Вон куда заносил Ивася нежданно возникший краморовский голос. И сейчас приплыл как далекий звук колокола: «И засомневался я… Не в них — слышите? — не в них. В себе…»
Потому-то Ивась и прилип к Даниле Жоху с расспросами о художнике.
— Качает его, что камыш на ветру, — с обидным небрежением говорил Данила. — Недавно опять прискакал на буровую. Растрепанный, смешной и жалкий. «А я возликовал, братцы». И без доклада за версту видно, что под турахом. Целый день шарился по буровой. Символ, говорит, ищу. Фомин духу спиртного на буровой не переносит. Чуть что — поворачивай оглобли, досыпай, а потом так врежет на бригадном собрании. Поставит лицом к лицу с ребятами: «Ну, гляди товарищам в глаза, дезертир». Здоровые парни и те, бывало, до слез… А художника не тронул. Наказал только приглядывать за ним, чтоб не сунул голову под какую-нибудь железяку… Целый день пас его. Протрезвел тот, стал смирный и уж очень совестливый. А о символе все бормочет. По-моему, у него с перепою двоится, вот и гоняется за символами. Свихнется…
— Может, и свихнется, — подтвердил Ивась с непонятной болезненностью и неприязнью. — А может, найдет свой символ, воспрянет, сотворит…
— Так вы считаете?..
— Непременно. Только талант — всегда неудовлетворен и постоянно ищет. Посредственность — самодовольна и кичлива.
— Это правда, — сразу согласился Данила и отчего-то покраснел. Спросил смущенно: — Закурить у вас можно?
Разрешающе кивнув, Клара Викториновна подставила парню глубокую хрустальную розетку вместо пепельницы. Данила в потолок пустил витую сизую струю. В одну затяжку спалил полсигареты, осторожно сбил пепел в розетку.
— Насчет таланта это вы точно. Возьмите нашего мастера…
— Фомин — несомненный талант…
— И я о том же. Он появился в Приобье в шестидесятом, с первой геологической экспедицией. И Сугутское и Юганское месторождения открывал. И Турмаган распечатал. Только с виду нержавейка, а знаете, поди, как его к Золотой Звезде представляли?
— Что-то слышал…
— Как? — заинтересовалась Клара Викториновна.
Рассказал Данила Жох, как ускользнула от Фомина высокая награда.
— Ах, какой молодец! — не утерпела Клара Викториновна.
— Конечно, — согласился Данила. — Только не бесследно прошло это молодечество. Гипертония будь здоров, хоть никому никогда не пожаловался. Иногда обхватит голову и закаменеет от боли. По годам и по заслугам — ему бы на солнышке кемарить, клубничку выращивать, карасей потрошить. А этот и не думает из упряжки. Да еще в коренниках. Все мало ему, все не так. Тоже ищет. Вцепился в кусты — не оторвать.
На тонком, слегка удлиненном лице Клары Викториновны отчетливо проступило изумление. Ивась тоже захлопал глазами. Данила, уловив это, усмехнулся.
— Не удивляйтесь. Не те кусты, на которых ягодки да листочки… Как бы вам покороче да потолковей?.. Мы теперь как бурим? Как пчела мед собирает. С цветочка на цветок порхаем. Не ясно? — Бесцеремонно сдвинул пустые чашки и блюдечки в угол стола, провел концом чайной ложки извилистую линию по клеенке. — Вот обская протока. А тут, тут и тут, — черенок трижды клюнул изузоренное блестящее поле клеенки, — зимой нам площадки отсыпали, буровые поставили. Отбурили мы здесь — на вертолет и сюда. Добурим ее, вон куда скакнем. Будто кузнечики, с кочки на кочку. Там ухватим, тут урвем. А что кругом да рядом с пробуренной скважиной — нам вроде наплевать. Но это бы еще куда ни шло. Можно стерпеть и есть на что списать. Посмотрите, что дальше получается.
— Что? — тут же вклинила вопрос Клара Викториновна.
— При такой системе три-четыре буровых станка одна наша бригада на привязи держит. Летом буровую не перетащишь. Мы — на вертолет и скакнули, а вышка — до зимы. В прошлую зиму не поспели монтажники смонтировать и мы двадцать семь дней простояли на приколе.
— Двадцать семь дней! — изумилась Клара Викториновна.
— Да. Целая бригада! А планы растут. В будущем году надо набурить втрое больше скважин. Еще две бригады добавляют в наше УБР. Монтажники не подготовят буровые за зиму. Где же выход? Есть ли он вообще? — спросил Данила требовательно и умолк, выжидательно глядя на Ивася.
А тому уже поднаскучил этот затянувшийся разговор о каких-то кустах. Целые дни только и слышишь: «буровые… лежневки… бетонки… трубы… краны» — обалдеть можно! Ни одного живого слова — сплошной металлолом. «Так на редкость отменно начался день, и черт принес этого… Никакого приличия. Приперся без зову в выходной, сел за стол, поел, выпил да еще разглагольствует будто на партийно-хозяйственном активе. Ишь как разошелся. Посуду чуть не под стол, кулак на виду. „Где выход?“ Хрен с ним, с выходом. Пускай думают, кому положено. Не редактору газеты решать, где тот выход…»
Еле сдержал Ивась зевок. Длинно выдохнул. Глаза его стали наполняться тоской… К чему такой головокружительный темп? Сумасшедшая гонка. Галоп! Аллюр!.. А тылы — ползком. Железную дорогу не проектируют. Речного порта — нет. Взлетная аэродрома как полоса препятствий… Никогда Ивась не обременял себя запоминанием цифр, фактов, имен, и все-таки в памяти их скопилось немало, и теперь они застрочили по тылам, искромсали их, изрешетили мигом, и потрясенный Ивась с испуганным изумлением воззрился на дела рук своих, не понимая, как это произошло…
По-иному отнеслась к вопросу гостя Клара Викториновна. Она никогда не сталкивалась с бурением, ничего в том не смыслила, но во время строительства больницы ей довелось собственноручно рассечь не один такой вот, казалось бы, неразвязываемый узелок. Оттого и задела ее за живое атакующая речь Данилы Жоха, возбудив неуемное желание найти выход из кризиса, в котором оказались буровики не только бригады Фомина. «Выход есть. Узлы вяжутся, чтоб их разрубали. Чем запутанней, сложней и крепче, тем желанней победа. Она нужна. Иногда и любой ценой…» Потому Клара Викториновна первой откликнулась на вопрос Данилы: «Где выход?.. Есть ли он вообще?..»
— Есть! — воскликнула она. — Непременно! Безвыходных положений — не бывает!
— Точно! — обрадовался Данила. — Это вы верно. Прямо в глаз. И Фомин нашел выход: куст! Кустовое бурение, значит. Все очень просто. — Снова схватил ложку. Очертил черенком эллипсоподобный пятачок. — Не махонький островок надо готовить нам под буровую зимой, а вот такой остров. В два ряда настил из бревен, сверху грунт. На том острове одним станком мы пробурим сколько вы думаете? Шестнадцать скважин! Через три метра скважина. Восемь штук подряд. Потом пятьдесят метров разрыв — и еще восемь. Целое лето на таком островке будет вкалывать бригада…
— Что же это даст? — с ненаигранным, живым интересом спросила Клара Викториновна.
— Как что? — подскочил Данила. — Вот тебе на! На шестнадцать буровых теперь надо шестнадцать площадок, к ним шестнадцать дорог, шестнадцать вышек смонтировать. Улавливаете? А тут одна площадка и вышка одна. Это же… Ну, как вы не понимаете?
— Извините мое невежество, — улыбчиво попросила хозяйка, — но какой смысл через три метра сверлить дыры в одном и том же пласте?
— А-а! — возликовал Данила, только и ожидавший этого вопроса. — Стало быть, понимаете! Все понимаете. В том-то и штука, что не в одном пласте. Скважины будут наклонные. Вот так. — Прочертил ложкой воображаемые стволы скважин. — С удалением от главной вертикальной до двух километров и под углом в сорок пять градусов от нее. Эта сюда на два километра, а эта — сюда. Целый пук, веник скважин. Потому и называется кустом.
— Отлично! — восхитилась Клара Викториновна.
— М-да, — не вдумываясь в услышанное, Ивась тоже счел нужным поддакнуть. — Очень занятно. И по-моему, экономично.
— Именно! — ликовал Данила. — Ясно ведь? Каждому ясно. А Гизятуллов против.
— Это из УБР? — уточнила Клара Викториновна.
— Ну да. Начальник УБР, — как бы мимоходом, с чуть приметным оттенком превосходства пояснил Ивась. — Наш главный буровик.
— Разве он не понимает…
— Все понимает! — бесцеремонно перебил разгоряченный Данила.
— Так почему тогда? — загневалась Клара Викториновна.
— Нужна санкция главка, видите ли. Только это отговорка. С кустами все наши планы на дыбы. А сколько дополнительных хлопот, пока обкатаем. Вот и валит на главк, резину тянет. «Не опробовано. Не испытано. Получится ли…» Понимаете? Зима пришла. Надо готовить площадки под кустовое бурение, но… — развел руками — Фомин с Гизятулловым чуть не подрался. Не разрешает тот без санкции свыше попробовать наклонную. И кустовой метод задавил на корню…
Тут и взвилась Клара Викториновна. Пошла костерить Гизятуллова. Перестраховщик! Чинодрал! Бюрократ! Перерожденец! Потом перекинула огонь на Черкасова. Куда горком смотрит? Новое надо по-новому. И с ходу взяла под прицел Ивася. Газета существует, чтобы бороться за передовое, революционное. Под носом редактора душат прогрессивный метод… Немедленно вникнуть, разобраться, помочь Фомину. Защитить его в газете, наподдавать Гизятуллову, и главку, и прочим перестраховщикам, чтоб родную маму не узнали…
