Зависть
Неуемная зависть мальчишечьи души томила:Конармейцы галопом врывались в тревожные сны,А наутро ребята судьбу укоряли уныло,Что явились на свет только после гражданской войны.Но недолго казалась война романтической сказкой —На июньской земле засыпали бойцы под дождем,И когда они видели храбрые сны о гражданской,Говорили друзьям, что приснилось им детство и дом…Этим людям, всей грудью хлебнувшим и горя, и гари,Всем живущим по крови, по пролитой крови родным, —Я внимаю с любовью, за землю мою благодарен,Но я даже во сне — никогда — не завидую им!
Газета
Комплект газеты «Правда»За сорок первый год.Почины и парады:«Дадим!»,«Возьмем!»,«Вперед!».Ударники, герои,Гул строек по стране…Июнь.Двадцать второе.Ни слова о войне.Уже горит граница,И кровь течет рекой.Газетная страницаЕще хранит покой.Уже легли утратыНа вечные весы.Война достигнет завтраГазетной полосы.Мы выжили. Мы этоУмели испокон.Мне свежую газетуПриносит почтальон…
Монолог расстрелянного за невыполнение приказа
— Я был расстрелян в сорок первом:«Невыполнение приказаВ смертельный для Отчизны час…»Ударил залп — я умер сразу,Но был неправильным приказ!И тот комбат, его отдавший,В штрафбате воевал потом,Но выжил, вытерпел и дажеЕще командовал полком!Тут справедливости не требуй:Война — не время рассуждать.Не выполнить приказ нелепыйСтрашнее, чем его отдать!…Но, стоя у стены сарая,Куда карать нас привели,Я крепко знал, что умираюКак честный сын своей земли…
Боль
Война порой теряется из вида:И генералы — не фронтовики,А все ж у мира, как у инвалида,Болит ладонь потерянной руки.
Мой сосед
Я расскажу про моего соседа.Седой солдат, на танковой бронеВ Берлин въезжал он… Мы вели беседуО жизни, о работе, о войне…Не о минувшей — о другой, что будетСтрашней любого Страшного суда.И он сказал: — Бессмысленные люди!Всем надобен покой, а им — беда!Они перед своей Москвой заслоновНе ставили. Знай на чужбине рушь!За День Победы двадцать миллионовНе долларов, а человечьих душНе отдали! Они не вспоминают,Как возле пепелища плачет мать!Они еще войны не понимают!И дай им бог — ее не понимать!
Кино
По телевизору война.Какой-то фильм, почти что новый.Рассвет. Безмолвие. Весна.Но дрогнул ствол многодюймовый —И фронт ожил, и враг попер,Обрушилась артподготовка…Но узнаваемый актерУже приподнялся неловко.Вот он, бесстрашием гоним,Взлетел на бруствер — и по знакуМассовка двинулась за нимВ несокрушимую атаку!И вдруг, разрывом опален,Споткнулся и упал в сторонку…Но однорукий почтальонНадежно спрятал похоронку.…И он воскрес! Сквозь забытье,Сквозь кровь на той траве весеннейУсталые глаза ееПоказывали путь к спасенью.
Потом — завшивевший баракИ шепот о побеге скором —Недолго поглумился врагНад узнаваемым актером!Вот общий план: дорога, даль…Обратный путь, какой он длинный!Луч солнца высветил медаль,Медаль «За взятие Берлина»…
А мой сосед вздохнул опять:— Ведь это ж надо так завраться!А впрочем… Правду рассказать —Недолго сердцу разорваться…
В артполку
Дальних залпов доносятся гулы,Незнакомо строчит пулемет,Рядом бой!.. Но развод караулаВ гарнизоне спокойно идет.Я вернусь в караулку, ладониПодержу над огнем и усну…Очень любят у нас в гарнизонеКинофильмы крутить про войну…
Долг
Памяти поэта-офицера
Александра Стовбы,
погибшего при исполнении
интернационального долга
Материнский охрипший, беззвучный вой.Залп прощальный. И красный шелк.Этот мальчик погиб, выполняя свойИнтернациональный долг.
Что он думал, в атаку ту поднявшись,Перед тем как упал и умолк?..Тьме отдать непочатую, в общем-то, жизнь —Интернациональный долг.
Мы не раз вызволяли народы из тьмы,За полком посылая полк.Пол-Европы засеять своими костьми —Интернациональный долг.
О страдания чаша! А сколько чашМы испили? Мы в этом толкПонимаем. Наверное, это — нашИнтернациональный долг.
1975–1985
Между двумя морями
Повесть о поэте-фронтовике Георгии Суворове
«Узнать — как в душу заглянуть…»
(Вместо предисловия)
Когда я захотел поближе познакомиться с этим человеком, мы были ровесниками: ему 24, мне 24. Да и судьбы наши были схожи — педагогический институт, учительская работа, служба в армии, военная журналистика, стихи, уже сложившиеся в первую книжку… Его стихи мне нравились, многие помнил наизусть. Но это были строки, которые постигаешь по-настоящему глубоко лишь тогда, когда знаешь их автора, знаешь не только его слово, но и дело, его жизнь.
Я бы хотел просто подойти к этому высокому красивому сибиряку, протянуть руку и попросить почитать стихи, зная, что читает он с удовольствием. Трудно сказать, какое бы стихотворение он выбрал, может быть, вот это:
Туманов голубая робостьНад грязью выбитых дорог.Устало ухает автобусИз лога в лог, из лога в лог.
Ухабы — глубже. И пропалаВ ночи дорога. Нет и нет.Пробив густую темень, алоВзметнулись сполохи ракет…
Он читал бы с особым сибирским выговором, будто грызя кедровые орешки, а в его чуть раскосых глазах в самом деле бы вспыхивали те самые ночные ракеты:
