класса) с которым мы встретились не так давно в злополучном 205-м номере гостиницы при осмотре трупа Серого (в миру — гражданина Сергиенко). Фамилия у следака была Часовщиков, так к нему старшина обратился.
А от бюро СМЭ прибыл Пяткин Феликс Васильевич собственной персоной. Все в тех же нелепых очках с толстенными линзами, что держались на носу разве что каким-то чудом. Намечающиеся усики делали его похожим на студента, а не на работника судебно-медицинской экспертизы. Сходства добавляли сутулость и отсутствующий и одновременно пытливый взгляд голодного до знаний человека.
— Андрей Григорьевич, — радостно поднял руку Феликс и помахал на расстоянии. — Здравствуйте!
— Привет! — я подошел вплотную и поручкался. — Мы с тобой на «ты», забыл разве?
Следак тоже меня узнал, но лишь скривил губы в мою сторону вместо приветствия. Сходу погрузился в разговор с Драгуновым (что, где, как и почему), делая вид, что не замечает моего присутствия.
— Вы, то есть ты, тоже участвуешь в расследовании? — спросил Феликс. — Уже второй раз на осмотре встречаемся.
— Я как водитель, — кивнул я на мерс, — Драгунова привез. А ты давай, по полной отработай место происшествия. Это очень важное дело, вон, смотри, как следак хмурится и репу чешет.
— Часовщиков-то? Евгений Юрьевич? Да он всегда такой, недовольный и весь из себя. Важность показывает. Говорят, он старшего следователя получить хочет шибко, вот и лезет из кожи вон.
— У тебя-то как дела? — увел я разговор от Часовщикова. — Покойники больше не подмигивают?
— Смеешься? — уголки губ Феликса опустились в грустную подкову. — А я, между прочим, реально видел, как Серый, то есть Сергиенко, глаза открыл тогда в морге… Ничего мне не почудилось, вы же с Мытько сами видели потом, как у него рука вниз скользнула, а должна была застыть от трупного окоченения.
— Тепло было, — хмыкнул я. — Вот и не застыла.
— От тепла это не зависит… Это посмертные химические процессы в тканях заставляют твердеть мышцы трупа. Ладно… Не веришь, не надо…
— Да верю, верю, — поспешил кивнуть я. — Учитывая, что тут такая чертовщина творится…
— Какая чертовщина? — насупился Феликс. — Всему есть научное объяснение. Я так считаю…
— Я про смерть Серого и Боцмана. Так и не установили, что за яд их убил? Хроматограф-то новый не помог, из области не звонили?
— Не помог, — вздохнул парень. — Повторные исследования ничего не дали.
— Вот ты говоришь, что всему есть научное объяснение, а как же Сергиенко? Объясни научно, почему он, вскрытый, со вспоротым брюхом и распиленной черепушкой — глаза мог открыть? А?..
— Я работаю над этим, — тихо кипятился Пяткин. — Теории разные прорабатываю. Пока объяснений нет, но они будут…
— Показалось тебе просто, — пожал я плечами. — Вот и все объяснение…
— Не показалось… Я видел! Как сейчас тебя вижу.
— Ладно, иди, труп осматривай. Вернее, то, что от него осталось. Вон Часовщиков тебе уже машет…
Следак махал с достоинством и с ленцой одновременно. Будто барин подзывал холопа, а я снова задумался о зомби. Нет… Не бывает их. Всему должно быть научное объяснение. Ведь так?..
* * *
— Артемий оказался не при делах, — рассказывал я Гоше, сидя на диванчике и попивая чай в его подземном убежище. — Свадебный гуляка, профессиональный любитель халявы, представь себе. А вот Сухого так и не нашли… я там каратистов местных еще по нему озадачил, пока молчат.
— Может, размер вознаграждения им поднять? — предложил Гоша, зажевывая карамельку и прихлебывая чай.
Его не удивило, что я в той секции действовал от его имени — скорее, позабавило. Тем более, что эти ушлые ребята действительно могли вывести на какой-то след.
— Неделю ждем, потом поднимем, если что. Немного только, чтобы слишком не проявлять свой интерес.
— А что за труп сгоревший, говоришь? В «тройке» угнанной…
— В том-то и дело, что личность не установлена. Да там и устанавливать не по чему.
Я поморщился и махнул рукой, а про себя подумал, очень жаль, что ДНК экспертизы еще нет у нас.
— Может, это Сухого грохнули? — с надеждой поинтересовался Гоша. — Сам говоришь, что Артемий видел, как он на этой машине уезжал от «Октября», а потом ее сгоревшей нашли.
— Хотелось бы верить, что это он, — задумчиво пробормотал я. — Там еще рядом шприц медицинский раздавленный нашли. На Сухого, вроде, все это указывает. Вот только…
— Что?
— Это было бы слишком просто… Тебе не кажется?
— Ну да… Двоих моих людей, падла, так лихо убрал, меня чуть через дверь не замочил, а сам потом сгорел благополучно. Не вяжется как-то, да… Тогда кто там, в машине, мертвый может быть?
— Ума не приложу. Судмедэксперты определили, что это мужчина, группа крови четвертая. Самое интересное, что по милицейским сводкам никого подходящего из без вести пропавших на роль сгоревшего нет.
— Тоже, получается, залетный? Приезжий, то есть?
— Понятия не имею. Местные работают. Возбудили дело по факту убийства.
— Знаю, как они работают, — поворчал Гоша. — Ни в жизнь не раскроют, если это гастролеры.
— Ну так… Практики у них нет, такие дела раскрывать…
— Слушай, Курсант. Позови своих. Горохова, Каткова. Заберите у них дела. Сколько можно-то?
— Я пока так понаблюдаю… С боку припеку. Мне так сподручнее, со стороны смотреть, а дальше видно будет.
— Видно ему будет, — продолжал ворчать Гоша. — Чего ждать-то? Когда меня грохнут?
Надо же, даже Индия занервничал, а то всё храбрился, будто неуязвимый.
— А ты сиди и не высовывайся, — хмыкнул я. — И тогда никто тебя в бункере не достанет. Ни черт, ни дьявол, ни Сухой.
— Да задолбался я тут, как мышь в норе, прятаться! Веришь, нет, Курсант? Я в ресторан хочу! Музыку живую послушать, официантку за зад ущипнуть. Виски в одного пить — уже мочи нет!
Я ухмыльнулся. Нет, старый друг не сдавал своих позиций.
— Терпи, друг, а виски и со мной можно употреблять. Вдвоем — уже компания.
— Ты же не пьешь среди бела дня? — вскинул на меня бровь Гоша.
— Да ладно, чего уж теперь? Наливай. Ради друга можно и днем…
* * *
Вернулся я домой уже под вечер, после посиделок с Гошей
