— Добрый человек, — простонал поверженный Вальтер Брай, хватаясь за подол кольчуги, надетой на кузнеца, — убейте меня, прежде чем отдать этому мерзавцу. Его-то я и разыскивал, потому что он соблазнил мою невесту.
— Заколите его! — крикнул Бэклей и, словно пантера, кинулся с обнаженным мечом на раненого.
Но кузнец, схватив лорда с железной силой, крикнул:
— Этот пленный безоружен, и над ним произнесет приговор судья, а не вы. — И поднял алебарду так грозно, что лорд отступил.
— Вы должны повиноваться мне по приказу королевы и лорда-мэра! — заскрежетал зубами Бэклей. — Возьмите мой кошелек и отнесите пленника в подземелье Уайтхолла.
— Оставьте при себе свое золото, а я оставлю за собой пленного; пусть он попадет в подземелье, но я стану сам стеречь его. Ведь он сдался мне а не вам, — возразил кузнец.
Внезапно Бэклей наклонился над пленником.
— Вальтер Брай, — стал шептать он ему на шотландском наречии, — я желаю вам добра, потому что вас, по моей вине, постигло жестокое горе. Я — вовсе не мерзавец, каким вы считаете меня. Сдайтесь мне, и не успеет наступить утро, как вы будете на свободе, в противном случае вы умрете еще до рассвета.
— Не отдавайте меня этому негодяю! — сказал Вальтер Брай кузнецу, не удостоив графа ответом.
Тогда тот выхватил кинжал и с быстротою молнии, прежде чем кузнец заметил это, ударил им Вальтера в грудь. Но сталь клинка скользнула мимо: под плащом шотландца была надета кольчуга.
— Проклятье! — заскрежетал зубами Бэклей и рванулся бежать, но кузнец метнул ему вслед секиру, и тяжелое железо сшибло его с ног.
— Я беру на себя ответственность, — проворчал честный малый товарищам, растерявшимся от такой неожиданности, — граф хотел умертвить моего пленника. Мне очень жаль, — прибавил он, обращаясь к Вальтеру, — но я должен перенести вас в подземелье: мы получили строгий приказ. Будьте спокойны, на допросе я не умолчу о том, что может послужить к вашей пользе!…
— Советую вам, куманек, — шепнул ему мясник, ставший очевидцем разыгравшейся сцены, — поскорее убраться куда-нибудь подобру-поздорову со своим раненым, если он — ваш приятель. Ваше заступничество поможет привести его с виселицы на колесо. Не с ума ли вы сошли? Ведь граф Гертфорд — любимец королевы, она обязана ему своей короной, а вы кидаете ему в голову секиру!
— Потому что он оскорбил меня и совершил подлость. Если он — любимец королевы, тем хуже для нее, тогда нам не стоило надевать доспехи, чтобы выгнать Варвиков.
Между тем Бэклей поднялся с помощью подскочивших горожан, и, так как к тому времени подоспел отряд королевской гвардии, привлеченный шумом стычки, то Бэклей приказал арестовать кузнеца за содействие бегству Варвиков и нападение на него самого.
Кузнец отдал свое оружие при первом требовании королевских гвардейцев.
— Я повинуюсь, — сказал он, — но справедливый судья не осудит меня и лорд-мэр и мой цех не дадут меня в обиду. Но захватите, пожалуйста, с собой и моего пленника, а вы, кумовья, — обратился он к товарищам, — надеюсь, не откажете мне в защите.
— Мы все постоим за тебя! — сказал мясник. — Рука, осмелившаяся коснуться тебя, сгниет на позорном столбе Лондонского моста.
С зубовным скрежетом слушал граф Гертфорд эти угрозы; алебарда кузнеца ударила его тупой стороной и только разбила ему панцирь на спине, причинив ему болезненную контузию, но он предпочел бы получить опасную рану, если бы мог этим предотвратить случившееся.
Кузнеца и пленника поместили в подземелье дворца, теперь предстояло предать их суду и успокоить лорд-мэра, если бы тот потребовал освобождения кузнеца. Для Бэклея важнее всего было перевести арестованных в Тауэр, тогда у него нашлось бы достаточно средств заставить их умолкнуть навсегда.
Граф поспешил к Гардинеру: духовник королевы не смел отказать ему ни в какой просьбе, так как был обязан именно его предательству успехом своего замысла.
III
В то самое время, когда Бэклей договаривался с принцессой Марией, Варвик, герцог Нортумберленд, получил письменное предостережение без подписи. Ему советовали быть осмотрительным, так как среди горожан обнаруживается враждебное настроение против него, главной причиной которого было то, что он вызвал в Лондон своих приверженцев с их латниками. Старый Варвик видел лишь два пути для достижения намеченной цели: или привлечь на свою сторону горожан обещаниями и посулами, или прибегнуть к открытому насилию. Первый путь был менее надежен, второй — обещал удачу, если он успеет захватить городское население врасплох. Король был при смерти. Переворот должен был последовать в момент его кончины. Варвик принял быстрое и смелое решение. Он отправил гонца в Варвикшир, чтобы вызвать сына Гилфорда и леди Грэй в Лондон, после чего распорядился запереть ворота Уайтхолла. Герцог намеревался держать в тайне кончину короля в том случае, если бы она последовала до наступления ночи, чтобы дать время Гилфорду и леди Грэй прибыть во дворец Килдаров; затем он хотел объявить о смерти короля и в Уайтхолле провозгласить королевой Иоанну Грэй как раз в тот момент, когда она будет торжественно въезжать в Тауэр во главе приверженцев Варвиков. Принцессу Марию готовились арестовать, и таким образом обманутому городу пришлось бы признать новую королеву. Однако Варвик не подозревал, что горожане, благодаря предательству Бэклея, уже приняли меры, чтобы противопоставить силе силу. Когда Бэклей предоставил членам городского совета формальное письменное обещание принцессы Марии принять реформатское учение, то не раздалось ни единого голоса в пользу лорда Варвика; ремесленным цехам дали приказы удалить из Лондона латников, вступивших в город вслед за приверженцами Варвиков. Ему удалось достичь своей цели с помощью подложного распоряжения герцога Нортумберленда, причем он прибегнул к такой уловке более из боязни битвы, чем во избежание кровопролития. Бэклею было легко подделать почерк Варвика, так как он часто изготовлял за него приказы. Когда это было сделано, он отправился в Уайтхолл, предварительно сговорившись с лорд-мэром, чтобы тот при наступлении темноты отворил ворота парка вооруженным городским цехам.
Духовник принцессы Марии пришел в немалое волнение, узнав от прислуги Уайтхолла, что ворота заперты и дан строгий приказ не выпускать никого, кто не представит пропускного листа за печатью герцога Нортумберленда. Шептали потихоньку, будто король лежит в агонии и уже приобщился Святых Тайн; другие даже уверяли, что Эдуарда нет более в живых, но лорд Варвик скрывает его смерть, чтобы выждать прибытия леди Грэй. Флигель, где жил царственный мальчик, был строго изолирован и охранялся усиленным нарядом стражи. Бэклей не вернулся, а это означало, что весь Лондон кишит латниками Варвиков. Одним словом, Гардинер имел много поводов к беспокойству, потому что каждый час мог принести развязку, и трудно было угадать, насколько она окажется благоприятной для принцессы Марии и для нового утверждения католичества в Англии.
Духовник навестил принцессу Марию и нашел ее лежащей на диване, по-видимому, в крепком сне; однако яркая краска лица и клокотание в горле доказывали, что она прибегла к алкоголю, чтобы этим тяжелым сном забыться от своих горестей.
Гардинер бесцеремонно растолкал ее, он боялся, что опьяневшая Мария проспит тот важный момент, когда одно ее появление могло помешать гвардейцам провозгласить королевой леди Джэн Грэй.
Принцесса Мария проснулась, но тупо оглядывалась по сторонам, будучи не в силах опомниться и прийти в сознание. Но тут внезапно вошла служанка с докладом, что граф Гертфорд настоятельно желает повидаться с ним.
— Пусть войдет сюда! — воскликнул духовник в надежде, что принцесса Мария отрезвится при виде Бэклея.
Однако ее лицо приняло грозное выражение такой ядовитой ненависти, что архиепископ опрометью выбежал вон.
— Все идет отлично! — сказал Бэклей встретившемуся Гардинеру. — Варвик запутается в собственных сетях. Лондон запрет свои ворота и провозгласит принцессу Марию королевой. Латников Варвика я удалил с помощью подложного приказа. С наступлением темноты вооруженные группы ремесленных цехов вступят в Уайтхолл, и, будет ли король еще жив или уже мертв, мы провозгласим принцессу Марию королевой, а Варвика арестуем.
— Ну а гвардейцы?
— Им не устоять против вдесятеро сильнейшего неприятеля. Когда появится принцесса и потребует повиновения, когда лорд-мэр Лондона подчиниться ей и я открыто перейду на ее сторону, то королевская гвардия откажется защищать проигранное дело герцога Нортумберленда.
— Знаете, — воскликнул ликующий Гардинер, — вы — отчаянно-смелый сорви-голова, а смелость обещает победу. Если замысел удастся, то принцесса Мария будет обязана вам своей короной, и все, чего вы ни потребуете, покажется ничтожным для благодарности принцессы.
