три. Эта душа очень важная в наших планах, и я хочу, чтобы она мне доверяла.
– Но ведь я уже привела тебе одну невесту. Почему ты говоришь про трех?
– Ну да, Чиненье хорошая девочка, работящая. Мы ее оставим, но не в качестве невесты. Она не была чистой.
– Но если я поставила тебе одну девочку, то все равно должно остаться две.
– А я говорю три, или ты хочешь, чтобы я опять разгневался? Три плюс один равняется четыре. – Он улыбается, но улыбка у него выходит уродская. – Ладно, не ломай себе голову этой математикой. И не думай, будто можешь свалять дурака. Кое-кто будет присматривать за тобой.
Я понимаю, что должна заплатить за свою ошибку, связавшись с той девочкой, но я не хочу все начинать сначала. Разве он не оставил себе Чиненье? Нет, он явно пытается меня одурачить. И я не позволю ему забрать себя. Он что, сдурел? Я не собираюсь ни от кого беременеть, тем более от призрака.
Я смотрю на эти два семечка. Голова разрывается от боли, но еще больше – от гнева. Ну я ему покажу! Вот только верну папу, узнаю, чем так напуган дух, и уничтожу его. Он еще у меня попляшет.
Поднявшись на ноги, дух кладет папино семечко в рот, и оно скрывается, как звездочка в ночи.
– Прости, что поранил тебя. – Голос его звучит мягко. – Прямо как бес вселился. Главное, выполни обещанное, слышишь? И тогда все будет хорошо.
Он ушел, а я взяла ножницы и укоротила волосы, чтобы мама не заметила выдранный клок. Хорошо еще, что я не выбросила расческу с бритвой от тетушки Оджиуго, она-то мне и пригодилась. Собрав остриженные волосы в руку, я спустила их в туалет. Нужно как-то объяснить все маме, чтобы она ничего не заподозрила.
Итак, я снова должна духу трех девочек. Кстати, меня он точно не заполучит, сколько бы раз ни называл меня своей женой. Я хочу вернуть папу, а потом буду разбираться с остальным.
Я начинаю гадать, как бы мне заполучить сразу трех девочек одним махом, причем действовать надо быстро. Прежде всего отправлю к духам эту соседскую девчонку, что наслала на меня такую вахалу.
Я одеваюсь и обдумываю план действий.
Глава 23
Озомена: ранее
Из всех событий, предваряющих исчезновение отца, Озомена помнила только два, правда, немного путаясь в их последовательности.
Событие первое. Утро. Отец складывает вещи в чемодан – тот самый, с которым он разъезжал по конференциям. Обычно он упаковывал все в глаженом виде, так как не любил гладить сам, да и в гостинице могло не оказаться утюга. Озомена стояла рядом со списком своих желаний, ожидая подходящего момента, чтобы вручить его. Таков был ритуал, сложившийся между дочерями и отцом. Списки желаний были до уморительного длинными, являясь секретом от мамы.
В тот последний раз Мбу не было дома, так что список желаний был только один. Отец был угрюм, все делал молча, даже не глядя на дочь. Помнится, Озомена говорила что-то, чирикала, хотя тревога пробирала ее до костей.
Рядом на кровати сидела ошарашенная мама. На ней была длинная, до щиколоток, цветастая ночнушка с оторочкой из тесьмы и с короткими рукавами из тонких кружев, напоминавших пену, снятую с пальмового вина. Перед ночнушки был забрызган святой водой, которой мама окропила себя из белой пластиковой бутылочки с синим распятием. Там, куда попала вода, розово-синие цветы словно ожили, воспрянув, как и зеленые выцветшие стебли с листьями. Когда Озомена протянула отцу свой список желаний, тот мельком взглянул на него и пробурчал:
– Лучше пойди на кухню и помоги тетушке Комфо.
Уже из кухни Озомена вдруг услышала, как заурчал мотор машины. Озадаченная, Озомена побежала к дверям, ведь она не попрощалась с папой. Да, она вела себя как маленькая. Тетушка Комфо, их помощница по дому, крикнула вслед, что надо бы нашинковать овощи, но Озомене было не до этого. Выбежав на веранду, она закричала папе: «До свидания!» – и замахала ручкой, но отец даже не посмотрел в ее сторону. Совсем скоро зеленый «Мерседес-Бенц» растворился в золотом свете дня.
А вот второе воспоминание. Озомена просыпается и видит своего отца в их детской, он стоит в полной темноте и глядит в окно. Электричество в доме точно было: в подвале гудел генератор, а под потолком крутился на максимальной скорости вентилятор, сметая назойливых комаров, умудрившихся пробраться в дом, даже несмотря на зеленую москитную сетку.
«Пап?» – позвала Озомена. У противоположной стены заворочалась Мбу, хотя с некоторых пор она вообще спала, накрыв голову подушкой. Озомена вылезла из постели и подошла к отцу: он неподвижно стоял и смотрел на город в редких пятнышках горящих окон. Все так же, устремив взгляд вдаль, он обнял дочь и притянул к себе.
– Мне нужно присмотреть за твоим дядей, – сказал он, и Озомена похолодела от этих слов. Папа стал таким странным, и она не посмела напомнить ему, что его брат вообще-то умер. Неужели папа таким и останется? Озомена беспокойно переступила с ноги на ногу. Отец нежно похлопал ее по плечу.
– Куда же ты поедешь? – спросила Озомена.
– Кажется, я знаю, где твой дядя был совсем недавно. Попытаюсь его отыскать, если он еще там. – Задумчиво потерев щеку, он повернулся к дочери. – Когда ты сама обретешь узду, то поймешь. Не так-то просто оторвать леопарда от его узды.
– Так ты был уздой дядюшки Одиого? – ахнула Озомена. Она молча оглянулась на спящую Мбу. – Значит, и у нас с ней будет так же?
– Если б она была твоей уздой, ты бы уже знала. Смерть Одиого ничего для меня не поменяла – я по-прежнему остаюсь его уздой. Я чувствую, знаю, что он где-то там, но ведь леопард не я, и мне еще придется постараться, чтобы попасть в другие миры. – Тяжело вздохнув, он прибавил: – А ты сама еще не полноценный леопард.
Проезжавшая мимо машина осветила его лицо, и Озомена увидела капли пота у него на лбу и прибавившуюся в волосах седину.
– Возможно, я так остро все воспринимаю еще и потому, что он мой родной брат, – продолжил отец. – А в самих леопардах много таинственного и непонятного.
Отец продолжал смотреть вдаль, а Озомена глядела на него, даже когда его лицо снова погрузилось в темноту.
– Вот Одиого и пытался разобраться, – снова заговорил отец. – Мы оба хотели понять, было ли такое и прежде, чтобы один брат оказался леопардом, а второй – его уздой. А теперь появилась ты. Мы никогда не слышали, чтобы леопардом становилась женщина. – Озомена видела, как при этих словах отец грустно улыбнулся.
– Мне страшно, – призналась Озомена, разглядывая свои больные руки. Мама пичкала ее сильным болеутоляющим, это помогало, но короста на руках
