Тимофей Беспалый, заложив руки за спину, стал с интересом наблюдать за процедурой запихивания зэков в бараки, а когда затолкали последнего — неторопливо побрел к себе в кабинет.
Глава 15 НОВОЕ ИСПЫТАНИЕ
Поезд дернуло, потом медленно поволокло вперед, состав постепенно стал набирать скорость. В вагоне сквозило, и за каких-нибудь пятнадцать минут выдуло все тепло, что зэки надышали за полдня. Солдаты неторопливо, словно барышни по парку, прохаживались вдоль отсеков, огороженных с трех сторон крепкими решетками. Служба для них давно уже сделалась привычной, и по их сытым физиономиям чувствовалось, что она не была им в тягость. За два года они успели повидать столько уголовничков, что все зэки казались им на одно лицо. Новый контингент не вызывал у них ни малейшего профессионального любопытства. Такими же безразличными взглядами посматривают работники зоопарка на зверей, вконец устав от зоологической экзотики.
— Мулла, куда нас везут? — спросил вор по кличке Гнида.
Как правило, зэк, имеющий неприглядное погоняло, не поднимается выше полов, но Гнида был парень с характером и сумел сделаться вором. Своим примером он доказал, что если господь обделил тебя заступничеством, а нелепый случай наградил нелестной обзываловкой, то все-таки можно подняться над судьбой, если ты сам не гниль, а характер твой под стать кованому железу.
— А хрен его знает! — безучастно отозвался Мулла. В голосе его прозвучало равнодушие. — Тебя не меньше меня по России мотало, да и места ты эти знаешь.
За зарешеченным окном виднелась североуральская чахлая тайга, переходящая в тундру.
— Понимаешь, Мулла, я тут подумал…
— Ну?
— Похоже, что твой крестник нас на Красногорскую пересылку отправил.
Это предположение внушало тревогу. Среди блатных эти места пользовались дурной репутацией. Не из-за гнуса и болот, а оттого, что пересылку давно обжили ссученные. Они подвизались там в качестве «придурков»: позанимали места хлеборезов, каптеров и даже охранников. Администрация пересылки частенько использовала их в своих целях, и они, польстившись на обещанный хлеб с маслом, выполняли роль жандармов: усмиряли воровские бунты и заталкивали воров в БУРы за неповиновение.
Мулла призадумался — после всех его разговоров с Беспалым предстоящая поездка выглядела лишь невинной шалостью полковника, а ведь он пообещал отправить их в геенну огненную.
— Ничего, как-нибудь прорвемся… Не в первый раз.
Шельма спал, скрючившись, как младенец в утробе матери. Время от времени вагон резко встряхивало на стыках рельсов, однако Афанасий спал крепко и безмятежно.
Солдаты настороженно посматривали на зэков, но, убедившись в отсутствии дурных замыслов у своих подопечных, снова успокаивались. Да и куда денешься из столыпинского вагона?
* * *
Как Гнида и предполагал, этап выгрузили в Красногорске, в трехстах километрах от Воркуты. Стылое препоганое место, ржавые болота на сотни верст вокруг — ни одна воровская жизнь сгинула в этих топях, а души усопших неприкаянно шатались по всей округе, наводя животный ужас на заключенных и хозяев лагерей. В этом случае они были равны и одинаково скверно переносили послания с того света.
Воровской «телеграф», как всегда, работал безотказно. Едва прибыл североуральский этап, как Мулла уже знал, что в лагере «парятся» полторы тысячи зэков, среди которых не менее тридцати коронованных воров. Во избежание всеобщей смуты их держали в отдельном бараке, вход в который сторожили ссученные. Красноповязочники составляли здесь значительный отряд и управляли остальной массой зэков так же свободно, как опытный жонглер работает с тяжелыми булавами. Суки позанимали все «косячие» должности и установили такой «красный террор», от которого даже у обыкновенного мужика от тоски сводило скулы.
Муллу вместе с остальными зэками заперли в отдельный барак. Хуже всего было то, что стерегли их не молодые вертухаи, которые иголочкой прокалывали на календаре каждый прожитый день, дожидаясь вожделенного дембеля, а такие же заключенные, как и они сами, только вот цв е та были иного — «красного»!
Мулла посмотрел в щелку. В узкой полоске света он увидел блондинистого парня лет двадцати пяти от роду — красивый правильный профиль. Парень с наслаждением курил импортную сигарету, получая двойной кайф: от того, что выполнял важную задачу — оберегал покой законных, и от заморской диковинки.
— Эй, земеля, — окрикнул красноповязочника Мулла, — кто у вас здесь за пахана?
Гримаса удовольствия упорхнула мгновенно — лицо ссученного настороженно напряглось, и парень произнес, будто выплюнул:
— А тебе-то что за дело?
— Поговорить бы мне с ним.
— О жизни, что ли? — насмешливо хмыкнул парень.
— Нет, скажи — Мулла позвал.
На лице парня появилось любопытство. Стало ясно, что он слыхал это погоняло. Красноповязочник даже малость повернулся, как будто сквозь дощатую дверь хотел рассмотреть известного вора. И Заки увидел его глаза — зеленые, будто осколки бутыли.
— Так в чем же дело, Мулла? — На сей раз голос был уже не таким холодным, словно сквозь вечную мерзлоту пробился теплый источник.
Уважение — это сложное чувство, его невозможно вытравить с помощью ненависти: даже смертельные враги могут испытывать по отношению друг к другу что-то вроде симпатии, а что уж говорить о братьях, выпорхнувших из одного гнезда. Братья могут идти по жизни разными путями, но кровное родство все же остается и рано или поздно подаст голос. Беда, конечно, что не поняли друг друга и оттого вынуждены были разойтись в разные стороны, но все же голос крови сильнее всех расхождений, всегда можно найти общий язык.
— Путевый базар имеется к вашему пахану! Сорока мне весточку на крылышке принесла, что останемся мы здесь надолго. И чтобы не расписывать по углам разномастных, нам бы определиться надо, — пояснил Мулла.
— Что именно ты хочешь? Иначе встречи не будет.
— Ладно, хорошо… Передай своему пахану, что предлагаю разделить зону, отгородиться локалками, и пусть каждый на своей территории заживет королем.
Парень крепко задумался. Озороватый огненный круг с каждой новой затяжкой все ближе подползал к губам в жестоком желании обжечь его красивые губы и сорвать с лица гримасу брезгливости.
— Значит, говоришь, потолковать желаешь. — Парень щелчком отбросил окурок и сплюнул. — Ну-ну… Мы ведь тоже кое о чем наслышаны и знаем, что у вас там творилось. Вы не блох давили… Ладно, позову. — И парень, показав стриженый затылок, громко прокричал: — Захар! Побудь вместо меня, мне к бугру надо.
Через несколько минут послышались голоса, и Мулла снова приник к щели. Впереди шел мужчина лет пятидесяти небольшого росточка, а следом топала группа зэков. Мужчина шел по-хозяйски, было видно, что он здесь главный: несмотря на неторопливый шаг, его никто не обгонял. Так же величаво выступают партийные вожди, пребывая в полной уверенности, что свита не оставит хозяина в одиночестве и потащится за ним хоть к черту на рога.
Этого ссученного вора знали все зэки от Магадана до Воркуты. На многих он наводил почти животный ужас: нечто подобное испытывает грибник, когда сталкивается в лесу нос к носу с медведем. Хотя выглядел он вполне обыкновенно и даже как-то по-домашнему. Своим видом он располагал к себе: совершенно новенький бушлат, на шее белый вязаный шарф, а на ногах необычная обувь — мокасины, сшитые из оленьего меха. Его полноватое, умное, даже интеллигентное лицо никак не вязалось с теми рассказами, которые ходили про него по всем зонам. Пахан больше походил на состарившегося херувимчика, обретшего желанный покой на далекой северной сторонушке.
Погоняло у него было Лесовик — никак не подходившее к его домашней внешности. Тем более невозможно было заподозрить этого человека в связях с нечистой силой. И все-таки это был пахан. Притом сучий пахан! И стоял он во главе не какой-нибудь захудалой зоны, о которой знали только пролетающие над ней крикливые птицы да местное лагерное начальство, а распоряжался целым государством под названием «Сучьи лагеря». Территория, которой командовал Лесовик, была огромной, разбросанной по всему Советскому Союзу. И распоряжения Лесовика принимались здесь к исполнению незамедлительно, как если бы это была воля господа бога. Скажет — «разморозить» зону, и зэки поднимут бунт в тот же миг. Велит уничтожить оступившегося, и предатель будет тут же заколот.
Внешне Лесовик производил впечатление человека очень мягкого и сговорчивого. Говорили, что брань из его уст услышать столь же немыслимо, как хулу на бога из уст архиерея.
— Открывай! — распорядился Лесовик.
Подручные расторопно бросились выполнять приказ. Звякнула щеколда, в темный барак ворвался поток света и застыл на неровных, плохо сбитых половицах продолговатым пятном.
