... Гейнрих-Вильгельм, дико ругаясь, попытался уйти от русского, который висел за ним, точно приклеенный. Только что впритирку к "Блицу" прошли трассы советских пулеметов. Бомбардир почему-то не стрелял, и Ахнерт рванулся вверх, рассчитывая стряхнуть "рата" и, разогнавшись в пикировании окончательно уйти от него...
...Промах! Губенко стало досадно - у немца появился шанс на спасение. Однако, в этот самый момент фашист с непонятным упорством снова полез на вертикаль. Антон послал свой "ишачок" чуть не вплотную к немцу. Удар с близкой дистанции... На глазах Губенко "мессершмитт" начал разваливаться в воздухе. Он проводил взглядом его обломки, и к своему удивлению обнаружил два парашюта, колыхающиеся в воздухе. "Двухместный "худой"? Однако..."
08.55, 16 июля 1937 г., аэродром Бильбао
- Что?! Где?! Давно?! Да говорите вы толком! - кричал в телефонную трубку Чкалов.
Он вдруг прикрыл рукой микрофон и энергично выматерился. Обвел вокруг себя невидящими глазами и заорал так, что стоявший рядом Громов вздрогнул:
- Самолет к вылету! Живо, мать вашу!
Чкалов обернулся к Громову и тут же сбавив тон сказал, звенящим от напряжения голосом:
- Доигрались! Немцы идут к Бильбао. Хорошо хоть, что Красовский далеко не ушел. Перехватил их километрах в тридцати, - он энергично махнул рукой. - Гений наш, талант наш, лучший стратег Красной армии. Угадал со своим решением. Как Степан Акимович выкрутится - не знаю. И никто не знает! - Валерий Павлович зло сплюнул - Значит так: ты, Михаил - на хозяйстве, а я со своими пошел ребятам помогать. Ко мне! - рявкнул он уже пилотам своих личных звеньев. - По машинам! Взлетаем по стандарту. Я - веду.
Громов смотрел, как Чкалов и его "пятерка беркутов" быстрым шагом двинулись к самолетам, на бортах которых красовалось ярко-алое "За СССР!". Это было требование Кобулова, настоявшего, чтобы самолеты командиров не выделялись из общей массы, угрожая в противном случае привязать себя к пропеллеру. Шестерка новейших "ишачков" бойко взлетела, набрала высоту и унеслась в ярко-синий горизонт. Затем обернулся к своему штурману, стоявшему рядом:
- Иван Тимфеич, а сдается мне, что ты об том же самом, что и я думаешь?
Спирин хмыкнул:
- Да не худо бы, Михалыч, еще одного фашистика в фашистский рай наладить...
- Ну, коли так - приказывай, флаг-штурман, бригаде - к вылету!..
... Техники побили все рекорды скорости, и бригада скоростных бомбардировщиков через пятнадцать минут уже пошла на взлет. Вместо бомб на этот раз на СБ были загружены только дополнительные боекомплекты к пулеметам. Пилоты, штурманы и стрелки-радисты были сурово проинструктированы Громовым держать строй и бить противника массированным огнем. Правда, комбриг забыл упомянуть, что сам он этой тактики придерживаться не намерен...
...Лейтенант Зигмунд-Ульрих фон Гравенройт вел свой Не-111 уверенно и спокойно. Он четко держал строй, а его экипаж раз за разом отражал атаки русских истребителей, отгоняя "рата" прицельными пулеметными очередями. Барон фон Гравенройт был уверен, что строй К/88 тем количеством легких самолетов, которое было у русских, не разорвать. А потому изумился, когда прямо в лоб его могучему "хейнкелю" вдруг вымахнул двухмоторный самолет с алыми звездами на фюзеляже и плоскостях. Двухмоторник полоснул очередью по бомбардировщику Гравенройта, и барон услышал как вскрикнул его штурман:
- Йоханн, Йоханн, что с тобой? Ты жив?
Штурман не ответил, и Гравенройт понял, что он не ответит уже никогда. А значит - навсегда замолчал носовой пулемет. Фон Грвенройт попытался повернуть самолет, чтобы привести русского в сектор обстрела верхней и нижней турелей, но красный легко угадал его маневр и прошел сверху, выведя из строя своим нижним пулеметом левый мотор. Зигмунд-Ульрих метнулся в другую сторону, мечтая только об одном: поскорее оторваться от чертова красного двухмотороника. Тот не успел вписаться во внутренний радиус разворота и фон Гравенройт радостно рассмеялся. Он оглянулся, чтобы посмотреть на безнадежно отставший СБ и, продолжая радостно смеяться, начал выравнивать курс. А через мгновение он уже выл от отчаяния: прямо в лоб ему мчался "рата", мигая ярким сполохам выстрелов на крыльях. Что-то взорвалось перед глазами Зигмунда-Ульриха, мир затопило красным, и он рухнул на разорванный снарядами бакелит приборной доски...
...Громов удовлетворенно хмыкнул, увидев как увернувшийся от прицельных очередей Спирина "стоодиннадцатый" вылетел прямиком на "ишачка", который и свалил его короткой очередью. Однако в микрофон он буркнул:
- Не расслабляемся! Надо бы хоть одного самим свалить!..
...Мясорубка вертевшаяся в воздухе начала, наконец, утихать. Оставшиеся "стоодиннадцатые" повернули назад, за ними вдогонку бросились СБ Громова и шестерка Чкалова. Несколько чудом уцелевших Bf-109 отчаянно пытались отбиваться от И-16 бригады Красовского - те, что еще сохранили боеспособность. Сам Степан Акимович совершил вынужденную посадку в трех километрах от места воздушной битвы. Он с трудом выбрался из приземлившегося на брюхо "ишачка", и побрел в сторону от искореженного самолета. Но через несколько шагов ноги отказались ему служить, и Красовский тяжело сел на землю. Трясущимися руками вытащил из-под комбинезона портсигар, ломая спички, закурил. Он не отрываясь смотрел туда, где из-за горизонта поднимались черные столбы дыма. На его щеке застыла и медленно испарялась слеза: у него больше не было бригады...
...Из И-16, на фюзеляже которого надпись "За СССР!" дополнилась цепочкой пулевых отверстий, вылез Чкалов. Содрал с потной головы шлем, вытер рукой окровавленное лицо.
К нему подбежали медики, но Валерий Павлович оттолкнул их и широким шагом прошел в штабной блиндаж, схватил телефонную трубку:
- Штаб?! АГОН давай, в господа бога, душу, мать! Товарищ Уборевич?..
Но Чкалов не успел сказать начальнику штаба Армейской Группы Особого Назначения ни слова. В динамике зазвучал злой голос Иероним Петровича:
- Ты что же это там, товарищ комбриг? Тут на западном направлении одна единственная эскадрилья истребителей с итальянцами неравный бой ведет, Каманин им в помощь свои "эр пятые" поднял, а вы там что? Всем авиакорпусом с немцами играетесь? Десяток бомбардировщиков всем наличным составом гоняете? Это...
Что "это" Уборевич договорить не успел. Трубка чуть не выпала у него из рук, а лицо мгновенно налилось кровью. Чкалов недаром в молодости ходил кочегаром на волжских пароходах, и теперь из телефона лилась такая высокопробная матерщина, что по окончании пятиминутной тирады, которую Валерий Павлович выдал на одном дыхании, практически не повторяясь, Иероним Петрович мог только нервно сглотнуть. Потому что ключевыми словами этой филиппики была отнюдь не брань, а "безответственные решения", "необдуманные приказы" и "вредительство"...
09.25, 16 июля 1937 г., Северная Кастилия, аэродром Виторио
...Генерал-майор Шперле методично вышагивал вдоль кромки летного поля. Его самолеты уже должны были вернуться, и Шперле нервничал. Никакой информации, а самое тяжелое в жизни - неизвестность. В голову полезли всякие неприятные мысли. А что если разведка Франко ошиблась и красная авиация осталась на аэродроме Бильбао? А что, если итальянский corpo dell'aria по какой-нибудь, одним итальянцам ведомой причине, не вылетел к Бильбао? Сменивший Бастико на посту командующего, поспешно прибывший из Италии генерал Гарибольди клялся мадонной и собственной честью, что итальянские авиаторы не подведут, но итальянская честь - штука сложная и непонятная, а божьей матери решительно наплевать и на коммунистов, и на их самолеты...
- Господин генерал! Кто-то возвращается...
Шперле очнулся от своих размышлений и посмотрел туда, куда показывал адъютант. Действительно, вдали можно было разглядеть несколько темных точек. Они росли, приближаясь, и вот уже можно разобрать, что возвращаются два одномоторных моноплана и два биплана. Командир "Кондора" напряженно всмотрелся... Ну, разумеется! Это ублюдок Хейнкеля - истребитель! Вместо него прислали бы лучше еще хоть один Bf-109! Вон как его ведет! Наверняка опять мотор забарахлил. Только всего и хорошего, что на вооружении эрликоны. Вот если Вилли поставит на своих "птичек" пушки - вот тут-то Эрнесту Хейнкелю и конец!..
Между тем на аэродром приземлился новый пикирующий бомбардировщик Ю-87, за ним - два стодвадцатьтретьих "хеншеля", и, наконец - каноненфогель Не-112. Шперле смотрел и не верил своим глазам. Все самолеты были изрядно повреждены, а "хейнкель" вообще непонятно как дополз до Витторио - казалось, что у него вот-вот отломится правая плоскость, в которой зияли несколько внушительных дыр от попаданий снарядов...
