На крыльце появился Овцын.
— Идем?
— Ты знаешь, — сказал Ильин. — Я подумал и решил, что нам лучше не уходить отсюда. Слышишь, какой рев? По-моему, сюда направляются. Понимаешь, есть кому подсказать варягам, что здесь романея… Под шумок очень многие не прочь поживиться.
— Ах, быдло проклятое! Видал я, как они на бочку тогда кинулись. За пригоршню вина готовы удушить друг друга… Что ж, надо подготовиться к встрече гостей.
Овцын скрылся в своей горнице и через полминуты вернулся, неся два коротких меча в ножнах.
— Надень. Может пригодиться.
— Что ты, — сказал Ильин. — Я оружия в жизни в руках не держал. Еще порежусь.
— А как же ты, если…
— Я каратэ два года занимался… Сейчас объясню. Это вид борьбы или, по-другому сказать, система обороны и нападения без оружия. Почти без оружия.
— Кулачный бой?
— И кулачный тоже. Но бьют больше ногами. Двумя короткими палками, связанными между собой, — нанчаками.
Овцын пожал плечами и сказал:
— Не знаю, как ты палками против вот такого лезвия собираешься отбиваться. А я, грешным делом, люблю помахаться. Меня ведь за дуэль из Петербурга выдворили — с гвардейским одним на шпагах схватились, я его и пощекотал по животу…
— Так ты хороший фехтовальщик?
Овцын самодовольно кивнул.
— Увидишь, коли гости незваные пожалуют. Досадно только, что нет шпаги моей любимой или эспадрона. Такими вот штуками не приходилось рубиться. Ну да ничего, бог не выдаст, свинья не съест.
— Знаешь что, купцы еще спят, по-видимому, — что-то никто на дворе не появлялся. Иди буди всех — Густавсона, Вельде, Фишера. А я, пожалуй, собственным вооружением займусь.
В горнице Ильина стояло несколько массивных дубовых табуретов. Один из них Виктор и решил приспособить для целей самообороны. Отпилив две толстых ножки, он спустился в нижний этаж, где находилась поварня.
Под толстым слоем пепла рдели угли. Зарыв в них кочергу, Ильин подождал, пока она раскалится как следует, и принялся прожигать дыру в ножке табурета.
За этим занятием его и застала Анна. Лицо ее было заспанным и в то же время встревоженным.
— Что за беготня на дворе? Немцы латы понадевали, мечами подпоясались. Да и в городе непонятное что-то творится…
— Варяги пришли. Помнишь, в апреле Ярослав за море уходил? Теперь вот нашел себе защиту против отца…
— А чем кончится дело?
— Я в подробностях не помню, но, кажется, варяги немало дров здесь наломают и князя с горожанами основательно поссорят. Правда, Владимир ровно через месяц умрет, и его карательная акция не состоится.
— Вовремя. Иначе не стать бы нашему князю Ярославом Мудрым. Так ведь?
— Выходит, что так.
— А что это ты мастеришь?
— Нанчаку. Помнишь, я тебе рассказывал, что занимался каратэ. У нас одно время бум был — каждый, кто немного нахватался, открывал свою школу, становился сенсеем, то есть учителем. Врали друг другу: у меня черный пояс, у меня желтый или еще какой-нибудь — это знаки той или иной степени мастерства. Я тоже моде поддался, почти год ходил на занятия к какому-то жучку, который на этом деньги делал. Но польза, конечно, была определенная немножко в форму пришел, ловкость появилась. Да и постоять за себя смогу хоть и нет никакого пояса, все-таки десяток приемов я освоил.
— Слушай, к чему это все? Если они нападут, мы ведь их так проучить можем, — она рассмеялась. — Помню физиономию того малого, который ко мне интерес возымел, ну тогда, в первый день… Помню, как он вопил словно оглашенный: ве-едьма!
— Анюта, ты что, забылась? — строго сказал Ильин. — Ведь сговорились же: ни в коем случае свои способности не демонстрировать. Да нас тут живо за чародеев сочтут, дай тогда бог ноги. Хочешь, чтобы все наши усилия насмарку пошли: вживались, вживались в эпоху, и нате — высунули ослиные уши.
— Ну прости, я позабыла. — Анна беспечно пожала плечами.
— Можно, я посмотрю, как вы будете драться?
— Только в щелку, — улыбнулся Ильин и сразу посерьезнел. — Не выходи из горницы, иначе варягам трудно будет удержаться от желания познакомиться с тобой поближе.
— Ты считаешь меня такой неотразимой? — Анна с головой закуталась в голубую накидку и прошлась перед Виктором, покачивая бедрами.
Он не выдержал, вскочил и принялся беспорядочно целовать ее в глаза, в лоб, в подбородок, в губы.
По ступеням крыльца затопали чьи-то ноги. Ильин как ужаленный отскочил от княжны и с размаху сел на табурет. Но вошедший в поварню Овцын, похоже, почувствовал что-то. Насупясь сказал:
— Бонжур, Аня. А я к тебе стучал, предупредить хотел…
— Ах, здравствуй, милый Вася! — с наигранной радостью воскликнула княжна.
Влюбленные слепы, полутонов не разумеют. Овцын принял ее слова за чистую монету и расплылся в улыбке. И остался молча стоить у дверей, блаженно глядя на Анну.
Она грациозно не обошла — обогнула его и выбежала наружу. Василий проводил ее глазами и, снова помрачнев, обратился к Виктору:
— В конце улицы уже толпа показалась, на дворы гостей ломятся, кричат, мечами ограды секут.
— Много их, варягов?
— Не столько варягов, сколько голытьбы — на богатые дома наводят, так, по крайней мере, купец один говорит — только что к нам защиты пришел искать со всем семейством.
Ильин пропустил прочную бечевку в отверстия, прожженные в ножках табурета, и связал ее прочным морским узлом. Несколько раз взмахнул нанчакой, крутанул перед собой, перекинул за спиной из одной руки в другую и еще раз проделал те же самые операции.
— Недурно, — похвалил Овцын. — К тебе и с мечом не подступишься.
— Помни об уговоре — молниями не швыряться, — сказал Ильин.
На дворе слышались возбужденные голоса, по ступеням затопало множество ног. В двери возникло несколько круглых физиономий.
— Господин Шмальгаузен, — по-немецки закричал один из купцов. — Они уже совсем близко. Мы боимся этих варваров, может быть, лучше выкатить им несколько бочек вина?
— Знаете, русские говорят: дашь палец, откусят руку. Надо показать свою силу, — заявил Виктор.
Его поддержал Овцын:
— Если они почувствуют, что мы их боимся, то завтра придут за новой данью. А в результате вообще весь Готский двор разграбят.
— Придется драться, — вздохнул немец.
Через несколько минут ворота уже трещали от натиска толпы. Викинги, белобрысые, рыжие молодцы в кольчугах, размахивая мечами и боевыми топорами, вопили на своем — весьма похожем на немецкое — наречии:
— Эй, жирные каплуны, лучше подобру откройте!
Голка — чумазые плечистые оборванцы — восторженно выкрикивали изощренные ругательства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
