— Она не была здесь, ведь так? — озвучил вслух свое предположение Лутарг.
Из воспоминаний рьястора молодой человек почерпнул знание, что для обычных людей тропа Рианы — это путь в один конец. Теперь он понимал, почему каратели не предложили взять Сарина с собой. Старик не смог бы вернуться обратно, а Лутарг никогда бы не простил себе этого.
— Нет, не была.
— Почему там везде разруха, кроме…
Лутарг не договорил, но этого и не требовалось. Антаргин без лишних слов знал, о чем речь.
— Потому что я все еще жду ее, — ответил сыну Перворожденный, кожей ощущая его желание услышать именно это. — Каждый день жду.
— Но как?
Мужчина пожал плечами и ничего не сказал, только бросил короткий взгляд на прислонившегося к стене Сальмира, высматривавшего что-то за окном.
— Почему они не нашли меня?
— Собиратели не смогли бы.
— Других же находят, — возразил Лутарг, не совсем понимая, в чем разница — искать человека для спящего духа или пропавшего ребенка.
— Риана ведет меня, ведет их, выбирая самых сильных для духа. А тебя она не чувствует за мной. Из-за того, что мы с тобой одно целое. Из-за рьястора, живущего в тебе.
— Но…
— Да, Сальмир. Все так, друг, — перебил сына Антаргин, услышав изумленный возглас калерата. — Риана знает с той самой минуты, как я сделал это. Она всегда и все знает про своих детей.
Одарив долгим взглядом ошеломленного собирателя тел, Перворожденный повернулся к Лутаргу.
— Ты не совсем такой, как мы, хоть и являешься тресаиром отчасти. Я, Сальмир и другие истинные рождены с духом — духом, принадлежащим только нам одним. Я же разделил силу рьястора, отдав тебе часть ее. Часть его мощи. Поэтому Риана не может чувствовать тебя, Лутарг. Ты не ее творение, а мое. Ты часть рьястора и меня. Мой сын.
* * *
Это был долгий, бесконечно долгий и трудный день, вытянувший из Лутарга все силы, но давший ему столько, сколько молодой человек не получил за все прожитые ранее годы.
Он подарил ему себя самого. В одночасье мужчина перестал быть безродной тварью, волчьим отродьем, отвоевывающим право на существование, а обрел семью — отца, мать, и даже цель, отличную от привычного стремления просто выжить. Он стал нужным кому-то, другим людям, таким же, как он сам, и от этого Лутарг ощущал себя целостным, живым.
За бесконечными откровениями отца, замечаниями Сальмира и собственным любопытством, молодой человек увидел другую жизнь, пусть не безоблачную, но уже гораздо более яркую и насыщенную, чем его прежняя, сводящаяся к прожиганию дней в единственном стремлении перестать быть никем. И он хотел влиться в нее, стать ее частью, хотел с такой же всепоглощающей жаждой, с какой совсем недавно требовал ответов на свои вопросы.
— Но почему каратели сами не могут принести в Саришэ кариал? — спросил молодой человек у Антаргина, когда мужчины возвращались в крепость после недолгой прогулки по горному склону.
Ни Перворожденный, ни калерат уже не обращали внимания на оговорки Лутарга, когда тот называл тресаиров — шисгарцами, а собирателей тел — карателями, хотя сперва это показалась Антаргину забавным, в отличие от Сальмира, сравнившего подобное прозвище с оскорблением.
— Во-первых, они не смогут принять стабильную телесную форму, чтобы удержать его, а во-вторых, кариал не дастся в руки тому, кто не имеет прямого отношения ко мне и к рьястору.
— Тогда почему ты сам не пошел. Ты же можешь… хм… стать твердым? — искренне удивился Лутарг, при этом немного смутившись собственных слов. Их подбор показался молодому человеку не совсем уместным.
— Могу, — под громкий смех Сальмира с кривой улыбкой, коснувшейся губ, ответил Антаргин, — но только возле тропы, когда сила Нерожденной питает меня, — уже серьезно продолжил мужчина. — Чем дальше я удаляюсь от крепости, тем слабее становлюсь, и не смогу долго поддерживать "твердый" вид, как ты выразился.
— И для этого понадобился я?
— Да, — с легкой печалью в голосе согласился Антаргин, думая о том, насколько, должно быть, неприятно сыну слышать, что его рождение изначально планировалось всего лишь как способ спасти остальных.
— Тогда я должен вернуться и найти его.
— Ты не готов к этому, пока, — остудил пыл молодого человека Перворожденный, — и многого не знаешь. Тебе необходимо научиться управлять духом, чтобы найти кариал.
— И как ты собирался учить меня, находясь здесь, далеко? — не выдержал Лутарг.
— Раса должна была привести тебя ко мне в десять лет, когда ты будешь достаточно взрослым, чтобы контролировать себя и духа, но…
Антаргин не договорил, до боли сжав зубы, так как ярость и злость полыхнули внутри него, заставив рьястора взвыть в жажде мести и желании отведать крови того, кто посмел тронуть дорогих ему людей.
От сына мужчина узнал — Лутарг пересказал Перворожденному откровения старика на сеновальне — что шестилетним мальчиком он был похищен из дворца, оторван от матери и брошен в Эргастенские пещеры, что все эти годы Сарин сбивал ноги в его поисках, поклявшись Лурасе отыскать и спрятать ребенка, и сдержал обещание, попытавшись вывести молодого человека за пределы тэланских земель.
— Почему мама? Почему вы выбрали ее? — вдруг спросил Лутарг, тем самым отвлекши Антаргина от грустных мыслей.
— Он слишком добрый, — с усмешкой сказал Сальмир. — Хотя, кто бы мог предположить, Разрушитель — и добрый.
— Хватит, — осадил друга Перворожденный, видя недоумение на лице сына. — Я не собирался брать силой то, что мне отдавать не хотят, а добровольно согласиться на это могла только та, кому жизнь многих важнее своей собственной.
— Дочь вейнгара, — закончил за отца Лутарг, вынужденный признать, что обычная тэланка навряд ли согласилась бы на подобную жертву.
— Мы долго ждали ее, — промолвил Антаргин, а про себя добавил: "И Раса нашла меня, навсегда лишив покоя".
— Антаргин многим предлагал попытаться, но никто не соглашался, — вставил свое слово Сальмир. — Я, кстати, и тогда не верил, что кто-то пойдет с нами. И был удивлен, когда она протянула руку. Никогда не говорил тебе, но это шокировало, — добавил калерат, глядя на друга. — До последнего думал, что Лураса сбежит.
— Она боялась тебя когда-нибудь? — спросил Лутарг, пристально глядя на отца, но получил в ответ лишь очередную печальную улыбку.
Антаргин не хотел об этом говорить. Не хотел думать, но сын решил за него, коснувшись плеча и вернув в далекие дни только пробудившихся чувств, впоследствии ставших ураганом, пронесшимся по жизни Перворожденного, чтобы осыпаться пылью у ног — пылью бесконечного ожидания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
