О, это была великолепная «рабочая команда»! Многие молодцы, служившие в ней, вряд ли получат на воле такое доходное местечко. В этой команде трудился и Менке-бибельфоршер, будущий премьер-министр господа бога Иеговы…
Значительное количество посылок приходило на имя покойников или лиц, переведенных в другие лагеря. Арестант предположим, умер полгода тому назад, а посылки все идут и идут. Политический отдел обычно извещал родственников, что такой-то и такой-то гражданин преставился в лагере, но довольно часто фамилия или место жительства указывались ошибочно и родные не получали уведомления. Что касается русских и некоторых категорий поляков то о их смерти власти Штутгофа вообще никому не сообщали. После кончины арестанта посылки на его имя шли, как обычно.
Посылки, пережившие получателя никогда не возвращались назад: продукты, дескать, могут испортиться по дороге. Такие посылки поступали в непосредственное распоряжение Хемница. Король рапорта забирал львиную долю себе и любезным его сердцу девицам. Он подкармливал их салом, сигаретами, колбасой. Но все забрать Хемниц был не в состоянии. Он и так был обеспечен по горло. Немало попадало в руки Лемана и Зеленке. А то, что оставалось от них, капо раздавал узникам по своему усмотрению. Король рапорта правда, иногда указывал, кому, что и за какие услуги следует дать. Этот дополнительный источник помощи заключенным хозяева канцелярии тоже использовали, чтобы проводить в лагере свою политику. При этом и женский блок не забывали…
Посылки, попавшие по адресу к заключенным, проверялись блокфюрером и начальником блока. В 1943 году контролеры забирали себе все, что хотели почти половина посылки шла в их пользу. С середины лета 1944 года они могли рассчитывать в лучшем случае на доброту заключенных. Хочешь — даешь, не хочешь — сам ешь. Однако арестанты не скупились. Они знали, что гораздо выгоднее давать, чем не давать.
Свою часть получали за разные услуги и ремесленники — портные, сапожники, столяры, стекольщики, брадобреи, слесари, резчики по дереву, художники. В их услугах нуждались буквально все: и заключенные-аристократы и заправилы лагеря во главе с Майером и Хемницем. Кому доставалась хоть малая толика посылки, тот мог кое-что приобрести в лагере. Различные мастера, ремесленники, да и просто ловкачи могли совсем сносно устроиться — во всяком случае с голоду не умирали.
Другое дело было с людьми книжных профессий и с сельскохозяйственными рабочими. В лагере в их знаниях никто не нуждался. Они могли сдохнуть, могли выжить — никого их судьба не волновала. Из них-то главным образом и комплектовались отряды доходяг…
Они в лагере были обузой. Зря казенный хлеб ели.
АНГЕЛЫ-ХРАНИТЕЛИ
Заключенных Штутгофа охраняли эсэсовские роты. Состав охранников постоянно менялся. Общее количество ангелов-хранителей колебалось между 800 — 2000 голов. Иногда их бывало больше.
Третья эсэсовская рога составляла «войско» комендатуры. Из ее рядов назначали весь административный персонал. Долгое время ротой командовал красавец лейтенант Матгезиус, костолом-садист, вор-корифей. За грабежи он попал в конце концов, под эсэсовский суд и получил два года тюрьмы. Его место занял кривой Рэддих, работавший до войны кузнецом в Штутгофе — не первой молодости детина, длиннорукий, горбатый. Был он преданным эсэсовцем. Только строевое искусство ему не очень давалось: он и сам никак не мог попасть в ногу, и доблестное его войско вечно теряло на марше равнение. Но командиром роты Рэддих все-таки был превосходным. У него была луженая глотка, превосходно приспособленная и для питья и для крика.
Все другие роты несли охрану. В ночное время эсэсовцы дежурили в башенках, установленных в проемах проволочного заграждения, у прожекторов и пулеметов, а также вокруг жилых бараков лагеря. Днем охранники стояли на расстоянии пятидесяти метров друг от друга, и вокруг лагеря словно бы висела сплошная стена сквернословия… В туманные дни расстояние между ними сокращали. Несение охраны требовало огромного количества людей.
В Штутгофе было много команд работавших вне лагеря. Чтобы сопровождать их на работу и оберегать от соблазнов, нужно было немало эсэсовцев. К некоторым командам начальство приставляло по два, по три десятка конвоиров ведь команды иногда насчитывали тысячу и больше человек. Если даже один-единственный заключенный ковылял куда-нибудь с пустой банкой или парой кирпичей, ему непременно давали провожатого. Вообще в Штутгофе было множество дел, в которых без охраны — ни с места. Охранник был паспортом узника, не хватало только печати на лбу.
Часть охраны состояла из немцев. Но их было немного. Они служили вдохновляющим примером для других, были олицетворением порядка и высокой породы.
Основную массу охранников составляли чужестранцы, согнанные из разных углов Европы.
Вообще эсэсовская организация в своем развитии пережила несколько стадий. До войны в нее сознательно и добровольно вступали немцы. Одни из них хотели быстро и легко сделать карьеру, поживиться и разбогатеть за счет государства и народа, другие — вступали по убеждению, полные веры во всемогущество и непогрешимость Гитлера и нацистской партии. Побуждения для вступления в СС были различными. Но в практической деятельности эти различия исчезали.
С начала войны, когда масса немцев ушла в армию, а количество подвластной Германии земли возросло, эсэсовской организации понадобились новые кадры. Тем более что ее функции расширились: многие обязанности полиции перешли к СС; на нее была возложена борьба с любой оппозицией; в случае надобности эсэсовская организация должна была быть готова выступить даже против частей регулярной немецкой армии.
Старые деятели эсэсовской организации заняли ответственные руководящие посты, стали теми или иными «фюрерами», а ее рядовые члены, «серая масса», набирались разными способами в Германии и на оккупированных землях Европы. Сюда хлынули подонки из различных стран, всякие авантюристы, у которых были нелады с законами, уголовники, карьеристы и прочая шваль. Но нацистским властям и этого было мало. В оккупированных странах они объявляли принудительную мобилизацию молодежи в СС. Поскольку по международному праву насильственный набор на военную службу на чужой территории запрещен, эсэсовские заправилы заставляли рекрутов добровольно проявлять инициативу.
Иногда арестовывали людей якобы для отправки на работу, а увозили в эсэсовские казармы. Часто схваченных граждан после короткого пребывания в тюрьме или лагере отправляли в отряды СС. Дело осложнялось еще и тем, что в некоторых странах Европы люди имели смутное представление об эсэсовской организации, тем более, что СС и вермахт носили почти одинаковую форму: у солдат немецкий орел красовался на груди а у эсэсовцев на рукаве вот и вся разница. Откуда было рядовому рабочему или крестьянину ее постичь? Не все люди родятся на свет героями, не все осмеливаются оказывать сопротивление, скрываться в подполье, не все призывники находят в себе мужество устоять перед угрозами. А если тебя поймали — выхода нет.
Мужчин, завербованных в эсэсовскую организацию, обычно посылали в другой, совершенно чужой и далекий край на какую-нибудь полицейскую службу. Попавших таким образом в ряды СС и очутившихся в чужом краю держали в ежовых рукавицах, под неусыпным наблюдением начальства. За малейшим проступком следовало тяжелое наказание. Новоиспеченные эсэсовцы чувствовали себя порой не лучше арестантов.
Поэтому и эсэсовцы Штутгофа должны быть разделены на четыре группы:
1) Немцы, эсэсовцы-добровольцы, «старая гвардия» — оплот и опора СС;
2) Немцы, мобилизованные в ряды СС. По своим правам и обязанностям они и равняться не могли с первой группой;
3) Чужестранцы-авантюристы, вступившие в эсэсовскую организацию по собственному желанию и
4) Чужестранцы — жертвы судьбы, порой горемычные бедняги.
Среди охранников лагеря были представители всех четырех групп.
Иностранцы-эсэсовцы носили черный мундир, национальный значок, пришитый к рукаву и вместо шапки своеобразную ермолку. С заключенными они непосредственно не соприкасались. Немцы-охранники смотрели на них свысока, как на второразрядных лакеев. Но узники должны были и перед ними, неумытыми харями, поспешно снимать шапки.
В 1944 году, накануне пасхи, пришел ко мне в канцелярию досточтимый философ СС Клаван, человек с размягченными мозгами, и попросил помочь ему перевести некоторые термины и выражения на русский язык.
— Хорошо, — сказал я — но для точного перевода, господин ротенфюрер, я должен знать весь текст. Отдельные выражения я вряд ли смогу удовлетворительно перевести. Я не знаю, где какие акценты нужны.
— О да — отозвался Клаван — вы правильно говорите. Но и я не знаю весь текст. Я не могу его дать… Тайна…
