Петей. Потому что тогда – здравствуй, троллейбус, здравствуй, людская доброта, а я этого второй раз не перенесу. От одной мысли об этом я превращался в свирепого викинга, опившегося настойки из мухоморов (неподтвержденный исторический факт). Мне хотелось орать во всю глотку и что-нибудь жестоко ломать голыми руками.
Я так ускорился, что пешком добрался быстрее, чем обычно на троллейбусе. И подумал: чего я сразу в школу пойду. Купил банку колы и творожный сырок. Сел на скамейку во дворе и стал думать. Не специально, само так получилось.
С отцом мы не ссорились ни разу в жизни. Поэтому я совершенно не понимал, что теперь делать: идти просить прощения, что ли? Но я же не маленький. И потом, это он со мной ссорился, не я. Я вообще ничего плохого не совершал, наоборот, сделал первый шаг к самостоятельности, к своему будущему заработку. А он мне не поверил. И телефон еще отобрал. Поэтому лучше выждать, может, он сам прощения попросит.
В голове быстро нарисовалось мрачное кино: монпэр так и не прощает меня, я убегаю из дома, взяв с собой только камеру и штатив. И комп, пожалуй. Скитаюсь. Потом мне удается прибиться к маленькой, но подающей надежды кинокомпании. Я подметаю пол, подаю кофе, заказываю по телефону такси для режиссера. Никто меня не замечает. Но однажды, когда собираются снимать важнейшую сцену со специально приглашенной из Голливуда звездой, неожиданно заболевает оператор. Что делать? Все мечутся по павильону в панике, режиссер рвет на себе волосы. И тут выхожу я: «А давайте я сниму!» – «А разве ты сможешь?» – «Да! Я уже снимал когда-то…» Делать нечего – и я становлюсь за камеру. Сцена отснята. Когда режиссер начинает отсматривать материал, оказывается, что я снял на редкость хорошо. Он в изумлении жмет мне руку: «Отныне я буду снимать свое гениальное кино только с тобой!» Голливудская звезда отбывает обратно в Голливуд со словами: «Я расскажу всему Голливуду об этом необыкновенном операторе! Гуд-бай, Влад Веревкин, мы еще увидимся!» Первый оператор выздоравливает и увольняется – пусть дальше снимает Влад, у него получится лучше. Следующий свой фильм режиссер снимает уже со мной официально. Потом приходит приглашение из Лос-Анджелеса: звезда сдержала свое слово, и теперь весь Голливуд борется за право поработать со мной… Через десять лет я, прославленный оператор, приезжаю на родину проведать отца. Звоню в нашу дверь, и мне тут же, как будто всё время ждал меня у двери на тумбочке, открывает седой, сгорбленный монпэр. Он заключает меня в свои объятия: прости, сын, как же я был неправ и как я жалею о нашей ссоре! Вот, забери свой телефон! И этот конверт – видишь, я сберег твой первый гонорар! И мы идем на кухню, и я готовлю шакшуку, ведь отцу с тех пор никто завтраков не готовил. И тогда он мне говорит:
– Опа! Влад, ты, что ли?
Оборачиваюсь: Вэл.
– Ты что здесь делаешь?
– Я здесь живу. А ты что здесь делаешь?
– Просто сижу, – мрачно сказал я и метнул пустую банку в мусорку.
– Ты в школу идешь?
– Иду.
– Тогда пошли, – сказал Вэл.
– Классно, что я тебя встретил, – продолжал он. – Есть разговор.
– Да?
– Да. Я вижу, ты всё время с этим новеньким инвалидом возишься…
– Я? Да я…
– Я понял. Тебе его поручили.
– Да, – сказал я. – Всучили буквально. Чтобы я с ним возился.
Это было совсем не так, но Вэлу об этом знать не обязательно.
– Ты уже придумал, как от него отвязаться?
– Зачем? Нет, пока нет.
И добавил зачем-то:
– Я работаю над этим.
Вэл оживился:
– Хочешь, вместе поработаем?
О чем это он? Но я сделал вид, что понимаю его, как никто на свете:
– Я справлюсь. Хотя идея клевая.
– Ну а я о чем? Сможешь сегодня поснимать? Только не вечером, а днем.
– Наверное. Я с отцом в контрах, надо посмотреть, как он.
– Тогда я тебе часа в четыре наберу, окай?
– Окай, – автоматически ответил я, думая только о том, успею ли я после школы поставить камеру на зарядку. О том, что мой телефон лежит где-то, куда его положил монпэр, я не вспомнил.
Точнее, вспомнил, но через секунду.
– Да, кстати, – сказал Вэл. – Мы выложили видео. Я тебе утром ссылку на телефон кинул.
Это была катастрофа.
22
– Объясни мне, что это? Вот такое кино ты смотришь?
Опоздал. Хотя и не выдержал, сбежал домой после четвертого урока: вдруг монпэр уехал на работу, а мой телефон лежит у него на видном месте? Но нет. Пришло сообщение, он открыл ссылку и посмотрел наше видео. Ничего не понял, но разозлился здорово. Я его таким злым вообще никогда не видел.
Понятно, надо делать вид, что я ни при чем.
– Да я не знаю, что там за ролик. Мне друг прислал…
– Почему именно тебе?
– Не знаю я!
– И зачем? Вот скажи, зачем? Чтобы ты порадовался? Или так теперь принято развлекаться у подростков?
– Да не знаю я ничего!
– Не знаешь? Что-то я сомневаюсь, что ты действительно ничего не знаешь!
Я молчал, смотрел в никуда.
– Ты вообще понимаешь, к чему приводят такие вот ролики?
Я молчал.
– А я тебе отвечу. Вот это всё – уголовно наказуемые действия. Покушение на жизнь человека. Суд, колония, сломанная судьба. И судьбы ломаются отнюдь не у тех, кто всё это придумывает. И не у тех, кто вербует исполнителей. А у таких вот ребяток, твоих ровесников.
– Может, это актеры? – вырвалось у меня.
– Вряд ли.
– Да почему? Ты же не знаешь!..
– Профессиональные актеры сыграли бы всё это красиво. И драку бы поставили по законам сцены. Понимаешь? А здесь всё как-то корявенько, как в жизни. И снято криво-косо…
– Нормально снято! – взбесился я. – Человек старался, а ты!..
– При чем тут «старался»? – обалдел монпэр. – Тут человека избивают, а ты рассуждаешь, как это снято! Что у тебя с головой?
– У меня нормально с головой! А ты никому не веришь! Это у тебя с головой не всё в порядке!
– Да просто я разбираюсь в жизни! И тебе не позволю смотреть такие ролики и во всё это ввязываться!
– Почему ты всё время врешь?! – завопил я, уже не контролируя себя.
– Когда это я врал? – возмутился монпэр.
– Да всё время! Ты думаешь, я не знаю, что ты к маме ездишь? И потом напиваешься, и ходишь здесь… пылесосишь…
– Что-о-о-о? – заорал на меня отец. – Что ты несешь? К какой маме я езжу? Я даже не знаю, жива
