— Может быть, на этот раз закономерность, по которой в вашем роду всегда бывают двойняшки, подведет, — сказал я Лиде, когда мы укладывались на наше супружеское ложе.
— Три или четыре — это все равно, — заявила она и повернулась ко мне спиной, давая понять, что на сегодня дискуссия на эту тему закончена.
* * *
На следующий день майор Чернох вызвал меня к себе. Предложив садиться, он официально сообщил о намерении соответствующих органов сделать из меня высокообразованного офицера.
Я ответил, что не могу принять это предложение.
— По семейным обстоятельствам или просто не хочешь учиться? — поинтересовался он.
— По семейным обстоятельствам, — сознался я и добавил: — Через несколько месяцев нас будет шестеро. Со мной, естественно.
Чернох недоуменно взглянул на меня.
— Насколько мне известно, вас пока еще четверо. И даже принимая во внимание, что человечество размножается довольно быстро, вас может быть только пять.
Я рассказал ему о закономерности, типичной для Лидиного рода.
— Это не должно помешать тебе продолжать свое образование, — заметил он.
— У моей жены иное мнение, — заявил я. — И боюсь, что она не собирается его менять.
— Я поговорю с ней и объясню, насколько важно образование для твоей дальнейшей жизни. Она ведь любит тебя, не так ли?
Не сдержавшись, я сказал:
— Признаю, что вы более опытный агитатор, чем я, однако шансов на успех больше у меня. Но главное, что меня смущает, состоит в том, что Лида права. Разве я могу оставить ее здесь одну с маленькими детьми?
— Она не останется одна, мы будем помогать ей.
Он, конечно, говорил об этом вполне серьезно, но прозвучало это не слишком-то обнадеживающе.
— Вы что, будете каждый день меняться во время купания детей? — с ехидством спросил я.
Чернох был, однако, опытным политработником и не обиделся на мои слова.
— Перенесем продолжение нашего разговора на другое время. Помимо убеждения твоей жены нужно будет еще найти решение… — Подумав, он уточнил: — Организационное решение.
Едва я закрыл за собой дверь кабинета, как эти слова снова пришли мне в голову: «Организационное решение. Вот оно что!»
В тот вечер я успел поужинать с детьми. Сейчас я смотрел на них совсем иначе, чем обычно. Я прикидывал, сколько Лиде необходимо времени, чтобы довести эту важную задачу до благополучного конца. Потом я помог ей искупать детей и уложить в кровати.
При этом я представлял, что их будет еще больше, а Лиде придется все делать одной. Я пришел к выводу, что из этого ничего хорошего не получится.
Мне казалось, что самое правильное решение напрашивается само собой, и не мог дождаться, чтобы сказать ей о нем. С этой целью я зашел к Лиде на кухню.
— Я знаю, как мы это сделаем, — сказал я громко, стараясь заглушить стук посуды.
— Что сделаем? — спросила она, удивив меня своим вопросом.
Мне казалось, что она ни о чем больше не думает, кроме как о том, что наша семья скоро увеличится, а я должен буду пойти учиться.
— У меня возникло решение, — я попытался не потерять своего настроя, — как сделать, чтобы я все-таки мог бы пойти учиться.
Она посмотрела на меня так, словно хотела пронзить взглядом.
— Лида, ну что ты думаешь обо мне? — Я немного обиделся, поняв ее взгляд.
— Я бы хотела, чтобы у нас была полная ясность в самом главном.
— Знаю, знаю: два плюс два будет четыре! — Я постарался показать, что в самом главном у меня полная ясность.
— Ну, тогда я слушаю тебя со всем вниманием, — заявила она и отложила последнюю вымытую тарелку.
— Поедем к нашим, мать и отец помогут тебе с детьми, и у меня появится возможность пойти учиться, — заявил я с гордостью за свою идею, столь гениальную и простую.
Я взглянул на Лиду, но восхищения гениальной простотой моей идеи что-то не заметил.
— Я не хочу к старикам возвращаться, Петр, — огорошила меня Лида.
— Но почему? Все-таки нам там жилось неплохо.
— Жилось неплохо, но я все равно не хочу возвращаться к той эпохе. Если бы ты знал, как я счастлива, что могу самостоятельно решать, что сделать на ужин или к воскресному столу, за какое дело взяться, то ты бы понял, почему я не хочу возвращаться к прошлому. А потом, Петр, мне хорошо здесь. Здесь мне нравится больше, чем в Праге. Люди, отношения между ними, то, что я почти всех знаю и они знают меня, что я иногда могу погулять в лесу, что нам не нужно по пятницам вырываться с нашими на дачу, что меня в школе уважают и я для них уже не начинающая учительница… Я отсюда никуда не поеду. По крайней мере, в ближайшее время.
Какая гениальная и простая идея была у меня. И как гениально и просто Лида развеяла ее.
Потрясенный этим фактом, я вышел в гостиную. Именно сейчас по телевизору начинался итальянский психологический фильм о женщине, влюбленной одновременно в своего мужа и в любовника. «Мне бы их заботы!» — подумал я и поудобнее устроился в кресле.
Перед этим я еще крикнул Лиде, о чем фильм, и спросил ее, будет ли она смотреть. Это для того, чтобы не устраиваться напрасно. Такое комфортабельное кресло у нас только одно, и если Лида идет смотреть телевизор, то она пользуется преимуществом.
— Мне нужно еще подготовиться к завтрашнему дню, но я хотела бы узнать, чем фильм закончится, — сказала Лида.
— Убили его. Этот фильм уже показывали.
— Бедняжка, — пожалела она, но мысленно, кажется, находилась совсем в ином месте, потому что в противном случае ее бы заинтересовало, кого, собственно, убили. Мужа или любовника.
* * *
— Смотрю я на тебя, какой-то ты в последнее время странный, — сказал мне Ванечек утром.
— Возникли проблемы, — признался я.
— Зайди ко мне, — предложил он.
Я зашел к нему в кабинет с чувством вины за неправильное использование рабочего времени.
— Рассказывай, в чем дело, — сказал он, едва мы сели. — Не думаю, что я мог бы тебе помочь, но, как говорится, когда расскажешь о беде, то наполовину снимешь с себя ее тяжесть.
Я это знал и рассказал ему все: и что нас в скором времени будет шестеро, и что, несмотря на это, я хотел бы пойти учиться, и что совершенно исключено, чтобы это осуществилось сейчас, через год или даже через два. Лида же, хотя одна она не в силах справиться со всем, решительно отказывается вернуться к нашим старикам, потому что ей нравится самостоятельность в домашних делах, и здесь, в глухомани, ей все тоже нравится.
— Да, дела неважные, — отметил Ванечек, выслушав меня.
Я полностью с ним согласился.
— Ну, все ясно! — хлопнул он себя по лбу. — Есть простой и притом гениальный выход.
— Остается еще только добавить, что все гениальное просто или наоборот. Я так же думал, но меня вывели из заблуждения, — ответил я.
— А что, если все перевернуть? — предложил Ванечек.
Мне было непонятно, что конкретно следовало бы перевернуть.
— Она не хочет возвращаться к родителям, но родители могли бы приехать к ней и остаться здесь, пока ты не закончишь учебу.
Я подумал, что это не совсем глупая идея.
— Но согласятся ли они? — засомневался я.
— Это уж твое дело, — ответил он.
— Но все мы не разместимся, — скептически заметил я.
— А это — мое дело.
— Для игры в загадки у нас слишком мало времени.
— Намечается обмен квартирами. Большую на меньшую. Я бы мог узнать подробности.
— Ты меня доведешь до слез, — с иронией оказал я.
— Ты меня тоже чуть не довел до слез, — ответил он без иронии.
Уже в дверях я решил, что скажу ему и про его жену.
— Что-нибудь еще? — поинтересовался Ванечек, чувствуя, что я не все сказал.
— Передай, пожалуйста, своей жене, чтобы она для Лиды ничего не прятала под прилавок.
— Это Лида об этом просит? — поинтересовался Ванечек.
— Она об этом даже не догадывается.
— Тогда зачем ты мне морочишь голову? Могу тебя заверить, что от меня жена никаких указаний не получала, — заверил Ванечек.
— Но ты ей это передашь, хорошо?
— Можешь не сомневаться, — пообещал он.
Вечером я подробно объяснил Лиде идею Ванечека о помощи родителей на весь период моей учебы. Эта идея заинтересовала ее, а обмен квартирами даже обрадовал.
Мы решили съездить к родителям в ближайшую субботу.
Как справедливо и предполагал Ванечек, эту идею я выдал Лиде еще тепленькой, а рано утром он уже поинтересовался, как она воспринята.
Я рассказал ему о своем разговоре с Лидой и нашем решении съездить в субботу в Прагу.
Не принимая никаких возражений, он заявил, что сам отвезет нас туда. Тем более что сам он уже давно собирался в Прагу.
По долгу приличия я посчитал необходимым отказаться, ведь в Прагу мы могли поехать и на поезде.
— Если вы не поедете со мной, то я буду думать, что ты испугался… — заявил Ванечек.