— Не всем это. Костя, удается! — перебила она меня.
— Ну это верно, — согласился я. — Вот и тот… Один тут человек ярко-фиолетового цвета, почти как клюквенный кисель… Вроде бы умный.
— Ты вот что, слушай, — сердито сказал отец, отведя в сторону хрустящую развернутую газету, — оставь-ка людей в покое! А то взялся: тот такой, этот сякой!
— Почти все люди всяких зеленоватых оттенков, а он фиолетово-сиреневый, — сказал я. — Наш замдиректора по хозчасти. Представляете?..
— Все зеленые!.. Ты сам-то еще зеленый, чтоб обо всех людях без разбору судить. Ишь взялся! Чем, спрашиваю, занимаешься?
— Дня через два начну работать.
— Где?
— В одном тут месте. Место неплохое. Очень хорошее! Смогу по пятьсот-семьсот процентов плана давать.
— Это где же? — поспокойней спросил отец.
— Контролером в трамвайно-троллейбусном управлений. Я ведь сразу безбилетников вижу. Они почти все одинакового цвета…
— Вот только сунься в трампарк! — отец схватил газету и быстро начал ее складывать. — Нашелся контролер! Только попытайся. Я тебе дам семьсот процентов! Ишь!.. Где полегче ищет. Пальцем указывать! Завтра-послезавтра поезжай на обследование. Неизвестно, что с глазами сделалось, а он сидит. Контролер! Чего ждешь, спрашивается? Пока отслоение сетчатки начнется? Или глаукома, или совсем перестанешь видеть? Так? Уж ведь и ешь в темных очках.
— Ну, отец, хватит, — сказала мать. — Он и сам не рад. А ты, Костя, об этом подумай, что отец говорит.
Сложив газету, пожалуй, уже в шестнадцать раз, отец поспокойней сказал:
— Пора тебе, Костя, всю эту чепуху бросить. Хватит носиться! Все без толку. Не школьник уже.
— Клюквенный кисель будешь пить? — вмешалась бабушка.
— Конечно! Три стакана.
Бабушка налила киселя полный стакан и, вопросительно взглянув на меня, сказала:
— Ишь, какой красивый!
— Да, красивый, — кивнул я, глядя на серое содержимое стакана.
— А то чего это тебе, — совсем спокойно сказал отец, — по базарам ходить, редиску покупать. Не старик же ты. Костя, не пенсионер…
Сегодня днем я по просьбе бабушки ходил на рынок за свежим луком и за редиской. Около часа прослонялся у цветочного ряда, но Ниготкова так и не увидел. И вот теперь вдруг я подумал, что ведь он цветы может покупать и в другом месте. И даже в этот поздний час…
— Извините, скоро приду… — торопливо вставая из-за стола, сказал я. — Очень даже вероятно!..
Цветы в это время продавали только около сквера у почтамта.
Я был у импровизированного цветочного ряда через десять минут.
Ниготков расплачивался за три огромные пепельно-серые розы!
Я позвонил Ларисе, чтоб она срочно приехала на Нахимовскую улицу к спортивному магазину.
Когда я появился в условленном месте, Лариса уже ждала меня. Я еще издали увидел знакомое золотисто-лимонное пламя.
— Ты напугал меня! Что случилось, Костя?
— Лариса, ты не могла бы по моей огромной просьбе под каким-нибудь предлогом навестить своего дядю Ниготкова?
— Зачем еще? Поздно ведь, Костя.
— Он только что купил розы. Три огромные розы. Я должен знать, кому он их преподносит!.. Понимаешь?!
— Нет, не понимаю.
— Ниготков не просто так фиолетово-сиреневого цвета. В этом я убежден. Из всего, что мне о нем известно, ничто не объясняет мне его фиолетовый цвет. И вот только эти цветы… Знаешь, Лариса, и Шерлок Холмс не упустил бы такой детали: одинокий, пожилой человек — тем более фиолетовый! — и эти цветы…
— Ты что, считаешь, что пожилой, одинокий человек не может дарить цветы?
— Прости, Лариса. Все из-за этого Ниготкова… Но я должен выяснить: если он покупает себе, для собственного удовольствия, я об этих цветах перестану думать. Выброшу это из головы!
Мы быстро все обсудили. Чтоб случайно не обратить на себя внимание друзей Ниготкова и не бросить тень на поздний визит Ларисы, мы с ней договорились встретиться на троллейбусной остановке вблизи ее дома. На третьем номере троллейбуса она от дома Ниготкова могла доехать до самой своей улицы.
Прошло минут сорок, а Лариса все не появлялась. Да, конечно, надо было мне остаться на Нахимовской улице и ждать ее недалеко от дома Ниготкова!
Начали сгущаться поздние летние сумерки…
Я уже давно обратил внимание на этого дядю с собакой.
Он стоял за киоском, в котором продавали мороженое. Мужчина был грязного сизо-розоватого цвета. Огромную, забитую собаку прекрасного песочно-бежевого свечения он держал на «поводке» — на какой-то толстой веревке, гнилой и негнущейся. Мужчина одной рукой то и дело прикасался к огромному козырьку своей сизой фуражки, а другой рукой дергал за поводок. Широко растопырив крупные передние лапы, наклонив голову, собака понуро стояла и никак не хотела следовать за хозяином. Многочисленные прохожие то и дело натыкались на собаку, не обращая внимания на хозяина, обходили ее сторонкой.
Чем сильнее сизый цвет мужчины насыщался фиолетовой прозрачностью, тем большую антипатию он во мне вызывал…
Я подошел к киоску и, поглядывая на подъезжавшие троллейбусы, спросил дядю:
— Что, от дома пес отбился?
— Какой там отбился!.. — вроде бы найдя желанного собеседника, оживился, неодобрительно воскликнул он. — Замучил он нас, каналья! Мы его из дому всячески гоним, а он к нам все пути находит! Уж кому его ни отдавал, куда только ни увозил!..
— За что же вы его гоните? — спросил я.
— Как это «за что»?.. Не наш же он! — Мужчина поглядел вверх, на мелкие звезды, на мгновение задумался. — Его со двора попросили, а он опять в ворота лезет, никакой совести не знает.
— Как его зовут?
— Да дети Джеком звали… Понимаешь, парень, я его в прошлом году на три месяца за пятерку купил у одного прохожего. У меня за городом, видишь ли, сад есть. Фрукты и ягоды начали поспевать — охранять надо! Ну и купил я этого Джека за пять рублей и в саду на цепь посадил. Урожай собрали — стал я его осенью гнать из сада. А он не идет. Не идет, и все!.. «Ну и пусть, — думаю, — черт с ним: пускай за городом один живет. Пускай домик охраняет, а заодно и поголовье мышей истребляет. Что мне: с ним связываться, что ли!» Так он — ты понимаешь! — как только снежок выпал, прибежал к нам в город, нашел улицу и мой дом!.. Ты понял? — восхищенно засмеялся сизо-фиолетовый садовод. — Нет, ты можешь себе это представить? Вот умный, тварюга?.. Дети, конечно, обрадовались, что пришел он… Дети есть дети! Что с них спросишь? Им только дай! Ну-у!! Куда ты потащился?.. Не торопись — еще успеешь… Дети радуются, что пришел он: дом ни разу не видал, а нашел. Ну а на что он мне? Воров нынче не слыхать — не воруют. Стало быть, и сторожить дома нечего… Да хотя б он поменьше был, а то прокорми такого бугая. Ну и все-таки нашел я средство. Прогнал его. Не знаю, как он зиму жил-поживал. А весной заявляется. Но что мне весной в саду сторожить — сам ты скажи?!. Уж куда я его потом только не отвозил! Ну, Джек, пойдем! Отдохнул — и пойдем. Пора!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
