— Сарин, — укорил вошедшего Кэмарн. — Я же говорил…
— Знаю, но я все же привык, — отозвался мужчина, поставив поднос на стол.
— Не хочу, — даже не взглянув на еду, отмахнулся от проявленной заботы вейнгар, направляясь к двери.
— Нет, — Сарин преградил ему путь, намереваясь настоять на своем, и даже отступил от собственных неписаных правил, отбросив пропитавшее кровь и душу почтительное обращение. — Ты думаешь, Лураса обрадуется, вернувшись и увидев отца — едва держащимся на ногах? Я сомневаюсь!
Мужчина изо всех сил старался придать своему голосу убедительности и отогнать прочь предательскую дрожь, вместе с вопросом "Вернется ли?".
— Да ты испугаешь ее одним своим видом. Осунулся, похудел, постарел, седины в волосах прибавилось — совсем не радостная встреча получится. А если еще и в голодный обморок упадешь…
Кэмарн развернулся и, покачав головой, направился к столу, так что Сарин решил не продолжать отповедь, сменив гнев на милость.
— Вот так. Поешь, и хоть до утра стереги, я мешать не буду.
И он сдержал свое слово, много часов молча наблюдая за тем, как правитель Тэлы вышагивает вдоль дворцовых стен, бросая нетерпеливые взгляды в ночь, пытаясь усмотреть в ее густой тьме приближение призрачных всадников, как замирает, вслушиваясь в тишину, чтобы различить дробный перестук массивных копыт вороных коней, несущих на себе шисгарских карателей и ту, чьего возвращения он ждет, как расстроено треплет волосы, когда его ожидания не оправдываются.
Сарин единственный из близкого окружения Кэмарна знал, насколько тяжело тому дались прошедшие месяцы. Остальные лишь видели, что жизненная сила постепенно покидает вейнгара, и старались меньше беспокоить его, обращаясь по большинству вопросов к Матерну, с радостью взвалившему на свои плечи обязанности отца.
Рассвет уже приближался, когда Сарин решил, что пора прекращать ночное бдение и уводить своего господина во дворец. Еще одна долгая ночь миновала, забрав у правителя Тэлы остатки сил, насколько мог судить слуга, исходя из еще более ссутулившихся плеч и устало склоненной на грудь головы, привалившегося к каменной кладке стены вейнгара.
Он даже сделал несколько шагов в направлении измученной фигуры, когда услышал еще далекое, но от того не менее пронзительное ржание, которое заставило его господина выпрямиться и подобраться.
"Пусть это будут они", — мысленно воззвал к богам Сарин, не представляя, как Кэмарн перенесет очередное разочарование. Ему казалось, что вейнгар не выдержит.
Они появились из предрассветных сумерек темными пятнами, окруженными неизменным голубоватым свечением, вынудив мужчин задержать дыхание в преддверии. Взгляд Кэмарна разом охватил всех и остановился на центральной фигуре, к груди которой прижималась светловолосая голова его дочери. Вейнгару показалось, что Раса спит, доверчиво устроившись в мужских руках.
До предела натянутая струна страха, все это время распевавшая свою протяжную песнь в его душе, замолчала, наконец, позволив мужчине окончательно поверить в возвращение дочери, но, в то же время, лишив мужчину возможности пошевелиться. Застыв в позе напряженного ожидания, вейнгар смотрел, как приближается по мощеной дороге семерка всадников, постепенно раскрашивая мир в привычные цвета и возвращая ему дыхание жизни.
Они остановились на расстоянии нескольких десятков шагов и лишь один, тот, что вез девушку, приблизился к мужчинам. Придержав вороного, послушно замершего на месте, шисгарец склонил укрытую капюшоном голову, на несколько мгновений скрыв дочь от взгляда отца.
Кэмарн, сбросив оцепенение, непроизвольно подался вперед, а Сарин, последовав за своим господином, поднял повыше фонарь, чтобы ровный свет танцующего в нем пламени падал на лицо девушки, позволяя его господину видеть дорогие черты.
Лураса медленно выбиралась из объятий глубокого сна, следуя за дорогим ее сердцу ласковым голосом. Он что-то нежно шептал, обращаясь к ней, зовя за собой, и постепенного сладостный дурман отступал все дальше, забирая с собой ощущение покоя и тихого счастья — во сне ей и Антаргину не нужно было расставаться — возвращая девушку в лишенную привлекательности реальность.
Раса грустно вздохнула, почувствовав легкое прикосновение губ ко лбу и открыв глаза, с укоризной прошептала.
— Ты обещал не усыплять меня.
— Прости, — также тихо отозвался мужчина, — но ты устала, и должна была поспать.
В его голосе она расслышала горечь сожаления смешанную с убежденностью в своей правоте.
— Но время совсем… — попыталась возразить она, сказать, что им и так слишком мало осталось, чтобы тратить драгоценные мгновенья на сон, но он перебил.
— Мы добрались, — с печалью в голосе остановил ее Антаргин, выпрямившись и тем самым позволив любимой увидеть стоящих перед ними мужчин.
— Отец!
— Лураса!
Их возгласы слились в один, и сердце мужчины сжалось, тупой болью напомнив о неизбежном. Он знал, что его любимая скучала, видел, как туманился печалью ее взор, устремленный в окно, и понимал, отчего она, иногда так крепко обхватывает его руку, пряча лицо на груди. Боязнь скорой разлуки говорила в ней, разлуки, подобную которой ей уже пришлось пережить.
Антаргин спешился и помог девушке спуститься на землю. Он торопился, подгоняемый нетерпением вейнгара, которое столь явственно ощущалась вокруг него, и неподдельной радостью в голосе Лурасы, ее стремлением поскорее обнять отца.
— Сарин, иди быстрее, подними Гарью, — возбужденно просил Кэмарн своего друга, прижимая к сердцу дочь и мечтая спрятать ее от горящих взоров карателей за каменными стенами замка. — Пусть приготовит все. Воду, постель… Все, что нужно…
А он слушал, постепенно отступая назад и заставляя пятиться жеребца, боясь, что если задержится, то не сможет оставить ее здесь, не захочет расстаться, не заставит себя уйти.
За причитаниями отца, его торопливыми словами любви и теплом рук, касающихся ее лица, Лураса явственно почувствовала тот момент, когда осталась одна, без него. Сердце сжалось от пронзившей его нестерпимой боли и ноги девушки подкосились. Она упала бы, не успей Кэмарн поддержать дочь.
— Антаргин…
Жалобным стоном сорвалось с вмиг побелевших девичьих губ, а откуда-то издалека ему вторил душераздирающий рык неизвестного зверя, попавшего в капкан.
Стремясь избавиться от этого будоражащего воображение звука, многие тэланцы, еще не успевшие покинуть мягкие пристанища перин или сомнительное удобство лежанок, поспешно натягивали на головы одеяла, отгоняя прочь от себя вой лишенного, потерявшего часть себя животного.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
