27/ XII, 1923
«Я помню этот взгляд пронзающий…»
Я помню этот взгляд пронзающий,Прикосновенье тёплых рук,И трепет мысли опьяняющей,И сердца беспокойный стук…
Дрожанье плеч, движенья гибкие,Волос спадающая прядь.И губы с медленной улыбкою…Их не узнать и не понять.
Молчанье… Им душа утешена…Порой — чуть слышные слова,Когда забилось сердце бешеноИ закружилась голова.
Зелёных глаз уже не спрячу я…Пусть душит хмель, идёт гроза!Душа, по-новому горячая,Упала в жгучие глаза…31/ XII, 1923
Ирина Кнорринг с матерью
Среди литераторов. Париж.
КНИГА ТРЕТЬЯ. Сфаят (1924–1925)
«Гибкий стан передничком стянут…»
Гибкий стан передничком стянут,Весь в кружевцах.Эти глаза наивно глянутВ бледность чужого лица.
В кружевах чепчик. Локон нежныйПадает на високСовсем по-детски ещё безмятеженТоненький голосок.
Свежее личико. Губы с улыбкой.Что-то чистит тонкой рукой.Взгляд оловянный. Движенья гибки.Хлопотлива. Довольна собой…
Молча смотрю в немытые стёклаЗа переплётом окна.В танках тяжёлых, в вязанке тёплой,И, как всегда, одна.
Волосы выбились из причёски,Падают на плечо.Взгляд мой пустой, холодный и жёсткий,А на душе — горячо!
Ногти состираны. Пальцы кривые,Ноют суставы рук.Слушаю только чувства глухие,Сердца тревожный стук.
Вечно в безделье. Всегда недовольнаИ непокорна судьбе.Только когда мне немножко больно —Душу люблю в себе.
1/ I, 1924
«Сквозь глухое окошко моё…»
Сквозь глухое окошко моёПроникает нерадостный свет.А в зелёных глазах — забытьёИ безумия медленный бред.
Только сердца учащенный стукВсё твердит, что хочу и могу.Сжаты пальцы состиранных рук.Плотны складки неискренних губ.
В круглом зеркальце вижу глазаИ туман за дрожаньем ресниц.В первый раз опьяняет грозаДо сих пор равнодушных страниц.
И сильнее дурманит свирельЕщё новых, не сказанных слов,А в душе нарастающий хмельЧертит контуры звонких стихов.
9/ I, 1924
«После вечерней прогулки…»
После вечерней прогулкиЩёки пылают румянцем,Бьётся размеренно-гулкоТёплое сердце моё.
В комнате — холод и темень.Блещут оконные глянцы.Падают сонные тениВ гаснущее забытьё.
Скрип отворяемой двери,Топанье ног у порога.Холодны думы безверьяИ непонятны уму.
Будит уснувшую памятьДрожь безнадёжной тревоги.Спички неровное пламяРежет холодную тьму.
Свежестью пахнут ладони.В мыслях — туманно и смутно,Холод и сумрак бездонныйВ глуби неискренних глаз.
Сердце сильней и размернейТакт отбивает минутамПосле прогулки вечерней,В первый мечтательный час.
4/ I, 1924
Васе («Без Бога, без мечты, без красоты…»)
Без Бога, без мечты, без красоты,Без звонких рифм, без тающих аккордов,Идёте вы в бездонность пустоты,Идёте в жизнь несмело и нетвёрдо.
В плену чужих, крикливо-громких фраз,Нелепейших, пустых предубеждений,Боитесь вы поднять ресницы глаз,Боитесь медленного пробужденья.
Свой ум, свою печаль, свои словаВы подчиняете чужим законам.И падает в бездумье голова,И в сердце замирают перезвоны.
Без веры жить. В строю маршировать,Скучать в стенах Кибира и Сфаята,И ропот смелой мысли заливатьСтаканом сладковатого муската.
Вот — ваша жизнь. И то же — впереди.Вы эту жизнь не перешли ни разу,Как будто бы стыдитесь вы найтиОгонь поэзии, мечту фантазий.
Когда же вас взманит, играя, даль,И сердце стукнет глухо и тревожно —Вам станет жаль, до боли станет жальТого, что было близким и возможным.
8/ I, 1924
«Глаза болят от слёз недавних…»
Глаза болят от слёз недавнихИ не размерен взмах ресниц.Едва поскрипывают ставни,Гнетёт печаль пустых страниц.
Лежит недвижно на коленяхБессильно сжатая рука.Уж встрепенулась в отдаленьеДавно знакомая тоска.
Уже замолкли, отзвучалиЗа дверью тихие шаги.Как тень, легли у глаз печальныхБольшие, тёмные круги.
Виновных нет, я знаю, верю,И нет друзей, и нет врагов.А сердце ждёт ещё за дверьюГлухих замедленных шагов.
10/ I, 1924
«Слишком тёмен опущенный взгляд…»
Слишком тёмен опущенный взгляд,Слишком бледен нахмуренный лоб.Дождевые потоки стучатМонотонно в глухое стекло.
Взгляд скользит над печатью страниц,Над загадочным глянцем стекла.Шевелится холодная мглаЗа неровным размахом ресниц.
Эти стены — смешны и темны,Эти стёкла, как взгляд мертвеца,Не похожи на нежность весныЭти злые гримасы лица.
Этой странно-холодной рукиНеуверенный, дрогнувший жест…А в душе только холод тоски,Только чёрный, бессмысленный крест.
Голос слишком тревожен и тих,Слишком ломаны линии губ.Только ропот желаний глухихКак святыню в душе берегу.
И зрачки, устремлённые вниз,Отражают вечерний туман.А дрожащие пальцы впилисьВ золотой медальон-талисман.
11/ I, 1924
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
