знал, их теперь на две штуки меньше.
– Как же это, а выстрелы? – вмешался Артюхов. – Мы ничего не слышали…
– А за прибор бесшумной стрельбы «Брамит»[92] слышать доводилось? – насмешливо поинтересовался командир разведчиков. – Мы его меж собой зовём сурдинкой[93]. Так Тюлька без этой штуки даже по нужде не ходит – шоб враги невзначай не услышали, как он попой стреляет. Ну всё, ша, отставить болтовню, нам пора двигаться… Зовут моря далёкие, пути широкие…
Чуткий и сторожкий Иван-Абрам первым преодолел дистанцию до соседнего здания, за ним гуськом последовали остальные. Собственно, здания, как такового там не было – осталась лишь груда кирпичей. Груда источала сильный трупный запах, природа которого не вызывала сомнений. К счастью, задерживаться у дома-могилы не пришлось – Слюсар махнул рукой, и разведчики переместились к следующей развалине.
– Вон там, через дорогу, дом, где вывеска «Книги», видите? – прошептал на ухо Герману Фитиль. – Похоже, немецкая огневая точка. А дальше, через полсотни метров, улица перегорожена баррикадой. Здесь не пройти – остаётся либо искать обходной путь, и нет никакой гарантии, шо мы его-таки найдём, либо открыть ближайший люк, залезть в канализацию и идти под землёй. Но тут тоже нет уверенности… Можем вылезти прямо посерёдке змеиного гнезда. Как думаете, шо предпринять? Скажите на удачу.
Крыжановский извинился и пояснил, что привык полагаться не на удачу, а на собственный здравый смысл. А когда это не подходит к случаю, то он обычно обращается к известному фаталисту – индусу Каранихи.
Ответ известного фаталиста был таков: «Под землёй цветы не растут – значит, нам туда».
Люк нашёлся быстро, да и открыли его легко – Нестеров поддел край чугунной крышки сапёрной лопаткой, а дальше Семечка ухватился пальцами. Из колодца тошнотворно пахнуло нечистотами и гнилью, но делать нечего, назвался разведчиком – полезай, куда приказано. Первым, само собой, вниз нырнул Иван-Абрам. За ним, ругаясь на чём свет стоит, сунулся Никольский, но Фитисов придержал его за плечо и укоризненно продекламировал:
– Но ты не будь таким жестоким…
Окончание командирской фразы, подхваченное весёлым эхом, донеслось уже из-под земли:
– ... Мой нежный друг, если можешь, прости.
Ко всеобщей радости, в канализационном коллекторе было сухо, вот только глаза нещадно слезились от зловония. Один из разведчиков, Нестеров, включил фонарик, и на него тут же зашикал Артюхов:
– Потушите, а вдруг там немцы…
– А чего им там делать, немцам? – удивился Нестеров. – Ентого смрадного духа человек долго выдерживать не сможет – задохнётся. Потому, туточки всё заминировали, и ушли, куды подальше. Оно ничего, мы сейчас…
Сапёр протиснулся вперёд, передал товарищам свой тяжёлый «Дегтярь», и медленно пошёл вперёд, светя под ноги.
Первая мина обнаружилась метров через двадцать.
– Глянь-ка, лягушечка с натяжным взрывателем, – обрадовался сапёр. – На кой тебя тут оставили, красотка, любой же заметит? Видно, фриц неопытный был, или спешил поскорее убраться… А может, как раз наоборот, схитрить решил немчик?
Луч фонарика метнулся дальше и через пару шагов высветил стоячую воду, где плавал разный мусор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
