Я сжал ее еще раз в объятиях и отпустил. Сделал шаг к двери, услышал, как за моей спиной скрипнула под Натахой кровать.
Вышел на крыльцо, поежился. Серые рассветные сумерки были затоплены наползшим с реки туманом. Брррр... Это же мне сейчас неподвижно стоять надо будет. Окочурюсь нафиг! Я вернулся в дом и пошарил в куче одежды на вешалке. Выудил покоцаный жизнью бушлат, в которых таких как я троих завернуть можно, и серую вязаную шапку. Взял дробовик и снова вышел во двор.
Прислушался. Первые проснувшиеся пичужки уже голосили, где-то вдалеке брехали собаки. А совсем даже невдалеке три пьяных голоса не в лад пели незнакомую песню. Я вышел на дорогу и направился к вышке. Той самой, на вершине которой нес бессменную вахту фанерный часовой.
Пока шел, поневоле прислушивался к пению. Песня была разухабистой, матерной и, похоже даже с каким-то сюжетом и бесконечным каким-то количеством куплетов. Главной героиней была императрица Елена, второстепенными — разные мужики, которые правдами-неправдами пытались пролезть в ее фавориты. Каждый куплет начинался со строчки: «Пришел ...такой-то... ко двору», и потом расписывалось, как он расхваливает свои достоинства, а к припеву с ним обязательно случалось что-то плохое. И шальная императрица придумывала для каждого какое-нибудь очередное остроумное наказание. На словах о том, как незадачливого манерного француза с умелым языком отправили ублажать трех толстых поварих я как раз подошел к лестнице на вышку.
Половины ступенек не хватало, доски посерели от времени, а кое-где и прогнили. Грозной эта штука смотрелась только издалека. Но пулемет был настоящим. Правда явно старым. Похож на британский Виккерс, времен чуть ли не первой мировой. Видел как-то похожий на блошином рынке на Удельной.
Встал рядом с фанерным часовым. Лицо у того было нарисовано даже где-то реалистично, если бы кто-то потом не пририсовал углем идиотские закручивающиеся усики. Еще была на лбу какая-то надпись, но ее затерли, не разобрать.
— Ты чо, пес!!! — песня смолкла, раздался звук смачной плюхи. — Она бы не стала брать в рот у какого-то там корнетишки!
— Дык как бы она тогда хуй ему откусила? — возразил второй пьяный голос.
— Собака откусила, со-ба-ка! — снова звук плюхи, потом ответный протяжный вопль «Ну ты чоооо?»
Я перестал прислушиваться к звуковому сопровождению и занялся своими прямыми обязанностями. В смысле — следить за дорогой.
Ну и чтобы мне не было совсем скучно, стал вспоминать инструкцию к шагоходу. Вообще, конечно, она поставила меня в тупик в каком-то смысле. Сначала там шли описания ТТХ, толщина брони в разных местах, пиковая скорость, маршевая скорость, типы вооружения и все такое прочее. А вот раздел про управление этой штукой был более, чм странным. Сначала там тщательнейшим образом была описана последовательность движений пальцами, на каждый жест — иллюстрация. Скрестить указательные, палец правой руки сверху, или левый, если ты левша. Упереться подушечками больших пальцев друг в друга. Потом образовать второй ромб средними и безымянными... И так далее до тех пор, пока каждый палец не займет положенное место. А когда это произойдет, то следует прочитать вслух (можно шепотом) следующие строки:
«Ни стужи, ни нужи, ни голода, ни холода, ни пули, ни огня, ни дыма, ни тоски. Шаг да шаг, ворогу от ворот. Силою трех тысяч заклинаю, пусть да движется то, чему не должно».
Больше там ничего не было. Ни о том, как включать, ни о том, как поворачивать. Ни о стрельбе, ни о смене скоростного режима. Типа, там все интуитивно понятно? С машинами всех типов я управляюсь отлично, но там же шагоход... Принцип совсем другой должен быть... Надо будет Натаху расспросить подробнее, а то будет тупо подобраться к шагоходу, залезть в кабину и не смочь заставить его двинуться с места.
Над горизонтом показался краешек солнца. Один из его языков протянулся вдоль дороги, почти до самого забора, рядом с которым сидели деревенские колдыри, пытавшиеся вспомнить слова какой-то очередной похабной песенки. Получалось у них так себе, они никак не могли сойтись во мнениях, петь им про мельничиху и ее козла-мужа или про разбитную купчиху, не носившую исподнего под юбкой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я не успел заметить, когда она появилась. Наверное, из-за тумана. Девушка. На вид лет, может, шестнадцати. В разодранной в клочья рубахе, покрытой бурыми пятнами. Она приволакивала правую ногу, бедра в крови, на юной груди — крупные синяки. Из уголка рта стекает капля крови. С первого взгляда понятно, что именно с бедняжкой случилось. Я хотел, было, спрыгнуть с башни, чтобы броситься ей навстречу, но тут ее заметили трое пьянчуг.
— Навка! — заорал один неожиданно трезвым голосом.
— Да брешешь ты, — цепляясь языком за каждую букву ответил второй.
— Да бля буду, навка! — снова заорал первый и попытался вскочить. Но ноги его предали, и он повалился на бок.
— Ты пошто суехвостишь? — ответил третий, лежавший на траве ничком. — Идет трахнутая девка по своим делам, чо сразу навка...
— Бежать надо, бежать... — первый снова попытался встать.
Туман слегка рассеялся, и мне стало лучше видно девушку. Бежать ей на помощь тут же расхотелось. Она была мертвенно-бледной, практически синюшной. Кончики ее пальцев черными, слишком длинными для человеческих и заостренными. Она явно шагала прицельно к пьяной троице, на меня не обращая никакого внимания. Вот она вытянула вперед руки... И в этот момент ее заметил второй колдырь. Оплывшее пьяное лицо его тут же стало трезвым и испуганным.
— Глаша... Ты чего? — залопотал он, отползая на четвереньках от своих товарищей. — Глаша... того этого... я же не со зла... ты чего? Чего?
Мертвые губы девушки растянулись в жуткой и слишком широкой для ее лица улыбке. «Девочка-девочка, почему у тебя такие большие зубы?» — подумал я. Зубы были и впрямь большие. Острые, конусообразные. Она вытянула вперед руки и завыла.
Второй дотянулся до ружья, подхватил его, передернул цевье и пальнул в нее в упор. Та дернулась, но не остановилась. Мужик бросил ружье и кинулся бежать. Но ноги его не слушались, так что он упал, потом попытался подняться, снова упал, уперся в землю всеми четырьмя конечностями.
— Свят буде помоги! Ни зла, ни тумана, ни лжи, ни обмана... — забормотал первый, поднялся на ноги и, качаясь, попытался поднять с земли третьего. — Вставай, вставай! Она же сейчас тебя сожрет!
Третий промычал что-то невразумительное, и тут чудище в форме девушки бросилось вперед. Ее пальцы-когти погрузились в плечи первого, зубы клацнули в сантиметре от его лица. Он заорал совсем каким-то нечеловечкским воплем-визгом. Когда кровь закапала на голову все еще лежавшего третьего, он наконец-то открыл глаза. Но осмысленность в них так и не появилась.
Тем временем Навка повела острыми пальцами по телу своей жертвы вниз, к подвязанным веревкой штанам. Ее рука на мгновение исчезла под ними, а потом рванулась вверх, победно сжимая сморщенный кусочек плоти. Орать мужик уже не мог. Он тоненько завыл, завалился на бок, штаны его моментально стали бурыми от крови.
Навка утробно зарычала, склонилась над ним, разжала когтями его челюсти и сунула его окровавленное достоинство ему в рот. Медленно повернулась вслед улепетывающему на четырех костях второму. Взвилась в нечеловечески высоком прыжке и приземлилась ему на спину. Он охнул и растянулся на траве. Ее острые зубы впились в его затылок, брызнула кровь. Потом она отскочила, воткнула обе когтистые лапы ему в спину и одним рывком перевернула. Было видно по губам, что он все еще что-то лопочет. Она снова жутко улыбнулась и потянула руку к его штанам. Тот взвыл и пытался закрыть промежность ладонями. Навка схватила его за руку и рванула. Захрустели кости, брызнула кровь, и правая рука мужика с противным чавканьем отделилась от тела. Она отшвырнула ее в сторону и запустила когти в его штаны. Новый дикий вопль — и в пальцах чудовища зажат еще один поникший член. Открывать рот этому мужику навке не пришлось — он заходился истошным воплем. Она сунула член в его раззявленную пасть и поднялась на ноги. Подошла к третьему телу. С силой хлестнула его когтями. От удара он подлетел в воздух и перевернулся. Она прыгнула на него сверху, и вцепилась в плечи. Завыла, открыв рот. С острых зубов ему на лицо закапала кровь пополам со слюной.
