(При чтении подобных строк во мне вспыхивала надежда на возвращение моей подруги. Вскоре она угасла – из последующих писем я узнала, что Ирен досталась одна из главных ролей в «Кармен», что она наняла немецкого репетитора по вокалу, чтобы освоить песни Шумана, идеально подходившие ее глубокому бархатному голосу, и по-прежнему ездит на прогулки, танцует и обедает с Вилли. Когда на отрывном календаре за 1886 год осталось совсем немного листков, я получила от Ирен послание, извещавшее меня об очередных кардинальных переменах в ее жизни. – П. Х.)
«Как я и хотела, дорогая Пенелопа, мой путь наконец лежит на запад, однако он не столько далек, как мне бы хотелось. Благодаря дару убеждения мистера Дворжака, который, как оказалось, несмотря на свою простоту и благодушие, на удивление властный человек, мне предстоит выступить примадонной нового Национального театра в Праге. (Да, за исключением концертов, я буду петь только по-чешски. Насколько это будет сложно, ты поймешь, когда я скажу тебе, как кличут мою новую костюмершу. Ее зовут Петронилла Аншквич. Только представь, на всю фамилию всего лишь две гласных!)
Конечно же, меня изо всех сил уговаривал и кронпринц. Он заверил меня, что Прага – старинный многонациональный город, и я там нисколько не буду скучать ни по Варшаве, ни даже по Лондону. (Конечно же, солнышко, я всегда буду скучать по тебе. Никакой принц не заставит меня забыть тебя – мою лучшую и самую верную подругу.)
Милая Нелл, у меня нет слов, чтобы описать, как это здорово: одновременно перестать каждый день бороться за выживание и в то же время срывать розы долгожданного признания. Мне поют дифирамбы, с меня сдувают пылинки, щедро платят и вообще обращаются как с королевой. Мне кажется, я нашла, наконец, место под солнцем, и пусть я живу вдали от родины, среди чужих мне людей, чувствую я себя как дома.
Если ты волновалась за меня, как я поживаю вдалеке, в ином краю, прошу тебя, забудь тревоги. Увы, думаю, я еще очень долго не увижу Лондон.
Остаюсь навеки твоей верной подругой, преисполненной признательности за все то, что ты для меня сделала и делаешь. Ирен».
(В конце письма чернила снова расплываются в кляксу, причиной появления которой является вовсе не халатность автора послания, а сентиментальное настроение его читательницы. – П. Х.)
Глава семнадцатая
Зов
На ветвях начинали распускаться почки, окутывая деревья и кусты зеленоватой дымкой. Дождя давно не было, однако булыжники мостовых влажно поблескивали в пробивавшихся сквозь тучи солнечных лучах. Я спешила по улочкам, окутанным поднимавшимся от Темзы туманом, в Темпл, к мистеру Нортону.
Несмотря на ранний час, дверь конторы была открыта. Как всегда с иголочки одетый и аккуратно причесанный, Годфри стоял у стола и внимательно изучал содержимое сундука, который мы с Ирен выкопали неподалеку от особняка «Белый клен». Стояла весна 1887 года, и с того самого дня, как Ирен уехала из Лондона, оставив Нортону сундук, прошло уже больше года.
– Здравствуйте, любезная мисс Хаксли! А вы сегодня рано. Как видите, я все еще ломаю голову над старой загадкой. Взгляните на сундук свежим глазом, вдруг вам удастся раскрыть тайну.
Насколько я понимаю, адвокат был недоволен тем, что я застала его за разглядыванием содержимого таинственного сундука, о котором он уже давно не упоминал. Однако я была так взволнованна, что мне было не до Годфри с его сундуком.
– Мне никогда не давались загадки, – начала я.
– Вздор! Вспомните, как вы блестяще действовали в особняке Кавендиша Маттерворта. Именно благодаря вам я снова решил заняться этим сундуком. Поскольку и мой отец, и покойный Кавендиш перед смертью впали в детство, быть может, они и думали схожим образом. Если мы попытаемся понять извращенную логику моего отца, тогда смысл содержимого… Мисс Хаксли, вы так бледны! Прошу вас, присядьте, забудьте о сундуке. Что с вами? Вы больны?
– Я в тупике, – призналась я. – Со вчерашнего дня, когда я получила письмо от Ирен, я пребываю в растерянности. Письмо! Да это громко сказано!
– Дайте взглянуть. – Он выхватил у меня из рук конверт и тут же замер: – Прошу меня простить, мисс Хаксли. В последнее время все ваши переживания я принимаю близко к сердцу, словно вы мне сестра. Я не имею ни малейшего права спрашивать вас о чем-либо, а тем более навязывать свои советы.
– Ну что вы, мистер Нортон, я как раз хотела попросить вас о помощи. Вы сейчас куда спокойнее и уравновешеннее меня… Я сбита с толку. – Признаться, я чувствовала себя как одна из клиенток Годфри. Впрочем, мне и в самом деле был по зарез нужен совет.
– Письмо, говорите, – промолвил он, с осторожностью достав из конверта несколько листков. – Но ведь это скорее записка, не более…
– Именно это меня и удивило. Ирен всегда пишет длинные письма с массой подробностей. Что значат эти чистые листки?
Годфри подошел к окну, сквозь которое падал свет, просачивавшийся сквозь густой серый туман, и прочитал короткое послание, написанное наискосок через весь первый лист:
– «Нелл, немедленно приезжай в Прагу! Мне нужна твоя помощь. Ирен».
Мистер Нортон повернулся ко мне. Клубившийся за окном туман напоминал сонм призраков.
– Послание достаточно короткое, – задумчиво промолвил он. – Ирен вполне могла отправить его по телеграфу, и тогда вы его получили бы гораздо быстрее. Хотя…
– Именно об этом я и подумала. – Я выпрямилась, вцепившись руками в сумочку. – Ирен писала мне почти каждую неделю. На очередное письмо никто бы не обратил внимания, а вот телеграмма…
– А вот телеграмма как раз это внимание привлекла бы. Именно поэтому ваша подруга засунула в конверт столько пустых листков – она это сделала, чтобы отвести подозрение. Письмо должно было выглядеть точно таким же, как всегда.
– Но кому ее подозревать? И в чем? И почему она не могла просто отправить телеграмму? Она писала, что Прага многонациональный город…
– Смотря с чем сравнивать. Все эти крошечные восточноевропейские княжества и герцогства не более чем оборки на юбках могущественных империй – Российской, Австро-Венгерской и даже Османской. Там опасно… Впрочем, вашей подруге всегда нравилось рисковать.
– Да нет же! Ирен устраивало ее положение, она всем была довольна. Она пела в национальном оперном театре в Праге….
– Забавно. Оперный театр называется национальным только потому, что Богемия выбила у Австрии разрешение использовать чешский язык наравне с немецким, языком завоевателей. Ваша подруга, проживающая в очаровательной, спокойной, дышащей стариной Богемии, на самом деле находится в самом центре политического шторма.
– Ирен – подруга самого короля! Вернее, кронпринца, который вскоре станет королем! Чего ей бояться?
Годфри махнул рукой, аккуратно сложил листки и сунул их в конверт. Я со всей определенностью почувствовала, что помощи от него можно не ждать.
– Это вовсе не то, о чем вы думаете! – воскликнула я и выхватила из рук адвоката конверт так резко, что едва не порвала письмо.
– Допустим, – промолвил он с неким отчуждением в голосе, – однако вы можете заблуждаться насчет сложившегося положения так же сильно, как и я. – Он неожиданно положил руку мне на плечо: – Милая… мисс Хаксли. О происходящем вам известно только со слов подруги, ослепленной блеском побед. Я не удивляюсь, что ей вдруг понадобилась помощь. Возможно, ее втянули в какую-нибудь дворцовую интригу… может, она присоединилась к национально-освободительному движению – не знаю. Так или иначе, я как ваш друг… как ваш… адвокат… настоятельно советую вам остаться в Лондоне и никуда не ехать.
– Но я ведь обязана! Я должна!
– Ну посудите сами, куда вы собрались ехать? В чужую незнакомую страну, где вас не весть что ждет? Ваша подруга по меньшей мере могла объяснить…
– А если она боялась, что письмо перехватят? – возразила я.
– Если такая опасность действительно существовала, подумайте, что это значит! Если мисс Адлер в опасности, значит, есть риск, что вы ее не выручите. Вместо этого вы можете попасть в беду сами! Знаете что? Давайте отправим ей телеграмму, а пока не получим ответ…
Я встала:
– Ирен знает, как отправлять телеграммы. Также она в курсе, что это известно и мне. Однако она не просит отправить ей телеграмму, она просит меня немедленно приехать. Именно это я и сделаю.
Годфри молчал. Долго.
– Я не одобряю вашего решения, – наконец сказал он. – Моя мать была упрямицей, и ей пришлось за это дорого заплатить. Я не предполагал, что вы способны на столь решительные поступки.
– Я и сама этого от себя не ожидала, – призналась я. – Поймите, случилась какая-то беда, с которой Ирен не может справиться в одиночку.
