основания хребта меня ждала лошадь.
Если бы только лошади были невосприимчивы к моим способностям.
Скрежеща зубами от досады, обхожу сыпучий гравий, скрытые рытвины и редкие валуны, набирая скорость по мере того, как тропа становится шире. Эта узкая горная тропа, единственный путь к Черной горе и обратно, находится в плохом состоянии, гораздо хуже, чем когда я покидал Достопочтенных много зим назад.
Неужели Хелион не следил за надлежащим, черт возьми, обслуживанием? О чем он только думал?
Дорога и так была опасна, но теперь это настоящая смертельная ловушка: некоторые участки тропы полностью обвалились, оставив ненадежные бреши, через которые можно легко провалиться вниз и погибнуть в одиночестве.
Через них я перепрыгиваю.
Подумать только, моя мать прошла по этой тропинке столько зим назад, чтобы оставить меня с Достопочтенными.
Какой храброй, какой решительной она должна была быть.
Почему именно чертовы Достопочтенные?
Для начала, они известны тем, что берут ягнят и превращают их в волков. Только Достопочтенные берут сирот и их воспитывают.
Видимо, она была в отчаянии. Что случилось с ее проклятым горным торговцем? По словам Анайи, он должен был вырастить меня, если она умрет.
Есть тысяча причин, почему этого не произошло, но если я когда-нибудь узнаю, что этот ублюдок предал ее и стал причиной этих страданий…
Заставлю его пожалеть, что он вообще существует.
Это если мой отец еще не сделал этого.
Спускаюсь по узкой изношенной лестнице, вырубленной в склоне горы, стараясь не поскользнуться на комьях свежего снега. Отсюда тропинка сворачивает и змеится в сторону Белхенны, древней столицы империи Иони.
Но мне сейчас не нужно в Белхенну.
Лучше срезать через хребет и по прямой дойти до столицы.
Это самый быстрый путь.
Поэтому я покидаю тропу, направляясь в горную пустошь. Бросаюсь в глубокую тень, в холод, находя небольшое утешение в темноте.
Усталость витает на краю моего сознания, пытаясь пробраться своими проклятыми усиками в мое тело.
Я отгораживаюсь от нее.
В то время как спускаюсь со скал, карабкаюсь вверх по склонам и пересекаю замерзшие ручьи, прогоняю усталость.
Пробираясь через снежные сугробы, взбираясь по крутым уступам и перепрыгивая через узкие расщелины, я заглушаю ее.
Отключаюсь, пока не осознаю, что у этого моего получеловеческого тела все еще есть смертные потребности, такие как еда, вода и сон. Несмотря на все загадочные разговоры отца о том, что я умру и превращусь в того, кем являюсь сейчас, мое тело здесь, в мире живых, все еще устает, хочет есть и пить.
Скоро мне придется остановиться.
Проклинаю все на свете. Ни в коем случае не хочу останавливаться, но от меня никому не будет пользы, если я проигнорирую эти предупреждающие знаки и полностью потеряю контроль над временем.
В конце концов, нахожу огромную нависающую скалу, в которой есть укрытие в виде небольшой пещеры. Здесь я отдохну совсем недолго, пока не почувствую достаточно сил, чтобы бежать целый день без остановки.
Вместо воды я буду есть снег. Любое существо, которое замечу с двумя или более ногами, станет моей едой.
Мой желудок урчит.
Половина крови в моих венах от бога, а я бегу сквозь застывшее время, и мое тело все еще имеет наглость поддаваться голоду.
Я мечтаю о сладких, ореховых клубнях, которые Амали выкапывала для меня и жарила в горячих углях нашего костра. Каким-то образом она могла найти их где угодно. Наверное, она сумела бы отыскать их и посреди зимней метели, если бы ей пришлось.
Чувство голода обостряется.
Моя тоска по ней становится почти невыносимой.
Не могу остановиться.
Не будь глупцом. Ты должен.
Не обращая внимания на усталость в ногах, я крадусь в пещеру и нахожу укромное место, чтобы сесть среди камней. Снимаю мечи со спины и кладу их рядом с собой.
А потом всматриваюсь в снег, в тени.
На самом деле я не собираюсь засыпать в такой позе, но вдруг…
«Привет, Кайм».
Внезапно, она здесь, со мной.
Следовательно, я, должно быть, сплю.
Черт. Мне нужно проснуться.
— Останься ненадолго, Кайм. — Ее голос из мысли переходит в очень реальный шепот. — Я сейчас сплю. Мне снится сон. Вот почему я вижу тебя.
Оглядываюсь вокруг, но вижу лишь все те же старые скалы и горы. Сплю я или бодрствую? — Это немного несправедливо, — отвечаю я медленно, когда ее нежное, невидимое присутствие кружится вокруг меня, вызывая мурашки на коже.
Странно. У меня никогда не бывает мурашек.
— О? — бормочет она, ее эфемерное дыхание ласкает мое ухо, по мере того как ее голос становится очень, очень реальным. — Почему это, любовь моя?
— Потому что кажется, что ты можешь видеть меня и прикасаться ко мне, но я нет, Амали. Я даже не могу заключить тебя в свои объятия, а это все, что хочу сделать прямо сейчас.
Я хочу шептать ей на ухо сладкие слова и говорить, что ничто и никто больше никогда не отнимет ее у меня.
— Так и будет, — просто отвечает она, обвивая невидимыми руками мою шею.
— Почему ты спишь, любовь моя? Еще рановато для сна. Солнце только-только село.
— Мне дали что-то, чтобы я заснула.
— Тебя накачали наркотиками?
— Похоже на то.
— Я собираюсь убить их, ты знаешь. Медленно, мучительно… Боль, которую они причинили тебе… Я верну ее тысячекратно.
— Будь спокоен, Каймениэль. Не все из них заслуживают таких страданий. Невежество заставляет людей совершать жестокие поступки. Но не все они такие. Был один… он пытался поступить со мной правильно, и за это его убили. Пожалуйста, скажи своему отцу, чтобы он разыскал его в подземном мире. Имя этого человека — Айен.
— Это в моих силах, — мягко отзываюсь я, желая угодить ей сейчас больше, чем когда-либо.
Твой отец…
Я резко выпрямляюсь. Меня пробирает озноб. — Ты знаешь, что он мой отец?
— Я встречалась с ним.
— Ты… — качаю головой, не зная, чувствовать ли мне злость или облегчение.
— Я снова видела сон… искала тебя в том безмолвном месте, где нет красок, и он был там. Это он дал мне способность говорить с тобой мысленно… и, кажется, во сне. Он сказал, что это дар.
— Ты снова отправилась туда… — Теперь, когда знаю, что Бесцветный лес — это вход в чертоги моего отца, мне не нравится слышать о том, что она туда ходила. Это значит, что она была близка к смерти.
— Он сказал, что не впустит меня. Видно, еще не пришло мое время. Не волнуйся так, Кайм. Он был ужасно добр ко мне.
— Лучше бы он был таким, — ворчу
