— Завещание составлено верно, но срок его еще не наступил.
— В смысле? — удивляется Даниил. — О каком сроке идет речь? Сегодня ровно полгода после смерти моей жены.
— Какой смерти? — слышу голос папы. — Валерия жива, она отзывает свое завещание.
— Ясно, великий Княжин поплыл умом, — смеется Быстрицкий. — Вы, Станислав Борисович, у врача давно были? По вам психиатр плачет.
— Мне кажется, что это тебе нужен врач, — отвечает папа. — Георг, продолжай, мне надоел этот цирк.
— Валерия Княжина жива и уже дала показания о том, кто ее убил, как и где. Поэтому вы выйдете из этого кабинета в наручниках, молодой человек, как и ваш сообщник или босс Хабарин, которого скоро задержат.
— Идиотизм какой-то, — волнуется Быстрицкий.
— Сядьте! — окрик нотариуса.
— Где эта сука? Покажите мне ее! Что за бред вы тут несете? Я хочу получить свои деньги! Это мое, а не ваше! Любой суд будет на моей стороне. Вам не светит ни копейки из наследства дочери!
Тут я понимаю, что Даниила накрыла самая настоящая истерика, и решаю, что пора мне вмешаться. Медленно открываю дверь и выхожу из кабинета помощника. Взгляд Быстрицкого тут же сталкивается с моим, а улыбка расползается на губах и пропадает.
— Поля? Ты что тут делаешь? Выйди, пожалуйста, отсюда. Я скоро приеду за тобой. Сейчас мы тут все подпишем…
— Даниил, я не Полина Кац, — тихо произношу я, внимательно сканируя эмоции на лице Быстрицкого.
— Очень смешно, — скалится он. — Полина, прошу, подожди меня на улице.
— Нет, — качаю головой. — Как ты не узнал меня, муж? Как не понял, что это я, твоя противная и толстая Валерия, ревнивая, жадная, склочная истеричка.
— Поля…
Делаю шаг к нему и встаю близко к Быстрицкому.
- Это же я, Даниил, Валерия. Мой голос, мои глаза, не видишь?
— Нет! — начинает вздрагивать Даниил. — Ты не она!
— А хочешь я скажу тебе слова, что ты произнес, прежде чем столкнуть меня с обрыва? Хочешь?
— Нет, Поля, — в глазах Быстрицкого плещется полное безумие.
— Ты сказал: «Покойся с миром, жена», а перед этим… — повторяю его последние слова о том, как он ненавидит меня, мое тело…
Даниил дергается и отступает от меня на шаг. Одно движение, и в руке появляется пистолет.
— Положи оружие! — приказывает Георг, а мой папа даже привстает в кресле.
— Валерия, отойди от него! — рычит папа. — Я сделаю то, что нужно было сделать до смерти Валерии, — сквозь зубы шипит Быстрицкий, направляя пистолет на папу. — Ты причина всего, старик-инвалид. Именно ты виноват во всем! Мне плевать, где твоя дочь и жива ли она. Я хочу забрать лишь эту женщину с собой. Дайте нам уйти! — Ты не уйдешь, — спокойно произносит Георг. — Мы тебе не позволим. — А некому будет меня останавливать, — зло смеется Даниил и поднимает руку с оружием. Я действовала интуитивно. Лишь я была на пути пули, которую Даниил выпустил в папу. Мгновение, и я уже стою, заслоняя своего отца. Мне некогда было думать, взвешивать все за и против. Я сделала то, что была должна. Пуля с каким-то хлюпающим звуком входит в мою грудь. Я думала будет больно, но нет. Меня словно обожгло изнутри и откинуло назад. Прикладываю руку в районе сердца и убираю, рассматривая алую кровь на пальцах. Улыбаюсь как дурочка, пока в моих глазах все кружится и падает в темноту. Наконец-то чужая жизнь закончилась. Я умираю, но теперь я точно не Полина Кац. — Ты убил Полину Кац, — вырывается из моего рта хриплый шепот, и я захлёбываюсь своей кровью и уже ничего не чувствую. Не слышу безумных криков Быстрицкого, который понял кого убил, выстрелов, криков папы и четкие указания Георга и даже не знаю, что Даниилу удалось сбежать. Раненый, истекающий кровью, он все же сумел добраться до своей машины и вырваться на свободу. Но все это мне уже неинтересно.
Эпилог
Эпилог
Снег тихо опускался на крышу деревянного дома, из трубы которого змеился белый дым. Маленькое окно, освещенное керосиновой лампой, играло тенями, что подчинялись неспокойному пламени. Афанасий сидел за столом и перебирал сушеные грибы, которые заготовил осенью. Сейчас, когда в свои права вступила зима, деду захотелось жареной картошки с грибами. Поэтому еще днем он достал из своих запасов тряпочный мешок и вынул одну гирлянду сухих опят, нанизанных на нитку.
Когда осталось два сморщенных гриба, что дед уже потянулся снять, старику послышался какой-то шум. Афанасий медленно поднялся из-за стола и отодвинул шаткий деревянный табурет. Осторожно ступая, подошел к окну, встал по привычке боком к нему и долго вглядывался в кромешную темноту. Затем уже не таясь решительно направился к выходу, по дороге сдергивая с гвоздя в стене свой тулуп и вынув из рукава шапку-ушанку из заячьего меха.
Через мгновение дед уже стоял на крыльце, вытянув ружье и целясь в сторону световых бликов, что иногда мелькали между деревьев. Звук приближающегося снегохода становился все громче, а вскоре и сам транспорт показался среди сосен. На снегоходе сидели двое в теплых комбинезонах, шапках и высоких ботинках.
Афанасий щелкнул затвором, а затем опустил ружье. Снегоход остановился в десяти метрах от избы, и пассажир, что сидел сзади, сразу заторопился слезть, да так, что ухнулся в мягкий рыхлый снег по самые колени.
— Да-да! — раздался звонкий женский голос, эхом пролетая по поляне. — Это я, деда!
Глаза Афанасия внезапно сузились и обросли морщинами, а по щекам покатились скупые мужские слезы. Дед тут же вытер их рукавом тулупа и поспешил сойти с крыльца. Вскоре Лера уже целовала деда в щеки, обнимала, радостно взвизгивая. А Илья стоял чуть в стороне и только хмыкал, улыбаясь в свою балаклаву.
— Я столько тебе должна рассказать! — тараторила Княжина. — Мы к тебе на Новый год приехали, пустишь?
— А предупредить нельзя было, у меня там бардак… — наигранно сердито произнес Афанасий.
— Ну ты даешь, а как предупредить? Почтового голубя послать? — хмыкнул Илья.
— Идите в дом, пропащие души, — прокряхтел Афанасий.
— Подожди, деда, — улыбнулась Лера. — Илюш, давай наш подарок.
— А-да, точно. Надеюсь, не раздавил, — засомневался Илья, снимая свой рюкзак, что висел у него спереди. — Вот, новый член твоей стаи, дед.
Из рюкзака появилась сначала белоснежная мордочка с ушками, затем любопытный нос, а за ним и весь щенок. Чисто белый, красивый, маленький самоед.
— Вот, друга тебе привезли, а то совсем одичаешь тут, — улыбнулся Илья.
— Нравится? Это я выбирала, — забеспокоилась Лера, так как Афанасий стоял как столб и смотрел на маленькую собаку с таким выражением, словно призрак увидел.
— Дед, ты чего?
Афанасий встряхнулся и потянулся руками к щенку, сгреб себе, прижал к груди. Затем распахнул тулуп и засунул внутрь.
— Большой хоть будет? — проворчал дед, а у самого глаза на мокром месте. — А то у меня тут… Медведи…
— Большой, — заулыбался Илья. — Я имя ему дал, ты уж не серчай. А то пока добрались, сколько времени прошло, а мохнатый без клички.
— И… Какое? — с паузами, словно выдавливая из себя слова, спросил Афанасий.
— Хан его зовут, — снова обняла деда вместе со щенком Лера. — А пойдемте в дом, а то я замерзать начала. А завтра папа с Георгом прилетят. Я тебе такой стол накрою, деда, что пальчики оближешь.
— Сама что ли готовить научилась? — проворчал Афанасий, пока они шли к дому, проваливаясь в сугробы, а Илья завел снегоход и уехал вперед к сараю.
— Частично, — засмеялась Валерия. — Ты не рад, что мы к тебе вот так без приглашения?
— Конечно, не… — собирался уже ответить Афанасий в своей привычной манере, но остановился напротив Леры и посмотрел ей в глаза. — Очень рад, внучка.
— Вот такие вот у нас приключения, дед, — рассказывал Илья, когда все уже сидели за столом, на который старик вытащил, наверное, все свои запасы.
Тут и тушеная оленина с картошкой, вяленое мясо, моченые яблоки, капуста с брусникой, ну и, конечно, самогон. Илья с дедом потягивали привезенный коньяк, а Лера морщилась от заваренного Афанасием любимого чая. Щенок, разморенный теплом, спал у ног Афанасия, уткнувшись мордочкой в его меховые чуни.
