Пальцы Монкрифа слегка поглаживали ее по шее, так легко, что по телу бежали мурашки. Но она не просила его прекратить. Казалось, одно только это прикосновение связывает ее с жизнью. Если Монкриф уйдет, водоворот боли и сожаления подхватит и унесет ее прочь.
– Мне нравилось, как он пишет. Нравилась глубина его мыслей. Я много раз перечитывала его описания Северной Америки и Квебека, мне казалось, что я тоже там, рядом с ним. Видишь ли, я поняла, что совсем не знала Гарри, до того как он вступил в полк. Но я узнала его по письмам и полюбила.
Монкриф опустил руку, Кэтрин оглянулась и коснулась его ладони – сейчас ей больше всего нужна была эта связь.
– Вот почему я так дорожу ими. Для меня эти письма – сам Гарри. Когда дела в Колстин-Холле шли плохо, я с ним советовалась, и он всегда давал мне хороший совет. Я рассказывала ему то, о чем никогда и никому не говорила раньше, и думала, что он дорожит моим доверием.
– Человек – это не только то, что он пишет. Слова мимолетны. Они просто способ удержать мысль, вопрос.
Кэтрин с мольбой заглянула Монкрифу в глаза.
– Но как он мог быть таким внимательным и одновременно таким ужасным? Как можно любить того, кого ты совсем не знаешь?
Монкриф не отвечал. Что он мог ей сказать?
– Иди. – Кэтрин глубоко вздохнула. – Пожалуйста, уходи.
За спиной хлопнула дверь, и Кэтрин тут же захотелось позвать Монкрифа назад. Никогда в жизни она не чувствовал а себя так одиноко.
Глава 18
Сжав кулаки так, что побелели костяшки, Монкриф стоял у окна. Ему хотелось расколотить это стекло, хотя бы для того, чтобы почувствовать – в жизни есть нечто такое же острое, как боль в его сердце.
Кэтрин полюбила мужчину из-за его писем. Эта горько-сладкая мысль разрывала ему душу.
Он должен был признаться, что на ее письма отвечал совсем не Гарри, а он сам, Монкриф. Должен признаться, но только не сейчас. Нужно время, чтобы Кэтрин справилась с разочарованием и поняла, что любовь давно ее ждет, ждет терпеливо и неизменно.
Монкриф услышал, как открылась дверь, но не обернулся – он знал, что она придет. Поразмыслив, Кэтрин явно решила ему не поверить. Гарри останется позолоченным идолом, а он, Монкриф, бесчестным узурпатором.
– Ты ведь не солгал мне, Монкриф?
Он не обернулся.
– Нет, не солгал.
– Он ее любил? Женщину, с которой вместе погиб?
Монкриф прикрыл глаза. Он не был готов к этому вопросу. Какой же он глупец! Конечно, Кэтрин захочет узнать!
– Не знаю, – ответил Монкриф и припомнил разговор, который случился у него с Гарри в Пойнт-Левисе.
Они сидели у подножия холма и дожидались темноты, когда вместе со всем полком должны были подняться по крутым утесам, окружающим Квебек. Безрассудный план генерала Вулфа вполне мог привести их всех к гибели, но за годы войны Монкриф свыкся с мыслью о возможной смерти.
– Полковник, вы когда-нибудь думали, что окажетесь на другом конце света? – спросил Дуннан, играя камешками на земле.
– Я иду туда, где мой полк.
– Глупо, что я не отказался, когда мне предложили патент. Но с другой стороны, это показалось мне отличным выходом. В то время я попал в довольно сложные обстоятельства.
Монкриф повернул голову и вопросительно посмотрел на Дуннана.
– Вы жалеете, что вступили в полк? Гарри расхохотался.
– Нет. Отличное получилось приключение. Но иногда я скучаю по дому. – Дуннан помолчал. – Вы верите в любовь, полковник?
– Думаю, что верю. А в чем дело? – осторожно спросил Монкриф.
Гарри посмотрел ему в лицо.
– Сентиментальное чувство, эта любовь. – Он опять умолк, но через минуту продолжил: – Я как раз влюблен. Вот так штука! – Гарри улыбнулся. – Знаете, никогда бы не подумал, что способен на это. Я скучаю по ней с каждым днем все сильнее. Сам не могу понять, в чем дело.
Монкриф ничего на это не сказал, а через минуту началась операция. Монкриф увидел капитана Дуннана только после празднования победы.
Да, такой разговор не перескажешь жене, а особенно сейчас.
– Не знаю, – повторил Монкриф, сожалея, что не может рассказать больше.
Какой юной, невинной и беззащитной выглядела Кэтрин в этот момент!
– Он, правда, жестоко обращался с лошадями?
– Откуда ты об этом узнала? От Питера? Кэтрин кивнула.
– Да, Гарри был жестоким человеком. «Не спрашивай меня больше». Слава Богу, Кэтрин и не стала больше задавать вопросов, а развернулась и пошла к двери.
– Должно быть, ты очень жалел меня, раз взял в жены. Монкриф резко обернулся.
– Я женился на тебе не из жалости.
– Тогда из-за чего, Монкриф?
Из-за любви. Но она не поймет такого ответа.
– Разве я должен оправдывать свои действия, Кэтрин?
– Ты говоришь как настоящий герцог.
– А ты – герцогиня. И сегодня в гостиной ты была герцогиней высокомерной.
Монкрифу показалось, что по губам Кэтрин скользнула слабая улыбка, и он порадовался.
Кэтрин задержалась в дверях и посмотрела на потолок.
– Монкриф, я чувствую себя такой дурой.
– Не надо, – произнес он, всей душой желая облегчить ее боль.
– Любовь может умереть?
– Иногда время помогает. – Монкриф решил прибегнуть к банальности.
– А женщина, которую ты любил, Монкриф? Ты сумел ее забыть?
«Нет. И никогда не забуду».
В комнате стало слишком душно от тайн. К счастью, Кэтрин не ждала ответа. И тогда Монкриф сделал то, что совсем не собирался делать. Он догнал Кэтрин, положил руки на ее напряженные плечи. Его пальцы коснулись обнаженной шеи, пробежались по мягкому изгибу спины.
Монкриф никогда особо не задумывался о вопросах морали или религии. Разумеется, он старался не отступать от неких нравственных принципов, но и только. Однако сейчас, держа Кэтрин в своих объятиях, он вдруг почувствовал, что Бог посылает ему самую большую награду и жизни.
Его руки спустились на талию Кэтрин. Если бы захотела, Кэтрин могла бы уйти, но она не двигалась, пряча лицо у Монкрифа на груди. Монкриф чувствовал жар ее дыхания.
Постепенно из подрагиваний и вздохов родилось удивительное чувство единения. Как будто колышимые невидимым ветром, оба начали ритмично раскачиваться.
Сейчас это единение было не искрой, разжигающей сухой хворост, оно представлялось Монкрифу щедрым и теплым дождем, который обильно насыщает истосковавшуюся по влаге почву. Он все сильнее сжимал Кэтрин в объятиях.
Сейчас, сейчас стоит рассказать ей о письмах, о том, что Гарри никогда их не писал. Возможно, Кэтрин поймет, как все случилось, если он поведает о своем безмерном одиночестве, о соблазне, который таился в мягкой нежности ее писем к мужу. Однако Монкриф не успел произнести ни слова. Кэтрин отстранилась, отбросила с лица волосы. Монкриф увидел заплаканные глаза и покрасневший кончик носа.
