я, хотя во всем этом нет никакого смысла.
Секс для него — просто сделка, так почему так важно, с кем я встречаюсь?
Не то чтобы я интересовалась Риццо, и у меня также нет ощущения, что он заинтересован во мне. В конце концов, наши семьи — враги. Я согласилась на это, потому что Нат умоляла меня пойти с ними и составить пару Бьянки.
— Хорошо. — Он вытаскивает меня из кабинки и наклоняет над раковиной. — Пришло время наказать тебя.
Он задирает мою юбку, а затем срывает трусики с ног.
Я тяжело сглатываю, жалея, что надела юбку, которая облегчает ему доступ. Его рука яростно опускается на мою левую ягодицу, заставляя меня подпрыгнуть.
Я вскрикиваю от боли, когда он переходит к моей правой ягодице и делает то же самое. Твердая поверхность раковины впивается в мои бедра, пока он продолжает давить на меня своим весом. Это оставит синяки, но я чувствую, что таково его намерение. Причинить как можно больше физической боли, даже если у него здесь нет никаких орудий.
— Не делай вид, что тебе это не нравится, Морроне.
Я стискиваю зубы.
— Мне не нравится, что ты ведешь себя совершенно неразумно.
Он рычит, его вес давит на меня сильнее.
— Как бы тебе понравилось, если бы я был здесь с другой женщиной и демонстрировал ее?
Когда он так говорит, я прихожу в ярость. От мысли увидеть его с любой другой женщиной у меня сводит живот.
— Я бы возненавидела это.
— Именно. — Он шлепает меня снова, еще сильнее, чем раньше. — Вот почему тебя нужно наказать за то, что ты так чертовски разозлила меня.
Я слышу гнев в его голосе, и он вселяет в меня ужас.
Очевидно, что когда я преследовала этого мужчину, желая, чтобы он обратил на меня внимание так, как я всегда обращала внимание на него, я никогда не задумывалась о том, насколько он безумен.
Не зря он главный каратель в Академии Синдиката. Он любит причинять боль, а я открыла книгу, чтобы заглянуть внутрь и погрузиться в безумие, которое кроется внутри него.
Однако теперь я не могу выбраться, или, по крайней мере, он мне этого не позволяет.
Я тяжело сглатываю, когда за спиной раздается его неровное дыхание, и смотрю в зеркало, встречаясь с ним взглядом.
Сейчас он выглядит на грани безумия, с широко раскрытыми карими глазами и растрепанными волосами.
— Я трахну тебя прямо здесь и наполню своей спермой, потом ты вернешься и сядешь рядом с этим мальчишкой, а моя сперма будет капать тебе в трусики.
Я с трудом сглатываю при этой мысли, но мои бедра сжимаются.
— Да, сэр.
Звук расстегиваемой молнии ускоряет мое сердцебиение, когда он высвобождает свой член и просовывает головку ко входу в мою насквозь мокрую киску. Не успеваю я перевести дыхание, как он оказывается внутри меня.
Он глубоко вбивает в меня каждый дюйм, когда двигает бедрами внутрь и наружу грубыми, порочными движениями, словно пытаясь перестроить мои внутренности. Я смотрю на него в зеркало, и он смотрит на меня в ответ с таким неприкрытым желанием, что я забываю о безумии того, что мы делаем. И невозможно не стонать, когда он заставляет меня чувствовать себя неосязаемой, как будто я больше не в своем собственном теле.
Мои друзья сидят на трибунах и ждут моего возвращения, а меня, как какую-то шлюху, трахает в туалете наш профессор-садист.
Я тяжело сглатываю, когда раздается стук в дверь и кто-то пытается войти.
Мое тело каменеет, но Гаврил не останавливается.
На самом деле, он даже не подает виду, что слышал их. Он выглядит так, словно находится в другом мире, утопая во тьме, которая, кажется, окутывает его душу.
Интересно, что сделало его таким, или, возможно, с ним ничего не случилось, а просто он такой, какой есть. Как его маска.
В конце концов, у меня нет объяснения, почему мне нравится боль, которую он причиняет. Просто я такая, как есть, наверное. Невозможно не застонать громче, когда я чувствую, что приближаюсь к краю.
Он останавливается так же внезапно, как и начал, свирепо глядя на меня в зеркало.
— Ты слишком наслаждаешься этим, Камилла. Предполагается, что это наказание.
Я впиваюсь зубами в нижнюю губу.
— Простите, сэр. Трудно не наслаждаться тем, как Вы трахаете меня.
Он рычит и вытаскивает из меня свой член, заставляя меня хныкать от внезапного ощущения пустоты.
И тут я чувствую, как головка его члена прижимается к моей заднице. Я замираю, когда чувствую, как он яростно толкается вперед, безжалостно разрывая плотное кольцо мышц.
Я кричу, боль сильнее, чем в первый раз, возможно, потому, меня меньше предупредили.
— Ты не можешь наслаждаться этим, не после того, что ты сделала.
Его карие глаза горят садистским восторгом.
Проблема в том, что он думает, что я не получу удовольствия из-за боли, но это бессмысленно. Мазохист вроде меня жаждет боли так же сильно, как и удовольствия. Черт, иногда я даже не уверена, что могу отличить одно от другого.
Он жестко и грубо трахает меня в задницу, и постепенно мои мышцы вокруг него расслабляются, по мере того как наслаждение усиливается, а боль стихает.
Я издаю стон, от которого у него сжимается челюсть.
— Такая грязная, любящая боль, шлюха, не так ли, Морроне?
Я киваю в ответ.
— Да, Ваша грязная шлюха, сэр.
Он рычит, как животное, его пальцы еще сильнее впиваются в мои бедра.
— Верно. Моя.
Он вонзается в меня еще сильнее, и жгучая боль от того, что меня насильно раскрыли с помощью лишь одного возбуждения, тает.
— Ты чертовски совершенна, Камилла.
Мои щеки пылают от того, как он смотрит на меня в зеркало, как будто я самое желанное существо на этой планете.
— Такая чертовски идеальная и вся моя. Если я хоть раз поймаю тебя на том, что ты не так смотришь на другого мужчину, я убью его. — Он шлепает меня по заднице. — Я буду пытать его и заставлю истекать кровью, прежде чем покончить с его жизнью, а затем трахну тебя, покрытую его кровью.
Холодная дрожь пробегает по моей спине от напряженности его голоса. Безумие в его глазах говорит о том, что он абсолютно серьезен. Интересно, убивал ли он когда-нибудь людей или какой была его жизнь до академии? Голос в моей голове заставляет мой желудок скручиваться.
Конечно, он убивал и до этого. Нельзя так легкомысленно говорить об убийстве, если ты не делал этого раньше.
Профессор Ниткин — полная загадка.
