– Но ты же останешься совсем один. Это ужасно.
– Может быть.
Ограда, отделявшая тропинку от обрыва, на этом участке заканчивалась. У самого края лежали валуны, между ним пробивались чахлые, но упорные кустики вереска. Роберт подошел к самому обрыву и заглянул вниз, где ленивыми судорогами плескалась вода.
– Что ты делала вчера ночью? – спросил он.
– То есть?
– После того, как мы пожелали друг другу спокойной ночи. Я хочу знать.
– Отойди, – сказала Сара напряженно. – Ты слишком близко от края. Это опасно. – Роберт не двинулся с места. Она вздохнула и раздраженно заговорила:
– Ну, зашла в комнату Мишель и села на кровать. Мне показалось, что ты стоишь за дверью. Я решила, что ты вот-вот постучишь.
– Я и постучал… почти. – Роберт опустился на траву, примяв вереск, скрестил ноги по-турецки. – И что бы ты сделала тогда?
– Не надо, Роберт. Не спрашивай. В этом нет смысла. – Сара села рядом. – Знаешь, это было бы ошибкой. Не знаю, что на меня нашло. Я просто пыталась использовать тебя.
– Использовать?
– Да, чтобы причинить боль Веронике. Наверное, я все равно бы не смогла. Мне не нравится секс с мужчинами… – с неожиданной нежностью она посмотрела на него, – …с любыми мужчинами, поэтому все наверняка все закончилось бы полной катастрофой. Я бы все испортила.
– Например, нашу дружбу, – бесцветным голосом отозвался Роберт.
– Да. И нашу дружбу. А она очень много для меня значит, Роберт, особенно сейчас. Мне сейчас нужен друг. Настоящий друг. А ты всегда был самым лучшим. У меня такого и не было прежде.
– Что ж, очень плохо, – сказал он, отводя взгляд, – потому что я больше не хочу с тобой дружить. У меня больше нет сил.
Саре потребовалось несколько секунд, чтобы осознать его слова.
– Ну, придется найти. Потому что ничего иного нет. И никогда не будет.
– Никогда?
– Никогда. – Сара положила ладонь ему на колено. Роберт удивленно, но без особого трепета посмотрел на ладонь. – У нас с Ронни все пошло наперекосяк, – говорила Сара, – но я навсегда останусь у нее в долгу. Она ведь сделала для меня нечто очень-очень важное. Познакомила с моей… подлинной натурой.
– Ты уверена?
Прошло, казалось, немало времени, прежде чем Сара ответила:
– Да, уверена.
Роберт кивнул и выдернул пучок травы.
– Я думал, что это… не знаю, временное отклонение.
– Нет. Просто выяснилось, что она мне не подходит. – Сара улыбнулась. – Последние несколько недель я только и делала, что мечтала о том, как было бы чудесно, походи она хоть немного на тебя.
– На меня?
– Конечно, на тебя. Ты ведь идеально подходишь мне. Подходил бы… если… не одно известное обстоятельство.
– Не смейся надо мной, Сара. Пожалуйста. Мне сейчас не до шуток.
– Я не шучу. Это правда. Я считаю тебя замечательным, всегда считала. Да ты и сам прекрасно знаешь. – Она сжала ему колено, и Роберт вновь опустил взгляд, будто сонный кот, что отзывается на внезапную ласку. – Знаешь, мне, наверное, надо найти Клео. Ты только представь: твоя сестра-близнец. Ты в женском обличье. Она стала бы для меня идеальной партнершей, ты не находишь?
Роберт смотрел на нее. Смотрел спокойно, испытующе, а Сара отвечала ему смущенным взглядом, надеясь уловить в его глазах хотя бы намек на веселье. Но во взгляде Роберта не было и следа шутливости. Трудно представить более серьезный, более пристальный взгляд, хотя если бы Роберт знал, сколько пройдет времени, прежде чем он сможет как следует посмотреть на Сару, то наверняка бы постарался.
– Надо возвращаться, – сказала наконец Сара. – Холодно.
– Иди, – ответил Роберт. – Я еще побуду здесь.
Сара, поеживаясь, встала.
– Точно?
– Да. – Он видел тревогу на ее лице. – Не волнуйся. Не стану я туда прыгать.
Сара нагнулась и поцеловала его в макушку.
– Хорошо.
Она отошла лишь на несколько ярдов, когда Роберт окликнул:
– Сара!
Она обернулась.
Роберт хотел сказать ей о стихотворении, предложить зайти в кафе и открыть книгу на странице 173. Но понял, что это бесполезно. Слишком поздно.
– До свидания, – вот и все, что он сказал.
Сара улыбнулась и зашагала к дому.
14
Из Лондона в тот вечер Терри уехал очень поздно. Поиски фотографии затянулись почти на пять часов, под конец он совсем отчаялся и едва дышал от усталости. Но все-таки Терри нашел ее; по злой прихоти судьбы снимок оказался на самом дне самой дальней коробки во втором из двух забитых до отказа чуланов. Увидев наконец фотографию, Терри вцепился в нее так, словно то была рука давно пропавшего близкого друга; он едва сдерживал слезы радости и облегчения. Спохватившись, Терри посмотрел на часы и понял, что едва успевает на поезд, а потому придется оставить квартиру как есть – в полном хаосе, словно здесь как следует порылись то ли спецслужбы, то ли грабители-дилетанты. Странно, что ему так хочется попасть в Эшдаун еще сегодня. И сорок минут спустя Терри сидел в поезде и под перестук колес покидал Лондон; на коленях у него лежала фотография, надежно упрятанная в последний номер журнала «Вид и звук». Время от времени он раскрывал журнал и смотрел на снимок – этот вновь обретенный символ самого ценного и достойного, что было в его жизни. Терри твердо знал, что больше не потеряет фотографию и не забудет о ней.
На станции пришлось ждать такси, и у Эшдауна Терри оказался незадолго до полуночи. Он полагал, что в столь поздний час дом окутан темнотой и покоем, пациенты отдыхают у себя в спальнях, и лишь самописцы приборов живут своей лихорадочной жизнью, вычерчивая узоры электрических сигналов (да еще несмолкаемо топочут – столь же лихорадочно, хоть и скрыто от глаз – несчастные подопытные доктора Даддена). Но вместо этого Терри ждала совсем иная картина: на ярко освещенной террасе сидели три женщины, а теплый ночной воздух звенел от смеха и звяканья бутылок и стаканов. То были доктор Мэдисон, Мария Грэнджер и лунатичка Барбара Дейнтри.
Увидев, как Терри поднимается по лестнице, Мария выкрикнула:
– Эй! Гарри, тебе чего?
– Меня зовут Терри, – сказал он, приблизившись.
– Терри-Гарри, какая, на фиг, разница? Чего ты тут вынюхиваешь ночью?
Веселая и общительная Мария жила в Лондоне и уже несколько раз пыталась завязать с Терри дружескую болтовню. Это была крупная женщина с каскадом подбородков и неизменной шкодливой улыбкой на губах. Поговаривали, что своими габаритами она отчасти обязана лекарствам, держащим в узде хроническую нарколепсию, но Мария весело признавалась, что немалый вклад внесла ее страсть к шоколадным пончикам и земляничным ватрушкам. Терри она нравилась – как и всем остальным в клинике, за исключением доктора Даддена.
– Ездил на день в Лондон, – ответил он.
– Понятно. Прогульщик.
– В каком-то смысле, да.
– Может, выпьешь с нами, а? Мужчина тут кстати придется.
– А разве вам не положено лежать в своих постелях?
– Так он же умотал, наш доктор Смерть. Еще днем укатил на конференцию. А кроме того, это мой последний вечер, вот я и решила отпраздновать. Знаешь поговорку, когда кошки нет…
– …мыши могут расслабиться, – закончил Терри. И ради доктора Мэдисон добавил:
– Крысы, надеюсь, тоже. – Она не ответила, и на лице ее ничего не отразилось. – Ну, хорошо, – сказал он. – Только занесу сумку наверх и сразу спущусь.
К тому времени, когда он вернулся, доктор Мэдисон уже исчезла.
– Пошла спать, – объяснила Мария.
– Бедняжка слишком много работает, – сказала Барбара. – Он ее совсем загонял.
Мария передала Терри бумажный стаканчик, до краев наполненный белым вином.
– Ну, – сказал он, сделав первый глоток, – уже предвкушаете, как снова окажетесь в реальном мире?
– Предвкушаю встречу с детьми. И мужем. Соскучилась. Но вообще-то мне здесь понравилось. Две недели у моря. И позабавилась хорошо.
– Она любит посмеяться, – сказала Барбара, и обе захихикали. – Вы бы видели, что с ней происходит, когда она смеется. Такой странной становится.
– Только не заводи меня, – сказала Мария, смех ее перешел в гортанный звук, шедший откуда-то из самого чрева. – Не заводи меня. Ты же знаешь, что я не выдержу.
– А что такое? – сказал Терри. – Что происходит, когда вы смеетесь?
– Она слабеет, – ответила Барбара. – Слабеет и становится какой-то странной. Знаете, говорят, что от смеха теряешь силы. Вот с ней такое и творится.
– Ну не надо меня заводить, – простонала Мария, напрягаясь изо всех сил, чтобы не расхохотаться. – Только попробуй завести какой-нибудь анекдот.
– Помнишь, тот, что ты мне сама рассказала? – отозвалась Барбара. – О человеке с бананом. – Она повернулась к Терри. – Знаете? У одного человека было три банана. Сел он себе в набитый автобус и испугался, что бананы подавятся. И тогда сунул один банан в нагрудный карман, другой – в боковой карман, а третий – в задний карман штанов…
