Я поняла, кем хочу стать.
Я включаю беговую дорожку. Со старта очень быстро разгоняюсь, сразу начинаю потеть и задыхаться. Каждый гулкий шаг дается с трудом, но я переключаю тренажер на максимальный градиент набора скорости, чем устраиваю себе новый уровень ада, перемещая нагрузку на другие мышцы, которые сокращаются с беспощадной интенсивностью. Через десять минут я слышу чей-то крик в своей голове: что ты делаешь, твою-то мать? Я стараюсь не обращать внимания. Вскоре я перестаю чувствовать ноги, как будто зависаю в воздухе без опоры, и меня охватывает дрожь и паника, что я сейчас упаду. Я пытаюсь сосредоточиться на ритме, который произвожу ногами, топочущими по резиновой дорожке, и стараюсь заставить свои слабые, сиплые легкие дышать в такт. Я пытаюсь смотреть на что-то еще, а не только на эти цифровые дисплеи, замеряющие время, скорость, пройденное расстояние и сожженные калории. Внезапно дорожка сама начинает замедляться. Я осознаю с восторгом, что бежала с этой скоростью и градиентом целых полчаса!
Я слезаю с тренажера: ноги настолько ватные, что, если бы не цепь, за которую я прикована к колонне, я бы просто потеряла равновесие. Держась за цепь, я подтягиваю себя к колонне, как будто меня кто-то тащит, как рыбу из воды, и тяжело оседаю на матрас, обхватываю ноги руками и, уткнувшись лицом в голые колени и закрыв глаза, съеживаюсь в клубок.
Ну что, спасибо тебе, мисс Соренсон. Он худой, она толстая, оба ботаны, толстая не смогла выебать худого, вместо этого сосалась с какой-то cюсюкающей отличницей, и та ее обломала. Худой в итоге наложил на себя руки, толстая поступила учиться за счет бабкиной заначки. Нормальное начало, я считаю, ну а дальше-то чего. Прошу прощения, не впечатляет! Не уверена, что рассказам Соренсон вообще можно доверять. Хипстеры типа нее соврут – не дорого возьмут. Могла все и выдумать.
К моменту, когда я вернулась к Соренсон с бейглом ей на завтрак, прошел час. Она, недовольная, молчит и не сводит глаз с еды, которую я принесла. Я вкладываю бейгл в Линины грязные благодарные лапы.
Пока она ест, я выношу и смываю говно в унитаз, выливаю мочу, потом кое-как опорожняю бассейн с медвежонком-извращенцем: хреновину пришлось тащить в ванную и как-то засовывать слив через край душевого поддона, чтобы соренсоновская грязь заполнила канализацию славного города Майами. После этого долго и муторно наполняю все три сосуда заново.
Выполнив эти тягостные задачи, я возвращаюсь к Соренсон, которая удивительным образом до сих пор жует свой завтрак. Да, она заставляет себя есть медленнее и поглядывает на меня c набитым ртом. Я сажусь на стул напротив нее, держа в руке Утренние страницы:
– До фига написала. И очень откровенно. Молодец.
Она с надеждой смотрит на меня:
– Я старалась писать максимально честно…
– Плохо, что это не Утренние страницы.
– В смысле? Я утром написала, сразу как проснулась, правда, я…
Я поднимаю руку, чтобы она замолчала:
– Утренних страниц должно быть три. А здесь больше двадцати!
– Но ведь чем больше, тем лучше, разве нет? На две недели вперед!
– Надо писать по три страницы зараз, чтобы можно было поднимать вопросы и обсуждать их небольшими, удобоваримыми кусками. А тут… – я машу листами, – тут столько всего наворочено.
– Утренние страницы принадлежат мне, Люси. Почитай Джулию Камерон, если мне не веришь, – спокойно говорит она. – Они не предназначены для того, чтобы ты с ними что-то делала. Ты же не психолог, не психотерапевт, не консультант…
– А ты просто ребенок. Не понимаешь, что ли? Не понимаешь, что ты сейчас делаешь? Ты пытаешься мной манипулировать, как это всегда делают слабаки: через обман, манипуляции, отговорки…
Соренсон рукой, прикованной к цепи, откидывает сальную челку в сторону.
– Люси, это бред. Это безумие. Послушай, я знаю, что у меня проблемы, и спасибо, что ты пытаешься мне помочь, но похищением человека ты себя подводишь под уголовную статью, это не выход!
– Похищение человека. Так, интересный термин. А где записка с требованием выкупа? Кому прикажешь отнести? Каковы мои требования? Похищение человека, говоришь? Мечтай об этом. Это правомерное вмешательство третьего лица, если уж на то пошло. Ради твоего же блага, – говорю я.
– Моего блага? Какого блага? Зачем? Тебе-то какое дело!
– Фигура речи, – гавкаю я, занервничав из-за ее наступления. – Работа у меня такая, блядь. Ты для меня – вызов. Я костьми лягу, но приведу тебя в форму. Да и не придется мне ложиться костьми, – с выражением заявляю я и вижу, что в глазах у нее вспыхнул страх. – Ты не победишь, сука, – говорю я и добавляю: – Потому что я не дам тебе проиграть.
– Это все из-за телефонного видео, – кивает Соренсон. – Ты меня наказываешь за то, что я отдала видео на телевидение…
– Да хватит уже про это ебучее видео, – перебиваю я, – впрочем, раз ты о нем заговорила: да, ты мне серьезно подгадила, конечно, но это никакого отношения к делу не имеет. К делу имеет отношение твое ожирение, а также ложь и отрицание, благодаря которым оно никуда не уходит.
– Нет! – кричит Соренсон, но вдруг морщится и начинает тереть виски. – Черт… Голова раскалывается!
Я иду на кухню и возвращаюсь с полотенцами и мылом. Соренсон просит дать ей аспирин.
– Нет. Не пострадаешь – не поймешь. Я хочу, чтобы ты прошла через все это говно и запомнила, каково это. Это у тебя все из-за отказа от пепси и кока-колы, – говорю я, засовывая еще несколько бутылок Volvic в переносной холодильник.
Лицо ее охватывает гримаса ужаса.
– Вода у тебя какое-то универсальное средство от всех болезней!
– Зато твое средство – кока-кола, которая ни фига не помогает!
Соренсон смотрит на меня из-под челки снизу вверх запавшими, испуганными глазами:
– Мне нужны тампоны.
Я залезаю в свою косметичку, достаю несколько штук и cую ей.
Она трогает пальцем свой грязный спортлифчик и смотрит на вонючие трусы:
– Мне нужен нормальный душ! Нужно вымыть голову! Я как кусок говна!
Это ты сказала, толстуха.
– У тебя есть надувной бассейн. – Я показываю на самодовольно ухмыляющегося медведя. Какой родитель даст своему ребенку сидеть на такой роже? Потом же греха не оберешься.
– Я не могу в нем нормально мыться… – Она отмахивается и проводит ладонью по своим жирным волосам. – Мне правда надо вымыть голову!
Я качаю головой:
– Твой жир – вот настоящее говно; если ты пóтом и кровью сбрасываешь жир, это не говно. Сбрасывай дальше, а там посмотрим. Трудись, блядь!
И опять я ухожу под серенаду воплей, которые переходят в тяжелые, душераздирающие, полные ненависти рыдания.
28
Контакты 11
Кому: [email protected]
От: [email protected]
Тема: Прошу тебя, отзовись
Лина,
это уже не смешно. Когда я тебе звоню, телефон сразу переключается на голосовую почту. Позвони мне, пожалуйста. У тебя все в порядке? Ты что, потеряла телефон?
Мама X
Ах-ах. Иди-ка ты нахуй, Соренсон-старшая.
Кому: [email protected]
От: [email protected]
Тема:?!?
Женщина, которой нравятся не мужчины, а женщины? Что вы имеете в виду? Да будет вам известно, что я мать и планирую выйти замуж за своего друга в следующем году. Вы безумны. Больше не пишите мне, пожалуйста.
Кому: [email protected]
От: [email protected]
Тема: Да ладно!
Да тебя ж хлебом не корми, дай только сделать куни! Это ж за версту видно! А, поняла: для работы на ТВ нужно было родить от какого-нибудь пидора. Кушать все хотят, ясное дело. Но стесняюсь спросить вас, девушка, давно ли корабль самоуважения уплыл из вашей гавани? У вас по-настоящему серьезные проблемы с сексуальностью, которые необходимо решать! Срочно!
Бороться. Выйти из ряда вон. Не ныть, ценить себя!
С сестринским приветом,
Люси
Часть вторая. Заложники
Месяц спустя
29
Контакты 12
Кому: [email protected]
От: [email protected]
Тема: Беспокоюсь за нашу общую знакомую
Здравствуйте, Люси,
мы незнакомы, но в одном из писем Лины Соренсон ваш адрес стоял в копии и она очень хорошо отзывалась о вас как о друге и тренере, умеющем мотивировать. Я ее давняя подруга, мы жили в одной комнате, когда учились в институте. Я давно ничего не слышала от Лины и беспокоюсь, что она не отвечает на письма и на звонки. Раньше с ней такого не было, мы постоянно поддерживали контакт.
Я уверена, что вы в курсе ее эмоциональных проблем, с парнями в том числе, и что мысли у нее сейчас не самые радужные.
Может быть, вы что-то знаете? Очень хочется оказаться сейчас в Майами, зимой в Чикаго не особо приятно.
С уважением,
Ким Сан Юн
Ах вот кто засоряет соренсоновский мейл и голосовую почту!
