должны были пользоваться до того момента, но, когда мы сожгли их башню, они разозлились. Они почувствовали – нужно что-то сделать, чтобы укрепить боевой дух. Но у них не вышло.
На проклятой возвышенности впереди вражеские силы трудились вовсю, сооружая семь новых требушетов. На глаз прогресс казался неспешным, и я предположил, что таких опытных плотников, как у нас, у врага нет. Когда живешь тут, забываешь, но Город – это, вообще-то, сердце мира. Естественно, у нас – все самое лучшее.
– Я думаю, – сказал Нико, – этот кто-то, кого они ждут, не будет счастлив, узнав по прибытии, что главное преимущество им уже упущено. Будь у них семьдесят требушетов вместо семи…
– …мы бы разнесли их на куски градом каменных шаров, – сказал я. – Этого он тоже не ожидал. Вся бравада держалась на том, что они смогут стереть нас в пыль с четырехсот ярдов, ведь максимальная заявленная дальность наших орудий – двести пятьдесят. Он считал, что они смогут пробить стену огнем из требушетов, – и опять-таки промахнулся. Да мы ему солдатские жизни сэкономили. Избавили от позора.
Нико улыбнулся.
– Может быть, – пробормотал он.
Я услышал шаги позади себя; кто-то поскользнулся на гладком камне лестницы и, спасая равновесие, ухватился за стену. Поразительно, как такая мастерица в ремесле, как Труха, умудряется быть настолько неуклюжей в быту.
– Прошу прощения, у вас найдется минутка?
Что-то явно беспокоило Нико – в его глазах виднелись панические искорки.
– Прошу меня извинить, – сказал он. – Пойду проверю кое-что. – И он припустил по лестнице вниз, чуть не сбив бедную девушку с ног. Опа, подумал я. Мог и ошибаться; я часто ошибаюсь.
У Трухи при себе было что-то завернутое в одеяло.
– Что это? – поинтересовался я, кивком указав на вещицу.
Она развернула сверток и показала мне что-то вроде железного крючка – с кольцом, чем-то вроде скобки и обтрепанным концом веревки.
– Это пусковой механизм одного из их требушетов, – сказала она. – Лисимах принес его как трофей. Вам же докладывали?
О чем-то таком я смутно припоминал.
– Давай-ка посмотрим…
Штука повергла меня в религиозный трепет: утонченные, образованные люди вроде вас такой обычно ощущают, когда слышат пение монахов Серебряной Звезды или видят облачение Мономаха. Мой был инженерного толка. Вещица до ужаса, до одурения проста, о чем я и сообщил Трухе.
– Потрясающе… Дергаешь за веревку, крюк выскакивает из кольца, которое скобкой прикреплено к балке с грузом, – и вперед. Какая тонкая работа – и какая умная. Но все равно балка сломалась. Напряжение на оси…
– Я уже подумала об этом, – перебила меня Труха и вытряхнула из рукава медный узкий тубус. Из тубуса в свою очередь появился скрученный в трубочку лист бумаги.
Есть у меня такой недостаток (в остальном-то я просто непогрешим как Господь Бог) – если есть к чему придраться, я обязательно придерусь. А здесь зацепиться было не за что. Хоть я и пытался изо всех сил, долго храня молчание и разглядывая чертеж. – Я что-то упустила? – спросила Труха.
– Нет, – ответил я, глядя ей в глаза.
Она улыбнулась мне. Улыбка на ее хмуром, сосредоточенном лице – редкий гость. Весь ее облик как-то сразу переменился.
– Мне нужен прототип, – сказал я. – Нужно опробовать его где-нибудь, где они не смогут увидеть. Скажем, на пристани – стрелять будем по волнам. Пусть эта разработка станет для них неприятным сюрпризом.
* * *
Следующие три дня шли проливные дожди, какие бывают в Городе примерно раз в пять лет. Они превратили улицы в болота, по которым повозку не прокатишь. В Нижнем городе случилось небольшое наводнение – порядка тринадцати тонн незаменимого угля промокло и пришло в негодность. Но все равно я был так счастлив, что чуть ли не пел. С чего бы вдруг? Во-первых, у нас были дома с нормальными крышами, а у врага – палатки. Во-вторых, вся дождевая вода стекала со сланца и черепицы по водосточным желобам в ливневые стоки, которые я приказал отводить в цистерны.
Простите меня, но я собираюсь кое-чем похвастать. Я разработал целую схему очистки воды при помощи гравия. Гравийные фильтры задерживали весь сор, после давая пригодную для питья воду – если ее сначала прокипятить, конечно. Не помню, где впервые узнал эту технологию – но она оказалась рабочей.
Четвертый день я провел в доках. Оставшиеся без кораблей, они смотрелись странно – как холм, утыканный пнями от поваленных деревьев. Ни одной мачты, разве что воздет к небу шест первого имперского требушета – экспериментальной модели номер раз. Стоило отдать Трухе должное – управлялась она быстро и на совесть. Не хотелось бы мне работать на нее – быстрее откинешься от перенапряжения, чем сравняешься с этой дамой, а уж о том, чтобы вырваться вперед, и речи не может быть.
По ней было видно, что в последнее время она не находила времени на сон и еду, не говоря уже о том, чтобы умыться. Все руки в порезах – обычное дело, когда имеешь дело со стамесками и рашпилями. Думаю, она миновала точку, когда обращаешь внимание на усталость, – миновала и оставила далеко позади, продвигаясь медленно, но верно, игнорируя тот факт, что всё болит.
– Клиновидная балка изменена, – заметил я, оглядывая конструкцию.
Труха кивнула.
– Я подыскала ореховое дерево подходящего размера. Сделала балку стройнее, чуть более плавной в сужении – для большей пружинистости.
– Не самая удачная идея, – заметил я. – Нам придется построить сотню таких машин. Где мы возьмем сотню или хотя бы даже полсотни ореховых деревьев для них?
– Мы возьмем обычный ясень и обработаем по оригинальной спецификации. – Труха зевнула так сильно, что я испугался за ее челюсть. – Ясень – легкое дерево, поэтому он и растет так же легко в ширину, как и в высоту.
Я возненавидел себя за дотошность, но все же спросил:
– А ясеневая балка уже готова? По той же спецификации?
– Есть одна, начерно обтесанная. Но потом мы нашли ореховое дерево.
– Прекрасно. Ее нужно довести до ума и заменить ею ореховую. И опробовать.
Труха бросила на меня жалостливый взгляд, затем кивнула.
– Все так, – подтвердила она. – Прошу прощения. Я подумала, ореховое дерево лучше подойдет…
– Оно подошло бы. Буйволиный рог в тридцать футов длиной и драконьи сухожилия еще лучше подошли бы. Но их у нас тоже нет. Увы.
Труха подавила очередной зевок, а затем заковыляла прочь – сказать рабочей группе снять балку, которую только что с трудом укрепили. Весть была воспринята с ропотом; ну да, ребята – мои же армейские инженеры – устали, не в чем было их
