…Ученый посидел молча, закрыв глаза, потом снял шлем и попросил, чтобы его выпустили.
Выкатили кресло. Отстегнули ремни. Человек взял микрофон. На верхнем этаже, как сорвавшиеся с цепи борзые, наперегонки застучали телетайпы, отпечатывая вступление.
— Вечер. Сад, — сказал человек. — Половодье цветов и листьев. На каменной скамье две женщины-, старая и молодая. Молодая поет:
«В сновиденьях моих… мы друг к другу прильнули…Мы с тобою вдвоем… мы с тобою вдвоем…»
ПРОШЛЫЙ ПЕРЕУЛОК
— Семина, — сказал метрдотель. — Ты бы хоть подмела у своих столиков, что ли.
— Не пойду, — сказала официантка. — Очень нужно.
— Я ее не осуждаю, — сказала подруга. — Создайте условия — тогда спрашивайте работу.
— А ты помолчи, — сказал метрдотель.
— Семина — хороший работник, — сказала подруга. — А издевательства она терпеть не обязана.
— А ты помолчи, — сказал метрдотель.
— Конечно, мы обязаны быть вежливыми, но и посетитель должен быть на высоте, — сказала подруга. — Я такого первый раз вижу… То дрыхнет, то спорит, то спит, то лается.
Приезжий как раз досматривал очередной сон в этом кафе-заповеднике, где ничего не изменилось за столько лет. Он так и заснул, привалившись щекой к столику. Пьяница? Нет. Он и не пил ничего. Семина знала это точно. Больной, может быть? Вряд ли. Валентина Николаевна относилась к нему как к здоровому. А это все! Валентина Николаевна умница, зря ничего не делает. Вот и сейчас сидит тихонечко и ждет, когда этот хмырь проснется.
Официантка Семина застыла. Ей показалось вдруг, что она видит сон, который снится приезжему.
… - Дворник… — недовольно сказал приезжий. — Что эго за работа для вас, ей-богу… Образованный человек работает дворником.
— Я не образованный, — сказал дворник (вжик… вжик… метла), — я интеллигентный.
И запел:
В Москве на далекой заставе,Где золото роют в горах,Бродяга, судьбу проклиная,Несется на всех парусах.
— Я от тебя дурею, — сказал приезжий.
— Одуреешь тут… — ответил дворник.
— Как называется этот переулок?
— Прошлый… Называется «Прошлый переулок».
— Странное название.
— Ничего странного, — сказал дворник. — Единственный переулок, где сохранилась булыжная мостовая. Музей-заповедник под открытым небом. Сейчас это модно. Здесь живут всякие знаменитости.
— Иду, Валентина Николаевна, иду! — сказала официантка Семина и побежала принимать заказ у знаменитой артистки.
Она приняла заказ, стараясь не смотреть на спящего. Знаменитая артистка дотронулась до ее локтя.
— Как-то странно, — сказала артистка. — Правда? Не то душно, не то холодно? Ты не находишь?
— Нет… — сказала официантка Семина и содрогнулась. — Что вы? Ничуть не холодно.
— Ты как думаешь, можно в этом доме снять комнату? — спросил приезжий, оглядывая одноэтажный дом позади кафе.
— Сомневаюсь, — сказал дворник. — В первой квартире живет Венера.
— Какая Венера?
— Какая! Обыкновенная. Милосская, — сказал дворник. — Сдасть она тебе комнату? Не сдасть. У ей любовники. Она стесняется… Во второй квартире живет Теодор Амедей Гофман, фантаст. Ты ему не подойдешь. Он любит людей обстоятельных. Которые не удивляются. А ты все удивляешься.
— Я не удивляюсь, — сказал приезжий. — А в третьей квартире кто?
— В третьей квартире проживает Александр Македонский. К нему сам не пойдешь. Он цельный день кричит. Командует.
— А они не психи? — спросил приезжий.
— Сам ты псих ненормальный. Они вот трудятся, а не шастают тут по утрам.
— Кем они трудятся? — спросил приезжий.
— По специальности, — сказал дворник. — Венера акушеркой, Гофман парикмахером, Саша Македонский гробовщиком.
— Слушай, — сказал приезжий нерешительно. — Слушай, а может, ты тоже…
— Что «тоже»?…
— Ну, какая-нибудь знаменитость…
— Какая там знаменитость? — скромно сказал дворник. — Я крокодил.
— Не понял вас… — растерянно сказал приезжий. — Ага… Понял… Да… Скажите, я не произвожу впечатления больного человека?
— Я думал, вы умнее, — сказал дворник.
— Ты какая-то чумовая сегодня, — сказала официантке Семиной ее подруга. — Третий раз один заказ заказываешь.
— Я думала, вы умнее, — сказала официантка Семина.
— Ты какая-то чумовая, — сказала подруга. — В тебе и есть-то всего красивого, что ты натуральная блондинка.
… - Простите… — сказал приезжий, когда оправился от удивления. — И как же это вы?
— Что как? — спросил дворник.
— Ну вообще…
— Да, вот, подметаю… (Вжик… вжик… метла.)
— Ага. Подметаете… Крокодил… А зубы, извиняюсь, а хвост?…
— А почему, собственно, я должен быть с хвостом? — спросил дворник. — Странно слышать от поэта!..
— Ага… Значит, вообразить? — спросил приезжий.
— Вот именно!
Приезжий совсем растрогался.
— Дайте я пожму вашу лапу, простите, руку… — сказал он. — Вы все поставили на место… Почему, собственно, я должен видеть хвост и прочее? Разве то, что мы воображаем, не так же реально для нас, как то, что мы видим? Разве оно не так же влияет на нашу жизнь?… Спасибо вам… э-э, не знаю, как вас по батюшке…
— Дворник, — сказал дворник. — Просто дворник. Зовите меня просто — дворник… А вот и жильцы на работу потянулись.
И запел:
Тут он мощною рукой
Стиснул пе-эр-сиянки стан…
— Доброе утречко, Венера Михайловна, — сказал он проходившей мимо женщине, которая грызла яблоко.
— Доброе утро, — ответила женщина.
— Скажите, как вышло, что вы акушерка? — спросил приезжий.
— Смешной вопрос, — сказала женщина. — Дайте закурить. Самое главное, чтобы люди безболезненно рожали. — Она раскурила сигарету. — Благодарю вас… Влюбиться — это пустяки, половина дела, А вот выносить и родить — на это решается не каждый… Всего доброго. Хотите яблочка? Тодик, вы опаздываете.
Тут вышел великий писатель Гофман. Волосы его стояли дыбом.
— Послушайте, вы же фантаст, — сказал приезжий. — Почему вы стали парикмахером?
— Я отказался от фантастики, милый. Я теперь могу только улучшать прически. Я понял, что люди влюбляются не в людей, а в прически… Мои растрепанные волосы — это просто сигнал бедствия. Венера Михайловна, постучите Саше в окно.
— Сам идет, — сказал дворник. — Этот никогда не запоздает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
