всегда остаётся на дне. Как долго не мешай, — и Белый задумчиво посмотрел в глубину чашки. — И сегодня на дне останется. Но ведь это не причина, что бы расстраиваться. Правда?
— Да, конечно, — опять смутилась Вика. Она вдруг почувствовала совершенно немыслимое для себя желание — подойти ближе, обнять и прижаться к этому, почти незнакомому для неё, мужчине. Он был какой-то удивительно теплый и домашний.
— Вика. Не смущайтесь. Я ведь всё чувствую, — и улыбнулся. — Но лучше, если мы не будем всё же терять время и Вы оденете Катю. Нам, если честно, пора. И ехать… долго, да и потом… опять ехать.
— Далеко?
— Нет, не очень. Всего пару часов… и еще… немножко.
— Далеко…
— Вика. Не надо волноваться за Катю. Хотя… Я Вас более чем понимаю — отдать своего маленького ребёнка в чужие руки на долгое время. Но вы сами согласились на такой шаг. Я прав?
— Да. Это решали мы сами. Мы понимаем, если…
— Вика. Остановитесь. Не надо говорить лишнего, да и Катя здесь. Давайте, одевайте её и мы поедем. Вам помочь?
— Спасибо, я сама. Может, всё же пройдёте на кухню?
— Нет. Благодарю. Я, с Вашего разрешения, подожду здесь.
- -
Буквально через пару минут одетая Катя опять была на руках Белого.
— Ну что, Солнышко, поехали путешествовать?
— Поехали! Мам, мы поехали путешествовать!!! Ура!!!
Белый наклонился к уху Кати и что-то тихо спросил.
Та, опять прижав к щекам Белого свои ладошки, отодвинулась и, внимательно посмотрев мужчине в глаза, медленно кивнула.
Белый с нежностью и осторожно потянулся… и чмокнул Катю в нос.
Катерина же, в свою очередь, схватив Белого за уши, притянув его голову ближе, и тоже лизнула в нос Белого.
Виктория, прижав руки к груди, с изумлением смотрела на этих двоих. Она совсем неожидала такой нежности от Кати. Как будто это не чужой человек, а… отец. Хотела было открыть рот и сделать замечание дочери, но… промолчала.
А Катя, ощутив недовольный взгляд мамы, повернула голову к ней и показала язык.
— Солнышко, не дразнись, — с укоризной в голосе тихо сказал Белый. — Это не красиво. Не надо так делать.
Он смущённо посмотрел на Викторию.
— Мы пойдём?
Уже сделав шаг к двери, остановился и вновь повернулся к Виктории.
— Вика. Вы сами — необыкновенная девушка. Вам говорили об этом?
— Дядя Белый. Папа ей постоянно об этом говорит. Носит её на руках, как ты меня сейчас, и говорит, что мама — сама необыкновенная кошка на всём белом свете.
— Кошка? А, ну да. Зелёные глаза…
— Катя. У тебя язык… — возмущенно сказала Виктория. — Да и Вы и сами сейчас облизали друг друга как… Катя…
— Нам можно, — улыбнулась девочка и повернула лицо к державшему её на руках мужчине. — Правда, можно?
— Нам можно, — и Белый вновь смущенно улыбнулся. Повернул голову к Виктории.
— Вика, не надо ругать Катю. Она всё делает и говорит только от сердца. И судит сердцем, — он немного помолчал. — Вам нужно будет несколько иначе относиться к ней. Больше уделять внимания её развитию. Попробуйте как-нибудь поспрашивать её на темы, которые она пока совсем не понимает. И попросите ответить на вопрос односложко, сказать — да или нет. Поверьте — сами будет поражены тем, что она Вам ответит.
Он помолчал и, каким-то совсем другим голосом, вроде как извиниясь, спросил.
— Вика, простите за такой вопрос. Вы знаете, от чего умерла Ваша мама?
— Рак. «Сгорела» за пару месяцев. Ей было немного за тридцать.
— Простите. Не хотел Вас расстраивать.
— Ничего. Я давно свыклась, что её со мной нет. Но помню её. Помню лицо. Помню её нежные руки и звонкий голос… У меня, Вы не поверите, иногда бывает такое чувство, что мама рядом. Чувствую любовь её…
Виктория стояла, опустив голову. Замолчала. В её глазах появились слёзы.
Белый тоже опустил глаза вниз и понял, что Виктория очень любила свою маму и тяжело приняла её уход.
— Верю Вам. Наши родные всегда с нами. И покуда мы их не зыбываем, они в нашем сердце. Простите ещё раз, что заставил Вас расстроиться, ну а нам и в самом деле уже пора.
Он сделал шаг за порог.
— Да, последнее. Виктория. Что б Вы не волновались — я сделаю исключение из своих правил. Мы с Катей каждый вечер будем звонить Вам. Именно Вам, а не кому либо из Вашей семьи. Просто, что б сообщить, как у нас идут дела, и что бы Вы могли услышать голос дочери. Устраивает?
— Конечно устраивает. Вы так добры. — Вика, уже не сдерживаясь, заплакала.
— Виктория Сергеевна. Простите, но Вы своим состоянием меня задерживаете. Такое складывается впечатление, что я у Вас силой забираю дочь навсегда. Поверьте. Через 7 дней я её Вам верну. Верите?
— Я верю Вам, Белый. Если не верить Вам, то кому ещё можно???
— Спасибо, Виктория. До встречи. И берегите своего мальчика, — и Белый, коленом помогая закрыть женщине дверь, кивнул на живот Виктории.
- -
Дверь закрылась и Вика, закрыв замок, совсем без сил, опустилась на пол у входной двери и зарыдала.
Она сердцем понимала, что сделанный шаг — это шаг в то будущее, где дочь не будет мучиться и плакать по ночам от боли. Где её семья будет улыбаться друг другу, собираясь за традиционным ужином. Где смеха будет больше, чем слёз.
Вика плакала не от страха за ребёнка, а от надежды, что случится то маленькое чудо, на которое она уже и не надеялась… Да разве оно маленькое, это чудо? Ведь выздоровление её дочери — это ЧУДО. Именнно так. Большими буквами.
А Катя? Даже не поцеловала маму на прощание и не помахала ей ручкой. Как же обидно… В душЕ возникла… ревность. То чувство, которое она почти никогда до этого не испытывала.
И, вдруг, её слёзы прекратили катиться по щекам, и Виктория уставилась невидящими глазами в дверь комнаты Кати.
— Как он сказал? «Берегите своего мальчика?» Мальчика? У меня будет сын? И как он узнал? Ведь я сама даже не уверена на сто процентов в том, что беременна. Так… У меня теперь появилось время и завтра, просто с самого утра, надо срочно сходить к врачу. Пусть посмотрят. Неужели Белый прав?
- -
Виктория, очумевшая от свалившейся на неё новости, поднялась, схватила чашку из прихожей, в которой было более половины кофе и, думая о своём, пока брела на кухню, выпила всё до последней капли. Дошла до раковины и тут её «стукнуло»…
— Господи. Я
