Она подлила виски в оба стакана.
— Я подрабатывала в пабе, который принадлежал дяде. Моя тетка, двоюродные сестры и я работали посменно. Охотилась, стояла за барной стойкой, обслуживала столики, просто болтала. Моя тетя называла это «жизнью». Работать вместе с семьей, делить ответственность, жить как нормальные люди.
— Похоже, она разумная женщина.
— Угадал. И хороший человек. Итак, я работала в баре, когда появился Джереми с друзьями. Сорвал большой куш и хотел это отпраздновать. Он биржевой брокер. — Блэр махнула рукой. — Сложно объяснить. Ну, неважно. Он был такой красавчик. Джереми приударил за мной…
— Он тебя ударил?
— Нет, нет. — Блэр фыркнула: «Забавно». — Такое выражение, жаргон. Флиртовал со мной. Я ему отвечала, потому что он меня заводил. Понимаешь, о чем я? Тихое гудение внутри.
— Понимаю. — Ларкин погладил ее по руке. — Я знаю, как это бывает.
— Джереми торчал в баре до закрытия, и в конце концов я дала ему свой телефон. Ладно, подробности можно опустить. Мы начали встречаться — проводить время вместе. Он был забавен и мил. И абсолютно нормален. Из тех парней, что присылают цветы на следующий день после первого свидания.
Глаза Блэр затуманились, но она тряхнула головой и сделала еще глоток.
— Я хотела нормальной жизни. Хотя бы шанс на нее. Когда отношения между нами стали серьезными, я подумала: да, да, так и должно быть. Долг не мешает мне иметь любимого, принадлежать ему. Но я не рассказывала ему, чем занимаюсь в те ночи, когда мы не вместе, или после того, как он заснет. Не говорила.
— Ты его любила?
— Да. И в конце концов призналась ему. Сказала, что люблю его, но не сказала, кто я. — Блэр тяжело вздохнула. — Честно? Я не знаю почему: из трусости или по укоренившейся привычке. Но не сказала. Мы были вместе восемь месяцев, и он ничего не знал. Конечно, он должен был что-то подозревать. Эй, Джереми, разве тебе не любопытно, откуда у меня эти синяки? И почему одежда изорвана? Откуда, черт возьми, взялась эта кровь? Но он никогда не спрашивал, а я не позволяла себе задумываться, почему его это не интересовало.
— Ты сама говорила, что у людей есть шоры. Наверное, любовь делает их еще толще.
— Именно так! Наконец он сделал мне предложение. Боже, все по полной программе: вино, свечи, музыка, правильные слова. И я унеслась на ней — большой, сияющей мечте. Тем не менее несколько дней я не давала ответа. Пока тетя не опустила меня на землю.
Блэр прикрыла глаза рукой.
— Ты обязана ему признаться, сказала тетка. Он должен поверить. Невозможно построить совместную жизнь без взаимного доверия, на лжи и полуправде. Я тянула еще пару недель, но эта мысль не давала мне покоя. Я понимала, что она права. Но думала, что Джереми любит меня и поэтому все должно уладиться. Он любит меня и должен понять, что я не только исполняю долг, но и делаю благое дело.
Обхватив стакан обеими руками, Блэр зажмурилась.
— Я постаралась быть осторожной, рассказала ему историю нашей семьи. Он принял все за шутку. — Блэр открыла глаза и посмотрела на Ларкина. — Потом понял, что я серьезно, и разозлился.
Подумал, что это такой способ разорвать помолвку. Мы ходили по кругу. Тогда я потащила его с собой на кладбище. Знала, что один мертвец должен в эту ночь восстать из могилы. Это было достойное зрелище. Я показала ему, кто они и кто я.
Блэр снова сделала большой глоток.
— Джереми быстро сбежал от меня. Собрал вещи и был таков. Бросил. Я была чокнутой, и он больше не хотел меня видеть.
— Он оказался слаб.
— Нет, обычный парень. Теперь мертвый.
— Хочешь сказать, это твоя вина? Что ты его слишком сильно любила и поэтому рассказала о себе? Показала ему не только живущих в твоем мире чудовищ, но то, что ты достаточно сильна и отважна, чтобы сражаться с ними? Неужели ты виновата, что он не был настоящим мужчиной и не увидел, какое ты чудо?
— Чудо? Я делаю то, чему меня учили, продолжаю семейную традицию.
— Все это чушь. Нет, хуже — жалость к самой себе.
— Я его не убивала — тут ты прав. Но он погиб из-за меня.
— Джереми мертв, потому что его убил кровожадный, бездушный демон. Он мертв, потому что не поверил своим глазам, не остался с тобой. Ты тут ни при чем.
— Джереми бросил меня — как бросил отец. — Я думала, хуже не бывает. Но теперь… я не знаю, как пережить эту боль.
Ларкин забрал у нее стакан, отставил в сторону. Потом обнял, прижал ее голову к своему плечу.
— Оставь здесь хотя бы часть своей боли. Пролей слезы, астор. Тебе станет легче, когда ты оплачешь его.
Блэр разрыдалась, а Ларкин, нежно обнимая ее, гладил ее по волосам и успокаивал.
Она проснулась в его постели — одетая и одна. Слава богу, его нет рядом. Похмелье звучало не звонким колоколом глупого потакания слабостям, а глухим гонгом, напоминавшим, что виски просто помогало забыться.
Блэр заметила, что Ларкин задернул шторы, чтобы солнце не разбудило ее, и посмотрела на часы. Увидев, что уже почти полдень, она со стоном откинула одеяло и села на край кровати.
Слишком много дел, убеждала себя Блэр, чтобы обращать внимание на похмелье и мучительные воспоминания. Но прежде чем ей удалось собраться с силами и встать, в комнату вошел Ларкин. В руке он держал стакан с какой-то мутной, коричневой жидкостью.
— Я бы пожелал доброго утра, но, боюсь, оно для тебя не совсем доброе.
— Ничего страшного, — ответила Блэр. — Бывало и хуже.
— В любом случае сегодня головная боль тебе ни к чему. Гленна говорит, что это поможет.
Блэр с сомнением посмотрела на стакан.
— Очистит мой желудок?
— Гленна не сказала. Но ты должна быть храброй девочкой и выпить лекарство.
— Попробую. — Блэр взяла стакан и понюхала содержимое. — Пахнет лучше, чем выглядит. — Она сделала глубокий вдох и залпом выпила. Потом вздрогнула всем телом. — А на вкус гораздо хуже. Тут не просто глаз тритона, черт возьми, а целый тритон.
— Подожди пару минут, пока подействует.
Блэр кивнула, потом опустила глаза.
— Вчера я была не на высоте — это еще очень мягко сказано.
— Никто и не ждет, что ты всегда будешь на высоте. Во всяком случае, не я.
— Хочу поблагодарить тебя за то, что выслушал, поддержал.
— Похоже, именно это тебе от меня нужно больше всего. — Ларкин присел на кровать рядом с ней. — Ты была не настолько пьяна, чтобы не помнить, о чем я говорил?
— Конечно. Это не моя вина. Умом я понимаю. Но во мне есть еще и душа, и ей нужно время.
— Они тебя не разглядели, те мужчины. В отличие от меня. — Почувствовав на себе ее взгляд, Ларкин снова встал. — Но время не ждет. Спускайся, когда сможешь. У нас много работы.
