он таким образом разыгрывал заново. Еще он повторял поведение своего ненавидимого отца. В биографии Райха, опубликованной в 1969 году, Илзе пишет, что он так и не смог простить себе свою роль в непростой истории гибели его матери. Это он, хоть и не добровольно, рассказал отцу про ее роман, и всю жизнь его мучило чувство вины за последующий год насилия и страшные попытки матери покончить с собой. Даже когда ему было за тридцать, он просыпался среди ночи от кошмара, что это он ее убил. Трижды он проходил курс психоанализа до отъезда из Европы, но так и не смог заговорить о матери. Это была слишком болезненная тема. Каждый раз, когда она поднималась, он либо уходил от нее, либо прекращал анализ. Илзе считала, что эта вина сделала его таким одержимым и непреклонным, вселила в него потребность быть правым любой ценой. Как ни мучительно ей было это признавать, в 1950-х годах ее муж начал терять контакт с реальностью, и, хотя он пытался вытягивать себя обратно, «длительное давление вынудило его искать убежища где-то еще, в другом, не таком жестоком мире»[208].
Всё это невыразимо печально. В молодости Райх понимал, как сеть социальных факторов и прошлых травм формирует индивидуальное поведение, но теперь не мог увидеть, что происходит с ним самим. В молодости он был так смел, так непоколебим, так полон стремления изменить условия жизни наиболее уязвимых среди нас. Потерял ли он рассудок под накопившейся тяжестью потерь, горя и вины, или же дело в том, что даже самые прогрессивные мужчины не могут вытравить в себе культурную установку, что женское тело создано для вымещения плохих эмоций? «Не из-за своего биологического пола, – сказала однажды Андреа Дворкин, – но потому, что так устроена власть в обществе»[209].
Этому, среди прочих, ее научил Райх, но его понимание сути этой власти не защищало его от влияния власти. Самой большой его ошибкой было думать, что человек может изолировать себя от окружающего мира. Не может. Наше прошлое всегда остается с нами, заложенное в нашем теле, и, нравится нам или нет, мы живем в объектном мире и разделяем ресурсы реальности с миллиардами других существ. Нет такой обшитой сталью коробки, которая сможет защитить тебя от сплетения сил, которые очень ощутимым и мучительным образом ограничивают то, чем может быть каждое отдельное тело, и то, что оно может делать. Сбежать нельзя, и спрятаться негде. Либо ты подчиняешься миру, либо ты его меняешь. Этому меня научил Райх.
6. Клетки
Байард Растин. Фотография при приеме в тюрьму Льюисберга 3 августа 1945 (Федеральное бюро тюрем / Getty Images)
В 1976 году певица Кейт Буш увидела на полке оккультного книжного магазина мемуары Питера Райха «Книга грез», вышедшие двумя годами ранее. Под впечатлением от истории его странного детства она написала «Cloudbusting», гимн надежде и потере, в котором ее причудливый, космический оптимизм прорезают отчетливые потоки горя и тревоги. «Мне всё еще снится Оргонон, – начинает петь она. – Я просыпаюсь в слезах».
В клипе 1980 года она сама сыграла Питера – в комбинезоне и взъерошенном парике мальчишки. Она хотела уговорить Дональда Сазерленда исполнить роль Вильгельма Райха и сама без предупреждения явилась к нему в номер в лондонском отеле. Как только он понял, о чем «Cloudbusting», сразу согласился. Он был одержим Райхом. Только что закончились съемки фильма «Двадцатый век», эпической ленты Бертолуччи о борьбе между коммунизмом и фашизмом в Италии, где Сазерленд сыграл свирепого бригадира-фашиста по имени Аттила Меланкини, который насилует мальчика, а потом разбивает его голову о стену. Чтобы войти в роль, он читал «Психологию масс и фашизм» – к неудовольствию Бертолуччи.
Клип на «Cloudbusting» был снят на Драконьем холме в Оксфордшире, не в Мэне. Настоящий «укротитель облаков» им не удалось раздобыть, поэтому они заказали модель у дизайнеров, работавших над фильмом «Чужой»; получилось гигантское подобие тромбона в стиле стим-панк. Буш и Сазерленд затаскивают это абсурдное сооружение на вершину холма и целятся им в чистое небо, которое начинает затягиваться текучими облаками. Затем Буш замечает черный автомобиль – как Питер много лет назад в Оргононе. Это люди из правительства, и они собираются забрать его любимого отца под стражу. Пронзительные струнные. Ее голос опускается до рычания и расщепляется на скулящее многоголосье. Глубокие голоса бормочут нараспев, слышится детский смех; либидная радость противостоит угнетению и страху. И вот мужчины в начищенных ботинках уже тут, они арестовывают Сазерленда, помятого ученого в твидовом костюме (Райх на самом деле предпочитал рубашки в клетку). Они роются в бумагах, разбивают пробирки и силком запихивают его в машину. Буш взбегает обратно на холм и берется за рычаги управления «укротителем облаков». Сазерленд оборачивается и смотрит сквозь заднее стекло; с неба начинает литься экстатичный дождь.
«Cloudbusting» – это несколько надуманная версия жизни Райха, и в целом альбом «Hounds of Love» («Гончие любви») пронизан интригующей райхианской атмосферой. Во всех песнях чувствуется динамика одной и той же борьбы: метания между подавлением и волей, наслаждением и воздержанием. Мой любимый заглавный трек – это гипнотическая, мистическая песня о любви как о грозной силе. Главная героиня пытается вырваться и молит о помощи, а затем падает на землю с удивительной, ликующей строкой о том, как она снимает туфли и брррросает их в озеро. В клипе, который перекликается с «Тридцатью девятью ступенями» Хичкока, за ее возлюбленным вновь гоняются правительственные агенты, как будто влечение само по себе – уже проявление анархии и опасности. Буш в конце концов оказывается прикована к нему наручниками, одновременно отчаянно желая сбежать и поддаться ему, одолеваемая волнами страха, желания и стыда. Удовольствие и любовь – это не просто приятная перспектива, это состояния, которые полностью подминают тебя: достичь их можно, но потом стать прежним – уже вряд ли.
Я люблю эти песни. Они как будто объясняют, почему работы Райха всегда имели противоречивую репутацию, даже задолго до изобретения оргонного аккумулятора. Его видение был пугающим. Удовольствие пугает, как пугает и свобода. Она подразумевает степень прямоты и необузданности, в которой общество и человек, живущий в нем, видят колоссальную угрозу. Свобода пробуждает встречное желание притеснить, сковать, запретить, даже уничтожить. Если задуматься об этой извечной динамике, становится понятно, почему Райх, всегда стремившийся освободить людей из тюрьмы своего тела, сам закончил жизнь в заточении.
Двадцатого марта 1957 года его отправили в федеральное исправительное учреждение в Данбери, штат Коннектикут (прообраз тюрьмы в сериале «Оранжевый – хит сезона»). Через два дня его перевели в тюрьму Льюисберга в Пенсильвании для отбывания двухгодичного заключения. При оформлении в личном деле его
