И именно под него, Раса впервые почувствовала слабое биение жизни внутри себя. Первый, едва ощутимый толчок растущего в чреве матери малыша, которому суждено было стать сильным и изменить мир.
* * *
Спрятавшись от братьев и забот в своем излюбленном месте и усевшись между каменных зубьев, украшающих крепостную стену, Литаурэль наблюдала, как яркий солнечный диск постепенно исчезает за очередным горным выступом.
По мнению Литы, отсюда открывался один из самых красивых видов, имеющихся в Саришэ, а таких, к слову, было немало, но именно этот — он один — всегда производил на девушку неизгладимое впечатление.
Почти отвесная скала, серым телом стремящаяся к небесам, и бегущие по ней редкие дорожки зелени, местами образующие замысловатый узор, убеждали Литаурэль в существовании чего-то вечного, неизменного, а в такие дни, как сегодня, Лите особенно необходима была вера в незыблемое.
Проведя несколько часов у постели умирающей ротулы, девушка чувствовала себя опустошенной болью и страхом старой женщины, словно эта она сама металась в бреду и сжигающей тело агонии лихорадки, словно это ее губы беззвучно молили об облегчении и скорейшем наступлении конца, и ее сердце время от времени останавливалось, пропуская удар, чтобы вновь быть запушенным.
Они всегда уходили очень болезненно, мучаясь и страдая оттого, что занявший тело дух до последнего боролся за своего носителя, стремясь, насколько это возможно, продлить его существование, даже вопреки полнейшей истощенности жизненных сил последнего. И этой ротуле осталось совсем чуть-чуть, — признавалась себе Лита, сожалея об утекающей в вечность жизни.
Но не только поэтому она пришла сюда, — напоминал девушке тоненький голосок совести, не желая молчать и притворяться, взывая к едва тлеющему огоньку в ее душе, пусть неяркому и неоцененному пока по достоинству, но уже существующему.
Еще в замке — Литаурэль узнала, что Перворожденный с сыном находится за пределами крепостных стен, и сейчас — отсюда — она могла наблюдать их неспешное продвижение по отлогому склону в компании с Сальмиром. Мужчины о чем-то разговаривали, и со своего поста Литаурэль казалось, что Антаргин улыбается, а это было, по меньшей мере, удивительно для нее.
Очень давно улыбка не касалась губ Перворожденного, не загоралась во взгляде, прогнав щемящую тоску, не разбегалась сеткой морщинок от глаз. Он всегда и неизменно был серьезен, собран, даже хмур, и это стало привычным зрелищем для всех тресаиров. А потому сейчас, даже простое предположение о возможной радости Антаргина, грело ей сердце, рождая в нем благодарность Таргену, и не только благодарность.
Если раньше Освободитель будоражил ее ум, как некое мифическое существо, ни разу не виденное, а только воображаемое и потому еще более интересное, то теперь, после знакомства, Лутарг прочно занял место где-то глубоко внутри девушки, но уже совсем по другой причине.
Он был красив, немного странной и непривычной красотой, но оттого не менее завораживающей. Вчера ночью, покинув покои Таргена, Литаурэль подняла все свои рисунки, где был изображен Освободитель, и ни на одном не нашла сходства с эти живым человеком.
Она всегда представляла его другим — разным, но все же другим, хотя почему-то не чувствовала разочарования из-за того, что ее ожидания не оправдались, скорее наоборот, странный незнакомый трепет охватывал тресаирку при мысли об этом мужчине, приятный трепет.
Вздохнув, Лита уткнулась подбородком в колени и принялась наблюдать за тем, кто почти полностью занимал ее мысли.
* * *
Таирия пришла в себя от обжигающего запаха, опалившего нос и горло, словно испарения сиагиты, поднимающиеся от кипящего в котле ядовитого варева, окутали ее со всех сторон. Девушка отчаянно втянула в себя воздух, стараясь избавиться от неприятных ощущений, но лишь еще глубже вогнала в легкие едкую смесь и закашлялась от ее разъедающего воздействия. На глазах Ири выступили слезы, а желудок скрутило в рвотном позыве.
— Ш-ш-ш, все. На, попей, — прорвался в затуманенное сознание дочери вейнгара успокаивающий голос Гарьи, когда та, отчаянно хватая ртом воздух, попыталась свернуться клубочком и подтянуть ноги к подбородку в борьбе с одолевшей ее тошнотой. — Сейчас все пройдет. Станет легче.
Послушавшись, Таирия последовала за приподнимающей ее голову рукой и сделала несколько жадных глоткой прохладной воды, осушив стакан полностью. Жжение уменьшилось, сменившись неприятным саднящим ощущением, и девушка смогла выговорить: "Еще", — тихо и хрипло, но все же различимо.
— Сейчас, милая, — отозвалась Гарья.
Вдоволь напившись и окончательно придя в себя, Ири вспомнила невзначай подслушанный разговор, и сердце девушки вновь забилось в ускоренном ритме, но уже не боли, а надежды.
Она ведь слышала, сама слышала и потому…
— Тетушка, она…
Таирия не договорила, не хватило сил из-за переполняющих ее эмоций. Девушка могла только напряженно вглядываться в лицо старой няньки, ожидая ответа, и получила его. Гарья утвердительно кивнула, но в глазах женщины светилась неподдельная тревога.
— Что? — испуганно прошептала Ири, не зная, что думать. — Она же не…
Даже предполагать, что Лураса вновь вернулась в прежнее состояние, Ири не хотелось. "Этого не должно произойти, не может случиться", — пульсировало в ее венах, пока Гарья медлила с ответом.
— Гарья? — поторопила няньку Таирия, спустив ноги на пол.
Кто-то положил ее на скамью — Ири предположила, что отец — и девушка все еще находилась в покоях тетушки, вот только дверь, разделяющая комнаты, сейчас была закрыта.
— Они разговаривают, — подтвердила женщина подозрения Таирии, когда взгляд девушки замер на деревянной преграде, за которой находилась спальная комната Лурасы.
Разговаривают. От одного этого слова Таирия покрылась мурашками. Ей почему-то казалось, что разговор брата с сестрой не будет содержать любезностей, а скорее наоборот. Причин думать, что отношения между ними вмиг изменятся, не было.
— Шла бы ты к себе, милая, — посоветовала девушке Гарья. — Не время тебе с отцом встречаться. Зол он.
Таирия кивнула. Она не нуждалась в напоминании о настроении отца. Крики и обвинения, что чуть ранее вейнгар бросал в лицо кормилице, еще были свежи в памяти Ири, также как и собственный страх.
— Но я вернусь? — спросила девушка у няньки прежде, чем подняться на ноги, но сделала это лишь для того, чтобы предупредить.
Ири знала, что никакой, даже самый строгий запрет, не удержит ее вдали от очнувшейся тетушки долгое время, тем более, что назавтра с рассветом ей предстояло отправиться в ссылку в Эргастению.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
