На нетерпеливый вопрос Эда, почему они так странно себя вели, друзья уклончиво отвечали, что хотели пошутить, — взглянуть, мол, как он поступит. С наскоку ничего лучшего и не сообразить. И каждый думал: «Он так и не отдал письма, — на этот раз он подшутил над нами; но правды он не узнает — не такие уж мы дураки, чтобы ему сказать».
Конечно, всем не терпелось услышать подробности о его поездке, и Эд сказал:
— Соберемся все на дебаркадере и закажем вина — я угощаю. Потом я расскажу вам все подробно. А вечером я опять угощаю — будут устрицы, вот уж повеселимся!
Когда принесли кино и все закурили сигары, Эд сказал:
— Так вот, когда я передал письмо мистеру Вандербильту...
— Боже праведный!
— Фу, как вы меня испугали. В чем дело?
— Ты... мы... ничего. Ничего особенного... у меня гвоздь в стуле, — ответил один.
— Но вы все вскрикнули. Ну, ладно! Так вот, когда я передал письмо...
— Ты и впрямь его передал? — И они взглянули друг на друга, словно не веря своим ушам.
Наконец все успокоились. Эд повел рассказ, а приятели, удивляясь все больше и больше, слушали затаив дыхание, не проронив ни словечка. Два часа они просидел и как зачарованные, упиваясь этой неправдоподобной романтикой. Наконец Эд кончил рассказ и сказал:
— Вам, только вам, мальчики, обязан я всем этим! И я никогда не отплачу вам неблагодарностью, мои друзья, самые лучшие на свете. Вы все получите должности, вы мне нужны все до единого. Я вас знаю, «я вашу карту насквозь вижу», как говорят картежники. Вы шутники, любите позабавиться, но люди вы падежные, чистое золото, высшей пробы. А ты, Чарли Фэрчайлд, будешь первым моим помощником, правой рукой, потому что у тебя редкие способности и потому, что ты раздобыл мне письмо, и чтобы порадовать твоего отца, который его написал, и мистера Вандербильта, ибо он сказал, что это его порадует. Так выпьем же за здоровье этого великого человека! Ура!
Да, когда наступает Момент, подходящий человек тут как тут, даже если он находился за тысячи миль и обнаружили его только при помощи злой шутки.
Глава XXIX. ХОБАРТ — САМЫЙ ОПРЯТНЫЙ ГОРОД
Если нас не уважают, мы жестоко оскорблены; а ведь в глубине души никто по настоящему себя не уважает.
Новый календарь Простофили Вильсона
В истории любой страны наибольший интерес вызывают судьбы людей. Летопись Тасмании, под сенью которой мы плыли, примечательна судьбами трагическими. В былые времена Тасмания была местом ссылки каторжников; об этом написано в рассказе о Миротворце, там же упоминается о тщетных попытках отчаявшихся каторжников, бежавших из Порта Макуори и «Ворот в Ад», обрести наконец свободу. В те годы Тасманию населяло огромное число каторжников, мужчин и женщин всех возрастов, и жизнь они вели тяжкую и горестную. Была там и колония для малолетних преступников — детей, лишенных родителей и друзей и загнанных сюда, на край света, чтобы они искупили свои «преступления».
Наконец наш пароход вошел в устье Деруэнта, у которого лежит главный город Тасмании — Хобарт. Берега Деруэнта изобилуют интересными пейзажами. Историк Лори в своей только что вышедшей книге «Рассказ об Австралазии» описывает их пылко и вполне правдиво. «Дивная живописность каждого открывающегося взору уголка, в сочетании с прозрачностью глубин океана и чистым целительным воздухом, наверное привела в восторг и глубоко взволновала первооткрывателей. Если зажатые скалами берега — хмурые, угрюмые, неприступные — и казались неприветливыми, то ведь их то здесь, то там прорезали соблазнительные бухточки, устланные золотым песком, одетые вечнозеленым кустарником, украшенные всеми видами местной акации, дуба, диких цветов, папоротника - от нежного, изящного «девичьего волоса» до пальмовидного «старца»; а величественный эвкалипт, гладкий и стройный, словно мачта «какого-нибудь высокого флагманского корабля», пронзает прозрачный воздух на высоту в двести тридцать футов, а то и больше».
Так оно и есть. «Как, наверное, приятно был поражен первый моряк, плывший вдоль побережья Тасманского полуострова, когда перед ним неожиданно возник Кейп-Пиллар со своими чернополосыми базальтовыми колоннами высотою в девятьсот футов, с головами гидры, окутанными шаловливым облаком, и подножьем, которое, изрыгая фонтаны бушующей пены, хлестали ревнивые волны».
Описано не плохо, только я никак не думал, что эти коряги в девятьсот футов высотою. И все же картина прелестная. Они храбро стоят совершенно одни, являя зрелище чарующе-причудливое. Однако я не заметил ничего такого, что напоминало бы головы гидры. Деревья походили на ряд высоких горбылей с заостренными верхушками, вроде ножа для мяса; не подозревая об огромной высоте этих колонн, первый путешественник скорее принял бы их за ряд ветхих, подгнивших свай, которые осели и покосились.
Полуостров высок, скалист, густо порос скрёбом или мелким кустарником, а то и тем и другим вместе. С материком его соединяет низкий перешеек. Здесь, на стыке, прежде был лагерь каторжников, называвшийся «Порт-Артур», — местечко, откуда не удерешь: позади тянулись дебри скрёба, где беглец неминуемо погибал от голода; впереди — этот узкий перешеек, перегороженный целым кордоном цепных собак, сплошной линией фонарей и заслоном вооруженной стражи. Мы видели это место, когда плыли мимо, — вернее, перед нами промелькнуло то, что было воротами в «Порт-Артур», как нам сказали. Мелькнуло, словно напоминание, и только»
«Путешествие отсюда вдоль устья Деруэнта на всем его протяжении открывает взору сказочно прекрасные виды, равных которым нот нигде в мире. Когда скользить но темно-синему морю, усеянному прелестными островками с роскошной растительностью у самой кромки воды, просто теряешься — куда смотреть, чем восхищаться больше. Минуя Хуон и Бруни, думаешь: вот лучше этих уже не будет; и вдруг на горизонте буквально вырастает гора Веллингтон, могучая и величественная, как ев сестра Этна, неотступно охраняемая с одной стороны горой Нельсои, с другой — Румней. Но вот мы к бухте Сэлливана, перед нами — Хобарт!»
Приятный городок. Стоит он на невысоких холмах, спускающихся к гавани, похожей на речку, — такая спокойная у нее поверхность. Ее гладь испещрена отражениями изящных лодок, травянистых берегов, пышной растительности. Позади города — горные плато; прекрасная лесистая местность, а над ней — величественный Веллингтон, этот благородный великан, великолепнейшая громада, какую только можно себе представить. Как прекрасен весь край — своими очертаниями, гармонией деталей, богатством и свежестью растительности, переливами всевозможнейших красок; как изысканны формы холмов, а какие вершины и мысы; а неподражаемый плеск солнечного сияния, роскошные туманные дали, прелесть мелькнувшей то тут, то там водной глади! И в этом-то раю высадили каторжников в желтых куртках и разместили корпус бандитов, и в осенний майский день тех варварских времен устроили бессмысленную резню ни в чем не повинных чернокожих, которые охотились разве только на кенгуру. До чего же это не вяжется с окружающей красотой — словно свели вместе небеса и преисподнюю.
Воскрешая в памяти этот рай, я вспомнил, что именно Хобарт был первым из серии Англий в миниатюре. Вскоре мы увидели и другие, сперва в Новой Зеландии, а потом и в Натале. Изгнанника-англичанина, где бы он ни обосновался, до глубины души трогает все, что напоминает ему родину; любовь, которую он хранит в сердце споем, будит воображение, а сила любви и воображения вместе превращает чуть похожие картины в точные копии боготворимого оригинала. Прекрасно чувство, вызывающее подобные чары, оно достойно всяческого уважения и найдет отклик и в вашей душе — найдет обязательно, даже в том случае, что нередко бывает, если вы не видите сходства столь ясно, как видит обнаруживший его изгнанник.
Сходство, конечно, существует, и порой удивительно близкое к оригиналу; и все же какие-то едва уловимые признаки присущи только одной Англии на свете. Теперь, когда я объездил мир, я в этом более не сомневаюсь. Существует красота Швейцарии, но она повторяется в глетчерах и снежных вершинах гор многих других стран мира; существует красота фиорда, но она повторяется в Новой Зеландии и Аляске; существует красота Гавайи, но она повторяется в тысяче островов Южных морей; существует красота равнины и прерии, но она то и дело повторяется на земном шаре. Все мною названное заслуживает преклонения, каждое в своем роде совершенно, однако их красота не единственная в своем роде, а нот красота Англии — одна, второй такой нет. Она состоит из самых простых деталей — трава, кусты, деревья, дороги, изгороди, сады, дома, виноградники, церкви, замки, кое-где руины, — по все это овеяно сказочной дымкой истории. Красота эта неповторима, она одна в целом мире.
