по коленке, чтобы пирожок вылез наружу, и принимается уплетать его. Потом, принюхавшись, она спрашивает:
– Он вроде мочой пахнет.
– Не хочешь – не ешь, хватит ерунду говорить, – заявляет Нкили, но Обиагели уже дожевывает остатки пирожка.
Озомена старается быть как все – кричит вместе со всеми и аплодирует, а сама мучается вопросами. Жжение в груди не прошло, а оттого, что ее так сильно прижало к земле, до сих пор горит щека. В голове носится кутерьма всяких мыслей. А что, если Угочи права и все странные события в школе происходят из-за нее? Что, если она просто притягивает их подобно маячку?
Озомена сидит, скрестив ноги, и тут прилетает мяч. За ним уже отправился старшеклассник, но Озомена инстинктивно отбрасывает мяч, угодив мальчику по носу, что, конечно же, разозлило его. Судья и учитель физкультуры мистер Ибе резко свистит в свисток и грозит Озомене пальцем, отчего она вся сжимается.
– Но я же не специально, – мямлит.
А Нкили просто ликует:
– Это ж брат Угочи!
Подружки оборачиваются на Угочи и видят, как она злится. Угочи многозначительно вскидывает пятерню с растопыренными пальцами.
– Все, теперь она твой официальный враг, – говорит Обиагели. – У тебя больше нет пирожков?
Глава 21
Озомена: ранее
Взглянув на мир с огромной высоты, Озомена летела вниз. Сжавшись как пружина, она попыталась остановить свое падение, но земля была далеко-далеко, а сила притяжения подобна попутному ветру, свистящему в ушах. Озомена чувствовала, как начинает сдаваться, и в этот самый миг, находясь между небесами и землей, попыталась понять. Она знала себя. Она была прежней, и в то же время не совсем. Она была старой и одновременной новой Озоменой, вырванной из пустоты, словно только что рожденной в неземных сферах – глаза открыты и одновременно закрыты в преддверии столкновения с землей.
Земля приняла ее мягко, сделав падение бесшумным, бережливым для ее косточек. С расширенными от удивления глазами Озомена открыла рот, чтобы сказать что-то, но воздух сотрясся от короткого и властного рыка. Озомена снова внутренне сжалась, стараясь удержаться на том самом месте, где приземлилась, но тело ее, озаренное искрой какой-то своей обособленной жизни, двигалось само по себе, и Озомене пришлось подчиниться.
Ее леопард отряхнулся всем своим длинным телом, от макушки до горделивого хвоста, стряхивая слизь возрождения, чтобы шерсть его стала чистой и сухой. Ночь и все, что пребывало в ней, принадлежали леопарду – властителю джунглей, болот, лугов и гор. Он, скользящий меж мирами, был царем всего сущего, он защищал и отмерял справедливость. Таким он был создан, но не без участия человеческого разума. Леопард потянулся, широко зевнул, посмотрел вокруг и снова потянулся.
Леопард почувствовал легкий тычок. Он обладал своей волей и мог бы отреагировать, но живот сводило от голода, и он решил все же для начала поохотиться. С горящим взором он какое-то время преследовал дичь, чьи очертания колыхались в темноте подобно скоплению влажных капель. Бросок, и вот он уже настиг свою жертву, молодую антилопу. Остальные травоядные разбежались, а леопард запрыгнул на самую высокую ветку дерева. Он пировал, смакуя теплую влажную плоть, а потом блаженно растянулся на ветке. Но ведь ночь еще не закончилась. Теперь он сыт и снова начал прислушиваться. Леопард медленно спустился на землю, вгляделся внутренним взором, словно нащупывая нужный мускул во вселенной, который нужно привести в движение. Один мощный взмах лап – и он уже мчится по туннелю со скоростью ветра, пребывая и там, и здесь, и повсюду.
Земля дымилась возле чугунных ворот. Леопард проскользнул сквозь прутья, как сквозь туман, и обнюхал обгоревшее место на земле, лизнул длинным языком остатки сажи. Озомена, находясь внутри и одновременно ощущая себя отдельным существом, тоже почувствовала словно через несколько слоев ваты горьковато-кислый привкус. Леопард поднял голову, отыскивая следующую точку для продвижения, и она уже была полуоткрыта, находясь в развалинах совсем другого измерения. И леопард, ориентируясь по запаху, проследовал в другой мир.
При виде фиолетового неба Озомена забеспокоилась, уперлась ногами, чтобы только остановить леопарда, но он, представляющий из себя гору мышц, не то что не услышал, но даже не почувствовал ее протеста. И хотя Озомена была отгорожена от прямого контакта со всем происходящим, мир показался ей более осязаемым, ярким и преисполненным деталей по сравнению с предыдущим появлением здесь против собственной воли. Озомена выкинула вперед ноги и стала брыкаться. Остановившись лишь на мгновение, леопард двинулся дальше. Вдруг он припал к земле, зрачки его расширились, и он, обладающий панорамным зрением, оглядел окрестности. Он весь замер в ожидании, ни один волосок на его шерсти не шевельнулся, ни единая щетинка усов не дрогнула. Впереди виднелся силуэт человека, танцующего как пламя на ветру. Леопард подполз ближе и почувствовал все тот же горьковато-кислый запах. Человек-пламя представлял из себя угрозу – чтобы убедиться в этом, леопарду не требовался советчик. Он сжался как пружина, приготовившись к прыжку, собрав всю свою силу и оголив когти.
«Стой!» – подумала Озомена, пытаясь понять, что там за синее сияние, но было слишком поздно. Леопард яростно обнажил пасть и начал рвать человека.
Озомена проснулась от собственного рыка. Она стояла на четвереньках, ноги ее запутались в покрывале. От падения в коленках пульсировала боль. Руки горели, словно на них надели перчатки, обмазанные перцем. Вытерев с подбородка слюну, она устало растянулась на полу. Во рту пересохло так, что болела гортань.
В комнате, где она спала вместе с Мбу, было до странного тихо, и когда глаза Озомены привыкли к темноте, она увидела, что сестра ее сидит в кровати и внимательно наблюдает за ней. Потом Мбу отвернулась к стенке и притворилась спящей. Озомена вернулась к себе в постель, держа на весу руки. Они так болели, что невозможно было заснуть.
Под утро пузыри на руках лопнули и закровили, и Озомена заплакала.
Приска в ужасе уставилась на руки дочери.
– Что ты с собой сделала? – закричала она. – Когда это ты умудрилась? – Приска осмотрела лопнувшие пузыри, то и дело издавая изумленные возгласы.
– Я не виновата. Мне приснилось, что я дотронулась до дикого зверя и мои руки превратились в когтистые лапы… – Озомена осеклась, вспомнив предупреждение бабушки. – Нет, все же это был призрак, ведь до них нельзя дотрагиваться, и вот что вышло.
– Что за чушь ты несешь? Прекрати, пожалуйста. – Приска всмотрелась в глаза Озомены, а потом со вздохом пощупала лоб дочери. – Температуры вроде нет. – Она аккуратно приподняла руки Озомены. – Мбу, ты видела, как это произошло? Почему меня не позвала?
Мбу лениво растянулась на кровати, пытаясь скрыть тревогу за безразличным тоном:
– Я же не сторож своей сестре.
Приска сердито нахмурила брови, а Озомене оставалось лишь молча наблюдать за их стычкой.
– Быстро встала и
