воскликнул Гим.
— Это моя любимая жена подарила мне камень, — похвастался король.
Иностранец взял камень из рук короля и долго наслаждался его сиянием.
Наконец Гим с грустью вернул его владельцу:
— Вот бы мне найти такую любящую жену.
Гости много дней пировали у короля. Наконец их карета, загруженная подарками, торжественно отъехала от стен дворца.
Король с королевой пришли в свои покои. Их чувства с годами становились все сильнее. Король поцеловал супругу, и та задремала на его плече. А ему не спалось, и он решил полюбоваться любимым камнем. Он аккуратно положил возлюбленную на королевское ложе, а сам подошел к сундуку и открыл его. Но там не оказалось камня!
Кэрн сделал паузу и посмотрел на слушателей.
Керинчане с волнением ожидали продолжения. В их лицах читалось такое волнение, словно они сами потеряли что-то ценное.
Кэрн продолжил:
Король долго рылся в сундуке, но так ничего и не нашел. Он разбудил жену и рассказал ей о случившемся. Королева заплакала навзрыд, а король стал мрачным и печальным. Слуги, услышав об исчезновении камня, тоже плакали. Новость мгновенно разлетелась по всему королевству, и люди так прониклись этой историей, что не могли больше жить, как раньше. В каждом доме слышались рыдания, никто не ходил на работу, не учился, ничего не продавал и не покупал. Королевство погрузилось в уныние.
А у короля и королевы была дочь — красавица. И она тоже целыми днями молчала, печально опустив свои синие ресницы. А иностранцы, приехав домой, рассказали своему принцу о невероятно-прекрасной девушке, дочери короля и королевы. Принц сразу захотел жениться на ней. Он прибыл в ее королевство и увидел такую картину: рыдали все от мала до велика. Узнав, в чем причина, он сразу заподозрил своего слугу Гима, и оказался прав. Гим надеялся дорого продать камень и обеспечить себе шикарную жизнь. За воровство Гима с позором выгнали из дворца. Принц приехал к принцессе сделал ей предложение и вернул ее родителям камень. В этот день устроили великий праздник, ведь это был не только день возвращения камня, но и свадьбы принца и прекрасной принцессе.
Кэрн осмотрел публику и спросил:
— Как вы думаете, почему я рассказал вам эту историю именно сейчас?
Керинчане молчали, не зная, к чему клонит рассказчик.
— В королевстве пропал камушек, а вся страна залилась слезами! Вам это ничего не напоминает? — спросил нас Кэрн.
И тут в глазах людей словно зажёгся свет. Они начали понимать, что сказку им рассказали не просто для развлечения.
— Кэрн, вы же не камень, — вдруг выкрикнул Вилли, — и мы очень за вас испугались.
Лучше бы мой муж ничего сейчас не говорил. Кэрна вряд ли устроило его поведение.
Президент вздохнул:
— Вилли, я действительно совсем не камень, поэтому узнав, что здесь происходит мчался сюда на всех порах. А вот выбрасывать телефон и не отвечать на звонки было не самым разумным решением.
Люди сразу же достали свои телефоны.
— Вилли, я звонил и писал не только тебе. Сотни керинчан уже давно могли бы знать, что со мной все в порядке. Но вы все предпочли пребывать в прекрасном неведении и страдать в свое удовольствие.
Он с грустью смотрел на людей:
— Дорогие керинчане, извините, что помешал вам. Я могу вернуться в Сокко, чтобы вас не отвлекать от безумных страданий.
Толпы людей в испуге бросились к нему:
— Пожалуйста, не улетайте!
Я помчалась вместе с ними. Мне было жутко стыдно. Кэрн разочарован нашим поведением. А я ведь тоже не взяла трубку. Мы все потеряли голову, словно находились в тумане. Он ещё никогда так не разговаривал с целым народом.
Керинчане умоляли его остаться, клялись выполнять все, что он попросит, никогда не устраивать истерик. Но вдруг послышался громкий голос Гина:
— Милые жители Кернии, вас жестоко обманули. Кэрн разбился, а перед вами загримированный в него шпион из Сокко. Отпустите его на родину! Нам шпионы не нужны!
Люди застыли на месте. Кэрн засмеялся. А я просто не знала, как на это реагировать.
— Гин, — весело позвал его Кэрн, — раз я шпион, тогда выйди из сада и проверь меня.
Настроение президента сразу же улучшилось. Не мог он быть шпионом. У сокольцев нет таких бездонных глаз, да и сказки они вряд ли умеют так рассказывать, как наш Кэрн. Вообще, таких людей в принципе не существует. Он единственный и перепутать его с кем-то просто невозможно.
— Не собираюсь я общаться со шпионом, и вам, мои милые керинчане, не советую. Пусть этот шпион уматывает в свое Сокко, пока мы его не казнили.
Я прямо обомлела. Гин совсем потерял совесть. Как он вообще мог так себя вести? Но Кэрн был абсолютно спокоен. Керинчане взволнованно переглядывались. Похоже, Гин сумел посеять в них сомнение.
Я прорвалась к президенту и закричала, что было мочи:
— Это Кэрн! Неужели вы не видите?
Я робко прикоснулась к его руке:
— Только от Кэрна мы чувствуем тепло!
Из глаз президента исходил мягкий и приятный свет:
— Алла, не переживай! Керинчане все поймут, а вот с Гином нам предстоит большая работа. Он так рвется к власти, что готов убить меня и любого, кто встанет на его пути. Такой человек опасен.
Люди, услышав эти слова, побледнели. Никогда ещё ни о ком Кэрн так не говорил. Судя по всему, и Гин тоже все слышал.
— Разорвите шпиона на куски! — приказал он жёстким нервным басом.
Люди испуганно смотрели на президента. Никто не рвался выполнять приказ.
Кэрн улыбнулся керинчанам, и лица их потеплели. Ему иногда было достаточно одного взгляда, чтобы успокоить людей. Я видела по их глазам, что Гин полностью потерял свой авторитет. А ведь совсем недавно люди верили ему, и я думаю, готовы были даже проголосовать за этого человека. Правда, до сих пор он так открыто не призывал ко злу.
— Гин, — ласково сказал Кэрн, — что же ты все делаешь руками других? Что ты медлишь? Разорви меня сам на кусочки.
Ответа не последовало. Кэрн подождал несколько минут, а потом сказал:
— Гин мчится в аэропорт, он решил почему-то покинуть нашу любимую страну. Пойдёмте все вместе попробуем отговорить его.
Керинчане сейчас были согласны идти за Кэрном куда угодно, только бы он не вздумал их бросить.
Вилли нашел меня и нежно обнял:
— Аллочка, прости меня, я был совершенно невменяем. Я забыл о том, что у нас скоро будут три дочки. Я вообще потерял рассудок.
Я поцеловала мужа. Ни каждый день он чувствовал себя таким виноватым, что-то в Вилли было детское,
