Оба отрицательно покачали головами. Джоан Терстон отвинтила пластиковую крышечку, отпила большой глоток, потом снова приблизилась к столу.
– Ладно, продолжим, – произнесла она. – Что еще вам удалось узнать, Лорен?
Лорен. Она уже называет ее по имени. Лорен вопросительно покосилась на Штейнберга, и тот опять кивнул.
– Нам удалось обнаружить несколько связующих звеньев между всем этим и бывшим заключенным Мэттом Хантером, – сказала она.
Глаза Терстон сузились.
– Почему мне знакомо это имя?
– Он местный, из Ливингстона. О его деле много писали в газетах. На вечеринке выпускников колледжа Хантер подрался и…
– Ах да, да, вспомнила, – перебила ее Терстон. – Я знала его брата, Берни. Хороший адвокат. Умер молодым. Вроде бы Берни нашел ему работу в «Картер Стерджис», когда он вышел из тюрьмы.
– Мэтт Хантер до сих пор работает там.
– Он как-то связан со всем этим?
– Да, определенная связь прослеживается.
– Например?
Лорен поведала о телефонном звонке из школы Святой Маргариты в дом Марши. Похоже, на них это не произвело впечатления. Но когда Лорен стала рассказывать о событиях вчерашнего вечера, о том, что Мэтт Хантер в свойственной ему манере подрался с Чарлзом Тэлли в отеле «Говард Джонсон», присутствующие насторожились. И впервые Йетс начал записывать что-то в свою книжку в кожаном переплете. Когда она закончила, Терстон спросила:
– Как вы объясняете все это, Лорен?
– Если честно? Пока не знаю.
– Следует выяснить подробности пребывания Хантера в тюрьме, – заметил Йетс. – Мы знаем, что Тэлли тоже имел срок. Возможно, там они и познакомились. Или же Хантер каким-то образом связан с людьми Чубчика.
– Правильно, – одобрила Терстон. – Может, Хантер подчищал какие-то концы за Чубчиком.
Лорен молчала.
– Вы не согласны, Лорен?
– Вероятно, вам покажется это наивным, но не думаю, будто Мэтт Хантер мог исполнять роль чистильщика. Да, у него есть судимость, но лишь за драку на мальчишнике пятнадцать лет назад. С тех пор он не имеет проблем с законом и, что называется, чист.
Лорен не стала упоминать о том, что училась в школе вместе с Хантером, что ей «не по нутру» все это. Когда другие детективы уверяли, что «нутро» может служить рациональным объяснением, Лорен начинало тошнить.
– Каково же участие в этом Хантера? – спросила Терстон.
– Не знаю. Очевидно, здесь что-нибудь личное. Согласно показаниям портье, его жена тоже остановилась в этом отеле.
– Полагаете, ссора на любовной почве?
– Возможно.
Во взгляде Терстон сквозило сомнение.
– В общем, Мэтт Хантер имеет к этому отношение, верно?
– Определенно, – подтвердил Штейнберг.
Йетс энергично закивал, Лорен своих чувств не выдавала.
– На данный момент, – продолжила Терстон, – у нас есть все основания арестовать его и предъявить обвинение. Драка, телефонный звонок и так далее. Скоро получим результаты анализа ДНК и сможем связать его с убитым Тэлли.
Лорен колебалась. А Эд Штейнберг – нисколько.
– Да, оснований для ареста достаточно.
– А учитывая, что Хантер уже имел судимость, ни о каком освобождении под залог не может быть и речи. Возьмем его, подержим, сколько надо, правильно, Эд?
– Согласен, – ответил Штейнберг.
– Тогда берите его, – сказала Терстон. – И нечего церемониться. Верните Мэтта Хантера за решетку.
Глава 35
Мэтт и Оливия остались одни в гостевой комнате у Марши.
Девять лет назад Мэтт провел первую ночь в этой комнате в качестве свободного человека. Берни привез его к себе домой. Марша встретила сдержанно, но вежливо. Теперь, оглядываясь назад, он понимал, что причины для подобного поведения имелись. Ведь ты переезжаешь в такой дом как раз с целью оградиться от людей, подобных Мэтту. Даже если знаешь, что он невиновен, считаешь его хорошим, просто оступившимся парнем. И тебе вовсе не хочется, чтобы в твою жизнь входил бывший заключенный. Он вирус, носитель опасного заболевания. У тебя дети. Ты желаешь защитить их. И тебе, как и Лэнсу Баннеру, хочется верить, что законы могут оградить порядочных людей от подобных типов.
Мэтт часто вспоминал старого своего друга Даффа. Одно время он казался крутым парнем. Теперь же Мэтт думал иначе. Сейчас он запросто мог надрать Даффу задницу где-нибудь в укромном уголке. Нет, он не хвастался и не гордился этим. Это просто факт, против него не попрешь. И его дружки, считавшие себя крутыми, тоже своего рода даффы, Господи, да они и понятия не имеют, что значит быть по-настоящему крутым!
Но сам Мэтт, успевший стать в тюрьме крутым, первую ночь на свободе проплакал в этой комнате. Он и сам толком не понимал, почему плачет. В тюрьме ни разу не проронил ни слезинки. Кое-кто мог бы решить, что Мэтт просто боялся показать свою слабость в столь ужасном месте, как тюрьма. Отчасти так. Наверное, он просто «открыл клапан» и выплакался за все последние четыре года.
Однако Мэтт думал иначе.
Истинная причина, как он подозревал, крылась в страхе и неверии. Он никак не мог поверить, что наконец свободен, тюрьма позади. Все это казалось жестокой шуткой, чистая теплая постель – иллюзией. Скоро они явятся за ним и запрут в темнице уже навсегда.
Мэтт немало читал о том, как дознаватели и захватчики заложников ломают волю человека, делая вид, будто ведут его на казнь. Это срабатывало, однако Мэтт считал, что гораздо более эффективный способ заставить человека расколоться кроется в обратном. Надо сделать вид, что его отпускают на свободу. Человек одевается, ему говорят, что он свободен, надевают на глаза повязку и вывозят. Катают вокруг тюрьмы, а потом вновь заводят в нее, снимают повязку. И он видит, что оказался там же, где был, никакая свобода ему не светит, это жестокий розыгрыш.
Примерно так чувствовал он себя тогда.
Мэтт сидел на той же двуспальной кровати. Оливия стояла к нему спиной. Голова опущена, но плечи, как всегда, держит гордо, прямо. Ему очень нравились ее плечи, узкая трапециевидная спина, нежные бугорки мышц, гладкая кожа.
Мэтт испытывал желание сказать ей: «Знаешь, давай забудем все это. Я не хочу ничего знать. Ты сказала, что любишь меня, я единственный в твоей жизни мужчина, которого ты любила по-настоящему. Этого достаточно».
Когда они приехали, вышла Кайра, поздоровалась с ними во дворе. Вид у нее был озабоченный. Мэтт вспомнил, как она поселилась в гараже. Заметил тогда, что она напоминает ему Фонз.[14] Кайра понятия не имела, о чем это он. Странно, о каких вещах думает и вспоминает человек, когда напуган. Марша тоже смотрела встревоженно, особенно когда увидела повязку на голове Мэтта и то, как он неуверенно шагает к двери. Но Марша слишком хорошо знала своего деверя, сообразила, что теперь не время для расспросов.
Молчание нарушила Оливия:
– Можно тебя спросить?
– Да, конечно.
– По телефону ты говорил о каких-то снимках и видео.
– Да.
– Могу я посмотреть?
Мэтт достал телефон, протянул ей. Оливия повернулась и взяла мобильник, стараясь не прикасаться к мужу. Защелкала кнопками. Он следил за выражением ее лица. Она сосредоточенно хмурила брови, ему так хорошо была знакома эта гримаска. Голова склонена набок, Оливия делала так всегда, находясь в недоумении.
– Не понимаю, – пробормотала она.
– Это ты? – спросил он. – В парике?
– Да… Но все было по-другому.
– Что все?
Оливия не сводила взгляда с экрана мобильного телефона. Нажала кнопку и просмотрела все изображение сначала. Удрученно покачала головой:
– Что бы ты про меня ни думал, я никогда тебя не обманывала. А этот мужчина? На нем тоже был парик. Видимо, хотел выглядеть как тот парень на фотографии.
– Я это понял.
– Как?
Мэтт показал ей серое небо за окном, кольцо на пальце. Рассказал, как вместе с Сингл они увеличивали изображение в ее кабинете.
Оливия присела рядом. Она была потрясающе красива.
– Так ты знал.
– Что?
– В глубине сердца, несмотря на все эти мерзкие картинки, ты знал, понял, что я тебе не изменяла.
Мэтту захотелось обнять ее, крепко-крепко. Но он сдержался и промолвил:
– Прежде чем начнешь рассказывать, хочу задать тебе пару вопросов. Согласна?
Оливия кивнула.
– Ты беременна?
– Да, – ответила она. – И прежде чем задашь следующий вопрос, скажу сама. Это твой ребенок.
– Тогда мне плевать на все остальное. Если не желаешь говорить, не надо. Сбежим куда-нибудь и начнем все сначала. Оставим это, мне все равно.
Оливия печально покачала головой:
– Сбежать у меня не получится, Мэтт. – Она выглядела такой измученной. – К тебе это тоже относится. И потом, как же Итон и Пол? Марша?
Да, конечно, она права. Вот только Мэтт не мог подобрать нужных слов. Пожал плечами и пробормотал:
