— Пост травмат, да-да? — скривился я, глядя на него, и осмотрел всех присутствующих, тех, чьи морды стали плавно съезжать с «я очень зол» на «бедная девочка!». — Короче, так. Для начала, никаких более дежурств ЗРК по схеме два плюс два икс два. К каждому радару, впихивайте по четыре машины, или я вас всех тут убью нафиг! — показал я свой, покрытый ожогами, кулак, и они впечатлялись — И не вздумайте при этом сокращать сами радары или увеличивать дальность меж групп, они и так работают на пределе. Далее — бросил я взгляд на особо красного, и вернулся к «общему плану». — Далее, нужно либо нарастить выпуск комплексов, либо, что в приоритете, разделить функционал, уйдя от этой глупой универсальности. Нам нужно много, и дешевых ракет, чтобы перехватывать скопление не особо умных целей. И не надо думать, — повысил я голос и помотал, видя, что меня хотят перебить — что сейчас не вторая мировая, и небо черным от самолетов уже никогда не станет. Тактика ударного кулака до сих пор может быть эффективна, если заранее измотать оборону противника.
Глава 18 — Передел
— Так это же всего-то батальон! Что за паника-то, в самом деле? — проговорил один из сидящих за круглым столом генералов, и я сразу понял разницу меж генералами фронта и армии.
Эти, петухи, сидящие здесь, в Москве, безвылазно, в отличии от тех, что сидели в Астане и не понимали, чего я психую, но соглашались со мной, точно так же не понимают, но соглашаться не хотят. Они сидят тут предо мной, холеные все такие, в атласных кителях, хоть и удивительно, но без наград. В пагонах, чистые, сытые, с ухоженной растительностью на лице…
Глядя на них, я вспоминаю сразу своих полевых командиров! Мужиков, что вместе со мной гоняли по степям всякую шмарь почти что целый год! Ребята, что видели ванну в лучшем случае раз в месяц, ели урывками и зачастую на ходу, в дороге. Чьи лица, от холода и ветра краснели, становясь похожими на лица алкашей. Чьи лица, от ветра, солнца и песка, становились похожими на металл, после обработки пескоструем. Чьи лица, опухали от стресса, недосыпания, и неправильного питания.
Они там жопу рвали, чтобы мы вышли из боев не просто победителями, а триумфаторами! И не зря это делали! У нас за всю компанию потерь меньше, чем на гражданке в это же время подыхает от естественной убыли! Но эти твари… сейчас мне, на мои спокойные и размеренные заявление в штабе верховного командования, заявляют, что пятая часть всех наших потерь «это всего-то батальон»?!
Мне хочется порвать их на части! Просто для очистки памяти погибших! Но это я оставлю при себе, хотя все-таки некоторые эмоции, покажу, дя вида. От меня уже не так разит запахом горелой плоти, но все еще достаточно, чтобы чувствительные носики морщились, как только я делаю хоть какое-то движение, распространяя благоухание по залу. Да и смачный ожог с левого кулака я нарочно не свел. Так что нужно этим все пользоваться!
— Всего лишь батальон? — склонил я голову набок, и обвел взглядом «как на гавно смотрит» всех присутствующих — Ну да, батальон. Но как он погиб! Вы понимаете?
— Случайность. — ответил мне иной генерал, командующий восточным военным округом — На войне и не такое случается.
— На войне? — проговорил я, медленно поворачивая голову к нему — Но у нас не война, вы не забыли? И как вы тогда объясните…
— Деточка, успокойся. — проворковал генерал за номером три, еще один командующий округа, смотря на меня настолько снисходительно, что мне аж тошно стало — Понимаем, ты побывала в ужасном месте…
— Чувствуете запах? — перебил я его, и присутствующие рефлекторно принюхались, и кое кого чуть не вырвало в тот же миг — Это так пахнут ВАШИ сгоревшие солдаты. Я буквально пропитана этим запахом. Я была там, сидела с ними рядом, и они…
— Хватит. — перебил меня генерал за номером один, что вообще-то отвечает за военкоматы и сборные пункты — Мы всё понимаем, что тебе было тяжело. Но мы не психиатры, чтобы править твои душевные травмы.
— Хех! — хекнул я от такого, и заулыбался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не психиатры они! А я не мать, и не отец, как и любой из моих командиров степи, но тем не менее, за время компании, мы для своих людей стали именно что отцами и матерями, и в одном флаконе. И психиатрами, и психотерапевтами, и врачами по семейным проблемам! Да даже блин сводниками поработали! Все же у нас там реально не война была, и ребята каждые три месяца гоняли на месяцок домой, на гражданку, отдохнуть! А значит возвращались оттуда с прихваченными там проблемами. Семейными, личными, бытовыми.
— Да и к тому же, я не думаю, что понесенные армией потери прямо такие невосполнимые — с усмешкой произнес командующий дальневосточной группировкой войск, глядя на собрата генерала из военкомата.
— Конечно! — воскликнул главный военком страны, поняв, что от него требуется — С этим вопрос вообще не стоит! Мы можем хоть завтра мобилизовать…
— Никакой мобилизации. — сурово произнес я, глядя на него.
— Это почему? — произнес ошалело один из присутствующих.
— Как? — сказал другой.
— А это не тебе решать. — вторил им другой.
Главный военком промолчал, а человек, ответственный за снабжения, судя по лицу, уже задумался о том, сколько и чего у нас есть на складах, и сколько из этого там уже нет, и он продал «налево».
— Вот так. Никакой мобилизации, — нахмурил я брови, что, как понимаю, выглядит комично, а не зло — Не к чему это сейчас.
— А ты вообще кто? — повторил тот же человек, что считает что я не могу ничего решать, и всем своим серьёзно-раздраженным видом решил нам показать, что я — ни кто, и звать меня — никак.
Что пыль под ногтями в их высоком кабинете вдруг заговорила с небожителями как с равными.
— Ну раз мобилизация не нужна, тогда в чем вообще проблема? — нахмурился, но не так как собрат, командующий центральным военным округом — Для чего весь этот фарс с потерями и не эффективностью? Почему ты отвлекаешь от нас дел, собирая срочное совещание? Если СТРАНЕ — сделал он упор на это слово — не нужно срочного предприятия каких-то экстренных мер.
Как видно искренне считая, что мобилизация, единственная экстренная мера из всех возможных.
— Эх. — вздохнул я, и достал из прячущегося под столом у меня в ногах походного армейского рюкзака папку с бумагами — Взгляните, — протянул её командующему округа центрального — самые свежие данные, так сказать.
— Ну, потери. — произнес он, листая документ — И что такого? Мы даже дивизии убитыми не потеряли, а вы о кризисе. — кхекнул он, глядя на смешные строчки, с где в ходе штурма укрепления мы порой теряли убитыми одного-двоих, и то по глупости, да по причине отравления грибами перед боем.
— Вы на предпоследнею строчку взгляните. И на сумму. — порекомендовал ему я, и тот пролистал документ в самый конец — На предпоследние цифры, на сумму. На сумму, на предпоследние цифры. Ничего странного не находите?
— Н-нет. — не дошло до него очевидного.
— За день! ЗА ДЕНЬ! — надавил я голосом на фразу — Мы потеряли столько же, сколько до этого теряли за квартал! Пятую часть всех потерь мы понесли от одного жалкого налета! — перевел я взгляд на генерала, ответственного за противовоздушную оборону, и тот покраснел, но вовсе не от стыда — За один день!
— Говорят же тебе, — процедил он сквозь зубы, сдерживая злость — такое случается.
— А если такое случится, и самолеты прорвутся на Москву?
— Не случится. — произнесли хором сразу три генерала.
— Да почему же? — развел я руками — Сколько у вас здесь машин? — и припомнил цифру, понял, что действительно не реально — Ладно, не в Москву. В Иркутск. — перевел я взгляд на командующего восточного военного округа — Там и от границе недалеко, и город охраняют всего три расчета, если считать силы пограничного района в зоне досягаемости. Не находите похожим ситуацию? — надавил я голосом, глядя на человека при погонах.
— Деточка, — произнес все тот же любитель деточек, и командующий среднеазиацким военным округом, что в своём округе не был никогда — Тебе же сказали, такое не повторится.
