Не может же быть, чтобы она и ее переставила? Вздумала опять разыграть его? Взяла ящик с инструментами и быстро переставила ее на внутреннюю сторону, пока он гулял с собакой, так, что ли?
Он провел рукой по левой стороне двери, и в ту самую минуту, когда его пальцы коснулись ручки, что-то в нем разорвалось и с волной ярости и страха вырвалось наружу. Он открыл дверь, быстро закрыл ее за собой и крикнул: "Эдна, ты здесь?"
Так как ответа не последовало, то он снова крикнул, и на этот раз она его услышала.
– Что тебе опять нужно? Ты меня разбудил.
– Спустись-ка на минутку. Я хочу поговорить с тобой.
– Умоляю тебя, - ответила она, - успокойся и поднимайся наверх.
– Иди сюда! - закричал он. - Сейчас же иди сюда!
– Черта с два. Сам иди сюда.
Он помедлил, откинул голову, всматриваясь в темноту второго этажа, куда вела лестница. Он видел, как перила поворачивали налево и там, где была площадка, скрывались во мраке. И если пройти по площадке, то попадешь прямо в спальню, а там тоже царит мрак.
– Эдна! - кричал он. - Эдна!
– Иди к черту!
Он начал медленно подниматься по ступеням, ступая неслышно и легко касаясь руками перил, - вверх и налево, куда поворачивали перила, во мрак. На самом верху он хотел переступить еще через одну ступеньку, которой не было, однако он помнил об этом, и лишний шаг делать не стал. Он снова помедлил, прислушиваясь, и хотя и не был уверен в этом, но ему показалось, что далеко в поле опять начали стрелять из пушек, в основном из тяжелых орудий, семидесятипятимиллиметровых, при поддержке, наверное, пары минометов.
Теперь - через площадку и в открытую дверь, которую легко найти в темноте, потому что он отлично знал, где она, а дальше - по ковру, толстому, мягкому, бледно-серому, хотя он ни видеть его не мог, ни чувствовать под ногами.
Дойдя до середины комнаты, он подождал, прислушиваясь к звукам. Она снова погрузилась в сон и дышала довольно громко, со свистом выдыхая воздух между зубами. Окно было открыто, и занавеска слегка колыхалась, возле кровати тикал будильник.
Теперь, когда его глаза привыкали к темноте, он уже мог различить край кровати, белое одеяло, подоткнутое под матрас, очертания ног под одеялом; и тут, будто почувствовав его присутствие в комнате, женщина пошевелилась. Он услышал, как она повернулась один раз, потом другой. Ее дыхания он больше не различал, зато было слышно, как она шевелится, а один раз скрипнули пружины, точно кто-то прокричал в темноте.
– Это ты, Роберт?
Он не сделал ни одного движения, не издал ни единого звука.
– Роберт, это ты здесь?
Голос был какой-то странный и очень ему не понравился.
– Роберт!
Теперь она совсем проснулась.
– Где ты?
Где он раньше слышал этот голос? Он звучал резко, неприятно, точно две высокие ноты столкнулись в диссонансе. И потом - она не выговаривала "р", называя его по имени. Кто же это был, тот, кто когда-то называл его Обетом?
– Обет, - снова сказала она. - Что ты здесь делаешь?
Может, санитарка из госпиталя, высокая такая, белокурая? Нет, это было еще раньше. Такой ужасный голос он должен помнить. Дайте-ка немножко подумать, и он вспомнит, как ее зовут.
И тут он услышал, как щелкнул выключатель лампы, стоявшей возле кровати, и свет залил сидевшую в постели женщину в розовом пеньюаре. На лице ее было выражение удивления, глаза широко раскрыты. Щеки и подбородок, намазанные кремом, блестели.
– Убери-ка эту штуку, - произнесла она, - пока не порезался.
– Где Эдна?
Он сурово смотрел на нее. Сидевшая в постели женщина внимательно следила за ним. Он стоял в ногах кровати, огромный, широкоплечий мужчина, стоял недвижимо, вытянувшись, пятки вместе, почти как по стойке "смирно", на нем был темно-коричневый шерстяной мешковатый костюм.
– Слышишь? - строго сказала она. - Убери эту штуку.
– Где Эдна?
– Что с тобой происходит, Обет?
– Со мной ничего не происходит. Просто я тебя спрашиваю, где моя жена?
Женщина попыталась спустить ноги с кровати.
– Что ж, - произнесла она наконец изменившимся голосом, - если ты действительно хочешь это знать, Эдна ушла. Она ушла, пока тебя не было.
– Куда она пошла?
– Этого она не сказала.
– А ты кто?
– Ее подруга.
– Не кричи на меня, - сказал он. - Зачем поднимать столько шума?
– Просто я хочу, чтобы ты знал, что я не Эдна.
Он с минуту обдумывал услышанное, потом спросил:
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Эдна мне сказала.
Он снова помолчал, внимательно глядя на нее, несколько озадаченный, но гораздо более спокойный, притом во взгляде его даже появилась некоторая веселость.
В наступившей тишине никто из них не решался сделать какое-либо движение. Женщина была очень напряжена; она сидела, согнув руки и упираясь ими в матрас.
– Видишь ли, я люблю Эдну. Она тебе говорила когда-нибудь, что я люблю ее?
Женщина не отвечала.
– Думаю, что она сука. Но самое смешное, что я все равно ее люблю.
Женщина не смотрела ему в лицо, она следила за его правой рукой.
– Эта Эдна - просто сука.
Теперь наступила продолжительная тишина; он стоял неподвижно, вытянувшись в струнку, она сидела на кровати не шевелясь. Неожиданно стало так тихо, что они услышали сквозь открытое окно, как журчит вода в мельничном лотке на соседней ферме.
Потом он произнес, медленно, спокойно, как бы ни к кому не обращаясь:
– По правде, мне не кажется, что я ей еще нравлюсь.
Женщина подвинулась ближе к краю кровати.
– Убери-ка этот нож, - сказала она, - пока не порезался.
– Прошу тебя, не кричи. Ты что, не можешь нормально разговаривать?
Неожиданно он склонился над ней, внимательно вглядываясь в ее лицо, и поднял брови.
– Странно, - сказал он. - Очень странно.
Он придвинулся к ней на один шаг, при этом колени его касались края кровати.
– Вроде ты немного похожа на Эдну.
– Эдна ушла. Я тебе уже это сказала.
Он продолжал пристально смотреть на нее, и женщина сидела не шевелясь, вдавив кисти рук в матрас.
– Да, - повторил он. - Странно.
– Я же сказала тебе - Эдна ушла. Я ее подруга. Меня зовут Мэри.
– У моей жены, - сказал он, - маленькая смешная родинка за левым ухом. У тебя ведь такой нет?
– Конечно, нет.
– Поверни-ка голову, дай взглянуть.
– Я уже сказала тебе - родинки у меня нет.
– Все равно я хочу в этом убедиться.
Он медленно обошел вокруг кровати.
– Сиди на месте, - сказал он. - Прошу тебя, не двигайся.
Он медленно приближался к ней, не спуская с нее глаз, и в уголках его рта появилась улыбка.
Женщина подождала, пока он не приблизился совсем близко, и тогда резко, так резко, что он даже не успел увернуться, с силой ударила его по лицу. И когда он сел на кровать и начал плакать, она взяла у него из рук нож и быстро вышла из комнаты. Спустившись по лестнице вниз, она направилась в гостиную, туда, где стоял телефон.
Моя любимая, голубка моя
Есть у меня давняя привычка вздремнуть после ленча. Обычно я устраиваюсь в гостиной в кресле, подкладываю подушку под голову, ноги кладу на небольшую квадратную, обитую кожей скамеечку и читаю что-нибудь, покуда не засыпаю.
В ту пятницу я сидел в кресле, как всегда уютно расположившись, и держал в руках свою любимую книгу "Бабочки-однодневки" Даблдея и Вествуда35, когда моя жена, никогда не отличавшаяся молчаливостью, заговорила, приподнявшись на диване, который стоял напротив моего кресла.
– Эти двое, - спросила она, - в котором часу они должны приехать?
Я не отвечал, поэтому она повторила свой вопрос громче.
Я вежливо ответил ей, что не знаю.
– Они мне совсем не нравятся, - продолжала она. - Особенно он.
– Хорошо, дорогая.
– Артур, я сказала, что они мне совсем не нравятся.
Я опустил книгу и взглянул на жену. Закинув ноги на спинку дивана, она листала журнал мод.
– Мы ведь только раз их и видели, - возразил я.
– Ужасный тип, просто ужасный. Без конца рассказывает анекдоты, или какие-то там истории, или еще что-то.
– Я уверен, ты с ними поладишь, дорогая.
– Она тоже хороша. Когда, по-твоему, они явятся?
Я отвечал, что они должны приехать около шести часов.
– А тебе они разве не кажутся ужасными? - спросила она, ткнув в мою сторону пальцем.
– Видишь ли...
– Они до того ужасны, что хуже некуда.
– Мы ведь уже не можем им отказать, Памела.
– Хуже просто некуда, - повторила она.
– Тогда зачем ты их пригласила? - выпалил я и тотчас же пожалел, ибо я взял себе за правило - никогда, если можно, не провоцировать жену.
