такая?
— Гуляла!
Да уж, эталонный уровень наглости.
Вова посмотрел на меня.
— Следила, чтоб побольше накопали, — заглядывать в липкие мысли этой девки было противно. — Между прочим, там ещё один был, пацан постарше. Сзади шёл и в кустах сидел. Как кипеж начался — затаился грамотно. Наши его в запарке и не заметили, пока этих ловили.
— Ясно. Слышь, дитя свободного народа, организатором пойдёшь, — цыганка начала разевать рот как рыба, набирая воздуха. Барон ткнул в неё пальцем: — И даже не смей мне вякать — живо срок добавлю! За неоднократное воровство у барона — а все окрестные земли являются моей личной собственностью — все пятеро приговариваются ко временному рабству с обязательными общественными работами. Повторное рассмотрение поведения через пять лет. Исправятся — подумаем о переводе на поселение*. Этой, как организатору — плюс пять лет за вовлечение малолеток в преступную деятельность. Итого десятка. Всё.
*Люди «на поселении» — свободные,
но обязанные проживать и работать
в конкретном назначенном им месте.
Как неокрепшие умом, например.
Мы развернулись и муж распахнул передо мной створки большой донжонной двери. В воздухе поплыл аромат свежей выпечки. Пахло сдобным тестом и ещё немного творогом. Точно, Вовка же вчера Валентину просил ватрушек постряпать! Барон оглянулся, словно вспомнив что-то важное…
— Неделю на хлебе и воде. И без жалелок.
«ВСЁ РАВНО КОГО…»
Тоня
Весёлый парень с тетрадкой пришёл и забрал Любку. Сказал, что к козам.
Потом увели Таську. От строгой женщины пахло рыбой и фартук у неё был весь в чешуйках.
Следом примчались два пацана, сказали, что на уборку нужен человек. Всё равно, какой. Ой, нет, только не эта! Вот эту давайте! — и повели её. Тонька всё оглядывалась. Светка, прикусив губу, смотрела ей вслед, а вот Лейла, про которую сказали, что такая им не нужна — наоборот отвернулась, раздражённо задрав нос.
Работа Тоньке выпала монотонная и дурацкая: собирать строительный мусор — мелкие камни и всякие куски с площадки, на которой собирались делать газон. Вокруг росли кусты с белыми цветами, под которыми тоже надо было собрать.
— Это твой участок! — сказал первый пацан. — До вечера надо успеть прибрать, — Вон корзина, вон мешки. Тачка там, за углом.
— А если я не успею? — хмуро спросила Тонька.
— Значит, будешь ночью продолжать, — пожал плечами второй, — фонарь тебе дадут.
— Ага, а еды не дадут, — добавил первый.
И пошли, главно!
Тонька разозлилась и крикнула им в спины:
— Ишь, умные какие! Да я вообще могу ничего не убирать! Права ребёнка!
Пацаны обернулись:
— Дело твоё, — прищурился второй.
— Ага, и жопа тоже твоя, — радушно отозвался первый. — Только не ори, когда розгами получишь.
«ОН ХОРОШИЙ!..»
День тот же. Серый Камень
Женька
Женька Новикова прибежала в донжон с запиской для кельды. Для матушки -кельды. Теперь у всех детдомовских есть такое право: называть баронессу матушкой, а барона — отцом. Целых три недели прошло с тех пор, как они ходили к мэллорну приносить клятвы. И барон сказал, что сделает для них исключение, и допустит маленьких тоже, а не только тех, кому уже исполнилось десять лет, вот! Потому что они добровольно сделали свой выбор.
В донжоне баронессы не оказалось, тётя Валя сказала, что она вот только что вышла, собиралась пойти к западной стене, посмотреть что-то. «И как ты её не заметила, она в такой красной майке была — вырви глаз!» Посыльная выскочила на крыльцо, успела заметить мелькнувшее за кустами красное пятно и побежала следом.
Баронесса что-то рассматривала в траве. Женька подбежала и остановилась сзади, выглядывая из-за её спины:
— А… а что это вы смотрите?
Та обернулась, улыбаясь:
— А вот, смотри. Вот сюда можешь встать. Видишь? Вот эту маленькую травку?
— Вот эту, с жёлтыми цветочками?
— Ага. Мальчики её нашли. Понюхай, как пахнет.
— Ой, вкусно! Сладко, да? И лимончиком ещё.
— Я хочу выкопать кустики — видишь, они тут пятнышками растут — и у крыльца донжона посадить.
— Прямо сейчас выкопать, да? Ой, а можно я с вами, а?
Женьке вдруг остро захотелось сделать что-нибудь вместе с этой женщиной. Хоть клумбу посадить. Чтобы потом ходить мимо и думать: а вот это мы с матушкой кельдой вместе посадили!
Мать баронесса, посмотрев на сложенные домиком бровки, засмеялась.
— Правильно, чего откладывать, да? Сбегай вон туда, там за углом я тачку видела и лопатку. Прикати сюда, сразу и посадим, ага?
— Ага, я мигом! Ой, я же вам письмо принесла!
— Ну вот, ты как раз сбегай, а я пока прочту, — баронесса уселась на травяной бугорок и развернула сложенный листок.
Тропинка поднималась немного вверх, ныряя в кусты с крупными белыми цветами. Вокруг стоял нежный и сладковатый запах. По маленькой полянке между кустами ползала девочка и собирала в корзину осколки камней. Она, очевидно, была на что-то сердита и беспрерывно бормотала ругательства. Женька даже испугалась. За два прошедших месяца она не видела, чтобы здесь кто-то так злился.
Она собиралась уже проскочить мимо, как девочка вдруг села на пятки и откинула чёлку со лба таким привычным, родным движением… Ноги словно вросли в дорожку:
— Тоня?.. Тоня! А что ты… ты как тут оказалась? — она хотела побежать к сестре, обнять, но та смотрела на неё злобным взглядом:
— Вот, значит, ты где пригрелась! И не в падлу тебе с такими тварями жить?
Женька растерялась:
— Что?..
— Что-что… — передразнила её Тонька. — Бегаешь тут радостная! А то что сестру твою из-за какой-то поганой картошки… скоты эти!.. — Тонька бессвязно ругалась, перескакивая с пятого на десятое. У неё и раньше так было. Спрашиваешь — ничё не понять. Но если слушать долго, то можно разобраться. Женя слушала и постепенно до неё стало доходить, что речь шла о бароне, который оказался козлом, поганой тварью и вообще конченной сволочью.
Женька, которая вчера в числе своего отряда с замиранием сердца и весёлым ужасом приехала с лесной делянки на огромном бревне, которое нёс хохочущий барон, смотрела на сестру с растущим недоверием. Очевидно, что Тонька не врала. Она и вправду считала барона злыднем. Но это ведь неправда! Барон хороший. Он ведь даже поклялся быть им всем отцом и защитником! Тогда почему?.. Внезапная догадка осенила её:
— Тоня, так это вы приходили на поле воровать?.. И… И ты с ними?.. — сердце у Женьки ухнуло куда-то вниз. — Тонечка, ты что… ты решила стать воровкой?..
Лицо сестры пошло красными пятнами.
— Что бы ты понимала! Малявка! Как чупа-чупсы ворованные жрать — так ты быстрая была!
У Женьки пересохло во рту.
— Но ты же говорила — тебе подарили…
Письмо кончилось быстро. Ну, письмо — это громко сказано. Эля с Сергеем просили их не терять, мол, поехали с дедом посмотреть скальные зубы (через которые должен был проходить мост на тот берег Бурной), могут подзадержаться, приглашали вечером проинспектировать пару возведённых опор и показать нам какое-то… о, боги… я честно попыталась продраться сквозь дальнейшие технические дебри и не смогла. Ладно, на обеде Вове покажу, он, наверное, больше поймёт.
Женька где-то застряла. Не может найти лопатку, что ли? Я встала с травы, отряхнула подол и пошла за ней. Завернув за́ угол я услышала голоса́. Два го́лоса. Женькин и…
— Ха! Подари-и-или! Ты таких дураков где видела? Еды бы лучше принесла!
Это чей голос? Из новеньких что ли? Кто-то с бывшего детдома? Я пошла быстрее.
— А вас не кормят разве?
— Хлеб один! Козёл этот сказал кроме хлеба и воды ничего не давать!
Вот с этого момента я их и увидела. Второй оказалась одна из картофельных воришек. Для подружки она была сильно старше Женьки. Не по детдомовским понятиям. Неужели сестра? Кусты разросшегося чубушника пока скрывали меня. Женька растерянно хлопала глазами:
— Какой козёл?
— Да барон ваш, пи*ор тупой!
Младшая сестра шатнулась назад, словно её в грудь толкнули, и закричала:
— Не смей! Он назвал себя моим отцом! Он хороший!
— На говно похожий! — издевательски пропела старшая.
Ну, хватит. Слышала я достаточно. Я вышла из-за своего укрытия, и Тонька, увидев меня, перекосилась лицом. А Женька продолжала кричать, тонко, как зайчонок:
— Перестань! Ты стала плохая! Ты воровать приходила! А сама на других наговариваешь!
Я подошла и положила руку ей на плечо:
— Женечка… — тряслась она, как осиновый листок. Я развернула её к себе
