дела, надо освежить голову. Вода была черная и, казалось, скрывала всякие неприятные нежданчики. Темнота будит мрачные сектора моего сознания, порождая ужасные предположения, порой фантастичные. Днем много раз нырял здесь. Глубина большая, акул не встречал, не говоря уже про всякую нечисть, но все равно тревожно. Даже опьянение не шибко помогает. Впрочем, трезвым я бы не стал нырять среди ночи, спал бы спокойно. Я делаю вдох и отталкиваюсь босыми ногами от сухого, теплого и немного шершавого планширя, который как бы граница между реальным и не очень. Короткий полет — и вклиниваюсь в теплую воду, легко скольжу в ней под углом вниз, а потом, когда скорость падает, вверх, помогая руками и ногами. В момент смены направления страх превращается в радость. Я выныриваю и ору от восторга. Всё-таки днем при нырянии такой кайф не словишь.
Я подплываю к штормтрапу, поднимаюсь по нему. Когда обе ноги оказываются на балясинах, страх перед темной водой исчезает полностью. Я иду к своей каюте, возле которой ждет слуга Земин с большим полотенцем, вытираюсь, одеваюсь. Затем выпиваю полную оловянную кружку крепчайшего зеленого чая. Готов к бою и походу, то есть к переговорам.
Я поднимаюсь по скрипящим ступенькам трапа на полуют, останавливаюсь у фальшборта и наблюдаю, как к «Мацзу» приближается на веслах, подгоняемая отливом, двухмачтовая джонка. Темный силуэт то становился виден отчетливо, когда стареющая луна выглядывала из-за облаков, то растворялся в темноте, когда пряталась. На джонке ни одного огонька. Так раньше подходили к нам только хакка на «взлетающих драконах». Мои подчиненные опознали ее, как принадлежавшую Маню Фа. На всякий случай я приказал всем быть готовыми к бою и посматривать по сторонам. Может быть, эта безобидная с виду джонка должна отвлечь наше внимание.
Когда приблизилась к концу нашего утлегаря, с ее носовой части послышался веселый голос Маня Фа:
— Далеко вы спрятались на этот раз! Я уже подумал, что меня разыграли конкуренты!
— Так времена начались напряженные. Сам знаешь, чем дальше от беды, тем больше шансов выжить, — сказал я.
Мои матросы приняли швартовы с джонки, оборудовали переходной мостик, по которому китайский купец перебрался на «Мацзу».
Поднявшись на полуют, он первым делом спросил насмешливо, указав на толстяка, спящего на спине с вытянутыми вдоль тела руками, будто рухнул из положения стойка «смирно!»:
— Кто это так храпит? Мы услышали его за пять ли (два с половиной километра)!
— Твой коллега Чжан Гуй. Мы с ним отметили заключение сделки, договорились на пятнадцать серебряных монет за фунт опиума и потом отпраздновали, выпив привезенный им кувшин байцзю, — рассказал я и поинтересовался: — Знаешь такого купца?
Я предполагал, что и Мань Фа начнет продавливать цену, ссылаясь на действия властей, поэтому и пригласил и споил Чжана Гуя. Ничто так не сбавляет наше желание поторговаться, как щедрый конкурент.
— Я всех здесь знаю. Кого-то с хорошей стороны, а кого-то… — он посмотрел на конкурента, — … с разных.
— У меня пока нет оснований не доверять ему. Разве что в выпивке он слабоват, — поделился я своим мнением.
— Слабоват⁈ — искренне удивился Мань Фа. — Обычно все остальные храпят, а он все ещё сидит за столом и предлагает выпить!
— Теперь буду знать, что единственный одолел такого великана! — шутливо произнес я и предложил: — Выпьешь? Там немного осталось.
— Нет-нет, не обижайся, но не хочу храпеть рядом с ним! — улыбаясь, отказался он.
— Настаивать не буду, понимаю, что ночь тебе предстоит тяжелая, — сказал я, после чего перешел к делу: — Сколько ящиков опиума ты готов купить?
— Это будет зависеть от цены. Пятнадцать — это слишком много. Я постоянный покупатель, беру много, — ответил он.
— Если возьмешь пятьсот ящиков или больше, отдам по четырнадцать, — выдвинул я условие.
— Давай по тринадцать, и возьму пятьсот ящиков сейчас и еще тысячу через два-три дня, когда вернется моя самая большая джонка, — сделал он интересное предложение.
Не зря я тратил время на Чжана Гуя.
— Хорошо, но мне опасно держать товар долго. Через три дня может остаться меньше тысячи ящиков, а то и весь уйдет, — предупредил я.
— А если я заплачу вперед? — предложил он.
— Тогда они дождутся тебя здесь или в другом месте, о котором сообщу с гонцом, — пообещал я.
После чего приступили к перегрузке. Мои матросы работали, как черти. Когда избавимся от груза, сразу получат расчет за рейс, а это раза в два больше, чем имеют другие китайские моряки, причем за самовыгрузку даже втройне. К тому же, без этого опасного товара будут чувствовать себя спокойнее. Да и ночью прохладнее, не так влом вкалывать, как днем в жарищу.
Мань Фа расплатился серебряными «копытами» и «черепахами» за полторы тысячи ящиков опиума, после чего убыл в восточном направлении, к Гонконгу, хотя прибыл с севера, из Макао.
Попрощавшись с ним, я прилег возле фок-мачты, подальше от храпящего Чжан Гуя, который выдавал такие рулады, громкие и замысловатые, что заснуть рядом было бы подвигом. В данном случае не хочу быть героем.
Показалось, что разбудили меня буквально через минуту. На самом деле темнота начала сереть, значит, проспал часа два. Вместо рулад с полуюта доносился громкий голос Чжан Гуя, который желал лицезреть меня.
— Ничего не помню! — признался он, шлепая ладонями по припухшим, помятым щекам. — Что вчера случилось?
— Ничего особенного, — ответил я. — Мы с тобой пили-пили, а потом ты рухнул на палубу и заснул.
— Я рухнул⁈ — не поверил он. — Такого никогда не было!
— Всё когда-нибудь случается в первый раз, — поделился я жизненным опытом и перевел разговор в нужное мне русло: — Мы договорились, что ты купишь десять ящиков опиума по двадцать семь серебряных монет за головку, а вечером приплывешь на двух больших джонках и доберешь еще тысячу.
На самом деле он не говорил такого, но, если ничего не помнит, запросто мог. У пьяного языком распоряжается хвастовство.
— В мою джонку один ящик с трудом поместится! Второй мне придется держать на руках! — возмущенно произнес Чжан Гуй.
— Вот я тоже так подумал, поэтому отнесся к твоим словам про десять ящиков без должного уважения, понадеявшись, что ты не обидишься, но, надеюсь, что про тысячу ты все-таки не шутил, — предположил я.
— Про тысячу говорил серьезно, — признался он, но как-то не очень убедительно. — Вечером приплыву и куплю, как договорились. — После чего испуганно спросил: — Где моя джонка?
— Вон она, на берегу, — показал я на узкий пляжик на острова, куда гребцы вытащили нос джонки и расположились рядом с ней ан ночлег. — Сейчас пошлю человека, чтобы
