13–14/ XII, 1923
«Пришла расстроенная. Молча…»
Пришла расстроенная. МолчаПальто суконное сняла.Дышал туман холодной ночиЗа жуткой чернотой стекла.
И на кровать упав в бессилье,Я поняла, что счастья нет.Все щели на стене сквозилиИ пропускали тусклый свет.
Сжимались судорожно пальцы,К подушке прикасался лоб.А дождь не уставал стучатьсяВ моё туманное стекло.
Коса распущена небрежноИ перевязана рука…Я поняла, что безутешна,Что не нужна моя тоска.
Когда души коснутся звоныИ жадный взгляд скользнёт опять,Я поняла, что глаз зелёныхУже не нужно поднимать.
Не нужно слов, не нужно грубойИгры с проверенным концом,Когда до боли сжаты губы,Гримасой скорчено лицо.
23/ XII, 1923
«Дёргают порывы ветра ставни…»
Дёргают порывы ветра ставни.За стеной туманом дышит ночь.В темноте блуждают мысли давние,Бьётся сердце глуше и короче.
Для чего грустить о невозможном,Для чего так больно упрекать?Ведь давно в тумане сердце брошеноИ сгорело в огненном закате.
23/ XII, 1923
«Где-то снилась радость, где-то веселье…»
Где-то снилась радость, где-то веселье,Только здесь мертво и темно.Западные ветры жалобно свистелиИ задували в моё окно.
Было тоскливо, мертво и скучно,Сердце сжалось глухой тоской.Гаснущие шаги бились однозвучноИ отцветали там, далеко.
Там, за стеною холод тумана,Темень и дождь, не видно ни зги.Около окошка тихо и обманноЖуткой тоской звучали шаги.
25/ XII, 1923
«За стеной говорили долго…»
За стеной говорили долгоИ слова их скользили в ночь.Я старалась себя превозмочь,И в руках дрожала иголка.
Опьянял керосиновый чадИ дразнили чужие речи…И, губами беззвучно крича,Я неловко сжимала плечи.
Чуть склонённая над столом,Оглушённая их словами,Я до боли сжимала лобЗабинтованными руками.
Уронила на пол платок,Уколола иголкой руку.И хотелось мне, чтоб никтоНе узнал безмолвную муку.
И хотелось кричать без конца,Заглушая чужие речи,Чтобы понял туманный вечерНеподвижность злого лица.
И ждала я светлого чуда,Чтобы мёртвой душе помочь.За стеной звенела посудаИ слова ускользали в ночь.
23/ XII, 1923
«Чад керосиновый…»
Чад керосиновый…Низенький потолок…Руки бессильные…Вязаный, серый платок…
Стена закоптелая…За одеялом окно.Мысли несмелыеО том, что прошло давно.
Светлые волосы…Бледность усталых лиц.Шёпот тихого голоса.Холод пустых страниц.
Тень прихотливаяЛежит на большом столе…Мысли такие лживыеТают во мгле.
26/ XII, 1923
Эгоизм («Я люблю сама себя…»)
Я люблю сама себяБольше всего.День бесцельный погубя,Вспоминаю его.
Буду думать, буду ждатьСветлую блажь.Друг мой — синяя тетрадьИ карандаш.
Буду плакать по ночам,Вечно одна.Тень у моего плечаИ тишина.
В золотом полубредуМне хорошо.Я сама себя найдуКарандашом.
Он на белизну страницБросит печаль.Окрылённых небылицБольше не жаль.
Пусть всё в жизни порвалось,Что мне терять?Спала на плечо волосСветлая прядь.
Я сама с собой вдвоёмБуду сильней.Сердце ровное моё —Маятник мне.
26/ XII, 1923
«Я в этот час схожу с ума…»
Я в этот час схожу с ума,Пишу стихи и жадно внемлю,Как ветер обнимает землю,Как нервно шевелится тьма.
Роняют губы трепет жгучий,Недвижен взгляд зелёных: глаз.Зловещей, грозовою тучейЗа дверью стонет тёмный час.
Красивы белые страницы,Душа бездонна и пьяна,И уж не хочет, уж боитсяИскать безумия до дна.
26/ XII, 1923
Утешение («Пройдёт эта шумная ночь…»)
Пройдёт эта шумная ночь,Пройдёт это время тоски.И можно ли горю помочьЧуть видным движеньем руки?
И можно ли верить словамВ тот лживый и радостный час,Когда заблестели едваЗрачки чуть расширенных глаз?
Неискренних губ не понять,Не вспомнить сочувственных слов.Мертва и туманна тетрадьСо звеньями звонких стихов.
В борьбе с переменной судьбойСотрётся вечерняя мгла,Забудется тихая больУ тёмного глянца окна.
Пройдёт с этим ветром тоскаИ вспомнится только не разЖестокое что-то в зрачкахЗелёных расширенных глаз.
27/ XII, 1923
«Я помню этот взгляд пронзающий…»
Я помню этот взгляд пронзающий,Прикосновенье тёплых рук,И трепет мысли опьяняющей,И сердца беспокойный стук…
Дрожанье плеч, движенья гибкие,Волос спадающая прядь.И губы с медленной улыбкою…Их не узнать и не понять.
Молчанье… Им душа утешена…Порой — чуть слышные слова,Когда забилось сердце бешеноИ закружилась голова.
Зелёных глаз уже не спрячу я…Пусть душит хмель, идёт гроза!Душа, по-новому горячая,Упала в жгучие глаза…31/ XII, 1923
Ирина Кнорринг с матерью
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
