Они вышли на крыльцо клиники, и старинная дубовая дверь захлопнулась за ними. Макс встал так, чтобы защитить Христину от порыва ветра, холодного и уже по-зимнему сухого.
Выйдя из реанимации, он вызвал такси, теперь оставалось дождаться машины. Как ему сейчас не хватало своего автомобиля, который тосковал в гараже без хозяина!
– А что со мной? – Он вдруг удивился, что спокоен и даже находит силы флиртовать с Христиной и думать о всяких прозаических вещах, когда брат и тетка в тяжелом состоянии. Макс знал, все придет потом, и он проживет не по одному и не по два раза каждую минуту этих долгих суток, будет страх и ужас, боль и стыд от собственной беспомощности, но сейчас его словно заморозило.
– А с вами… Прямо не знаю, как объяснить! Не хотела, наверное, вас обманывать, как Элиза Дулиттл у мамаши профессора Хиггинса. Все равно бы вырвалось это: «К чертовой бабушке, я на такси поеду!» И вы бы подумали, что я обманщица, прикидываюсь интеллигенткой…
– Ни в якому рази!
Христина фыркнула, а Макс опустил взгляд.
Подошла машина, уютно светя в ночь своим оранжевым фонарем с шашечками. Макс галантно усадил девушку, сам устроился рядом и назвал шоферу ее адрес.
– Я потрясен, – сказал Макс, – я много лет работаю в медицине и никогда не видел, чтобы в реанимационное отделение пускали родных. Это непреложное табу, а вы вдруг взяли и нарушили его…
– Вы так говорите, будто я террористка! Ну, сначала-то меня не хотели пускать, особенно когда узнали, что я не родственница. Говорят, идите отсюда! Делать нам нечего, каждому встречному-поперечному рассказывать, что да как. В справочном узнавайте. Я думаю: «Не-не-не, такое сено мы не скирдуем!»
Христина хихикнула, но Макс понимал эту немного истеричную веселость, которая говорила о глубине переживаний девушки вернее, чем слезы.
– В общем, я сказала, что рассказывать мне ничего не надо. Дайте помочь и молчите хоть до посинения. Больных кормить надо? Полы мыть надо? Белье менять? Если у вас есть на это работники, то простите, а если нет, так я могу!
– Логично.
– Так именно! Словом, я буду ваш агент под прикрытием пока. Ранком поеду, и все, что увижу, вам расскажу! С Анной Спиридоновной я даже поговорила немного сегодня, но ей дают сильное успокоительное, так что в основном она спит. Но выглядит хорошо. Ну а Руслана вы сами видели.
Простившись с Христиной возле ее подъезда, Макс отпустил такси. Он решил пройтись пешком, рассудив, что, возможно, прогулка поможет ему уснуть.
Подняв воротник куртки и сунув руки в карманы, он, сутулясь от холодного ветра, быстро пошел в сторону метро.
Приближалась ночь, и улицы почти опустели, фонари светили тускло, словно лампочки в чулане, и Максу на секунду показалось, будто он остался один на всем свете, нескладный человек, даже тень которого спряталась в темноте.
Один бог знает, как ему хотелось остаться у Христины, а еще лучше – отвезти ее к Волчеткиным, но делать этого было, конечно, нельзя по тысяче причин.
Он вздохнул, представив, как могли бы они сейчас пить чай в уютной кухне Анны Спиридноновны, а потом он бы… А потом он бы, скорее всего, бегал всю ночь по промозглым улицам, борясь с желанием войти к ней.
Утром он проснулся быстро, как от толчка, с тяжелой головой и колотящимся сердцем, и подумал, что видел страшный сон. И только полежав несколько минут, он вспомнил, что это не сон, и страшное случилось на самом деле.
Макс встал, умылся и заварил кофе, недоумевая, что сегодня его ждет обычный рабочий день, с обычными хлопотами и заботами.
Обычно он любил утро, любил завтракать в одиночестве, одновременно с едой читая газету и обдумывая планы на день. Алина никогда не поднималась вместе с ним, а домработница приходила позже, поэтому завтрак Макс готовил себе сам. Как правило, это была геркулесовая каша и один-два бутерброда.
Сегодня Макс ничего не хотел делать, но потом подумал, что неизвестно, как сложится день, быстро сварил овсянку и поел, не чувствуя вкуса.
Перед работой он заехал в клинику, но, видя утреннюю суету, постеснялся обращаться прямо в реанимацию и поднялся в ординаторскую хиругического отделения, решив навести справки у Колдунова. Макс привык быть честным с самим собой и понимал, что подобная скромность не в последнюю очередь вызвана тем, что он боится встречи с Христиной. Вчерашний вечер сблизил их, и Макс не хотел потерять это волшебное чувство.
Темпераментный Ян Александрович расхаживал по ординаторской, ругая кого-то, но, заметив Макса, сразу обратился к нему:
– Заходи, профессор! Не волнуйся, ночь прошла спокойно!
– Я слишком хорошо учился в медицинском институте, чтобы не волноваться.
– Да я понимаю, каково тебе сейчас, дорогой мой профессор! – Колдунов почти насильно усадил его за один из свободных столов. – Вспоминаешь все осложнения, о которых когда-либо читал, и даже если гонишь от себя эти мысли, они сами всплывают из глубин подсознания. Врачам в этом смысле мучительнее всего, но ты уж держись! Если бы не Руслан, мы бы уже перевели Анну Спиридоновну из кардиореанимации в отделение, но сам понимаешь… Возьми свою тревогу и умножь ее на тысячу, и то это будет только отдаленное представление о том, как мать переживает.
Макс кивнул.
– Пойдем, поговоришь с ней, – продолжал Ян Александрович, – правда, Христина при ней почти неотлучно, но будет хорошо, если ты скажешь, что видел Руслана и с ним все в порядке.
– А с ним действительно все в порядке?
– Насколько это возможно. Думаю, что завтра мы его разбудим, переведем на самостоятельное дыхание, если получится, а дней через пять, даст бог, и в отделение. Тогда, мой дорогой, тебе серьезно придется подключиться к уходу за братом. Девочка ваша, конечно, фантастически работоспособна, но она одна не справится смотреть за ними обоими.
– Сделаю все, что смогу.
– Добре… ой, видишь, уже подцепил от Христинки! Ну, пойдем?
Макс волновался перед встречей с Анной Спиридоновной, опасаясь каким-нибудь неловким словом или преувеличенно бодрым видом усугубить ее тревогу, но, встретив твердый взгляд тетки, понял, что не нужно притворяться и бодриться, и говорить тоже, в сущности, не нужно.
Он постоял возле широкой реанимационной койки, взяв тетю Аню за руку, сказал, что все благополучно, Руслан приходит в себя, и для его выздоровления делается все.
Анна Спиридоновна улыбнулась и прикрыла глаза. Нежности и объятия у них не были заведены, поэтому он просто пожал ей руку и ушел, чтобы не путаться под ногами у медсестер. Христины среди них не было, Макс посмотрел, хотя ему было немного стыдно, что он интересуется девушкой в такую минуту.
