– Разумеется.
– И что вам придётся играть роль палубных?
– Мы потерпим.
– И что уважаемый капитан Хуба будет вынужден обмануть своих уважаемых деловых партнёров из Шпеева, а если называть вещи своими именами – ему придётся пойти против их прямого запрета на помощь вам. Ты это понимаешь? Догадываешься, чем он рискует?
– Я ещё не знаком с уважаемым капитаном Хубой, но уже восхищён его невероятной смелостью и умением торговаться, – рассмеялся Гатов. – Сколько он хочет?
– Три тысячи цехинов. И он не торгуется.
– Ты сказал, что я заплачу на Верзи?
– Я поручился за это.
– В таком случае передай Хубе, что мы договорились.
– Он узнает вечером. А пока я расскажу, как будет устроена ваша встреча. – Эзра развернул карту и ткнул мундштуком в подозрительное место на северо-востоке континента: – Вот здесь, в Камнегрядке, находится шестая менсалийская точка перехода на Кардонию. Она расположена далеко в стороне от обычных торговых путей, поэтому ею почти не пользуются. Вы с Хубой встретитесь неподалёку, подниметесь на «Белоснежку» – это его цеппель, – и так покинете планету. Всё понятно?
– Я вижу здесь какую-то крепость, – сообщил Павел, с преувеличенным вниманием разглядывая карту.
– Это мритский форт Карузо, – уточнил Кедо. – Несколько лет назад Вениамин исследовал Камнегрядку, в надежде отыскать валериций, и поторопился с колонизацией. Геологи, как это у них бывает, ошиблись, и с тех пор форт является самым дорогим на Менсале архитектурным памятником бессмысленной суете.
– Гарнизон?
– Мизерный. В настоящее время форт не имеет никакого военного значения и лишь демонстрирует присутствие Мритского на Камнегрядке. И ещё является поводом для шуток. – Эзра усмехнулся: – Рубен как-то во всеуслышание заявил, что Вениамину следует назваться Мритским-Камнегрядским. – Старик выдержал паузу, во время которой учёные сдержанно похихикали, пыхнул и совсем другим тоном закончил: – Возможно, именно из-за этой шутки Вениамин распорядился отрубить голову Карузо, руководителю геологоразведывательной партии.
– Горячий человек, – оценил Олли.
– И большая скотина, – добавил Эзра. – Но вы с ним не встретитесь.
Несколько секунд учёные продолжали изучать карту, после чего Каронимо осведомился:
– Вениамин берёт плату за пользование точкой перехода?
– Взаимодействовать с военными будет Хуба, у него там всё схвачено. А ваше дело…
– Помалкивать?
– Не попадаться на глаза, – веско произнёс старик. – Капитан Хуба наметил встречу в двадцати лигах южнее точки перехода, а чтобы вы не потерялись, мой специалист установит на бронекорду радиостанцию. За день управится.
– При чём тут бронекорда? – не понял Олли.
– Другого способа добраться до Камнегрядки нет, – развёл руками Эзра. – Аэроплан не долетит, цеппеля у меня нет, пешком не дойдёте.
И потому он отдаст подставившим его инопланетникам прекрасную машину. Вот это и называется быть другом.
– Я строил бронекорду в подарок, – тихо произнёс Гатов.
– Я понял и оценил, – улыбнулся Кедо. И потрепал расстроенного учёного по плечу: – Но обстоятельства складываются так, что я оставлю себе лишь чертежи и твои удивительные находки.
Спорить было бессмысленно и глупо, отказываться – тем паче. Обстоятельства действительно складывались, и Павлу оставалось лишь поблагодарить щедрого хозяина:
– Спасибо.
Но с благодарностями, как выяснилось через секунду, он поторопился.
– Ещё я сделаю вам губернаторский пропуск, который, надеюсь, позволит без проблем добраться до границ Трибердии, – сообщил Эзра, деловито вычищая чашу. – Но больше, к сожалению, ничем помочь не могу.
– Мы не рассчитывали и на это.
– Для чего ещё нужны друзья? – вновь улыбнулся Эзра.
Гатов помолчал, после чего посмотрел старику в глаза и очень серьёзно произнёс:
– Для меня большая честь слышать от вас эти слова, профессор.
– Успокойся.
А Мерса неожиданно подумал, что с высоты своего возраста Кедо видит в них не столько друзей, сколько детей. Мальчишек, чуть постарше пацанят, обучающихся в его школе и мастерских. И потому старик не сильно ругал троицу за драку в борделе. И потому поручился за них. И потому добудет пропуск. И отдаст бронекорду, которая – об этом Мерса знал точно – Кедо отчаянно нравилась.
Старик видел в них детей и помогал так, как должен помогать отец: не задумываясь, отдавая всё, что может отдать.
* * *
Если шпеевские представители Омута появлялись в столицах провинций с опаской, вели себя предельно вежливо и считали часы до отхода обратного поезда или цеппеля, то свободяне и вовсе обходили большие города стороной. Даже те из них, кто заключил договор с губернатором. Даже самые тупые, умеющие только одно – убивать, – даже они предпочитали не лезть на рожон. Почему? Потому что во время всех без исключения «горячих» фаз менсалийской гражданской войны именно «свободные сотни» становились источником неприятностей и предательств. Стоило центральной власти продемонстрировать хотя бы намёк на слабость, как свободяне молниеносно открывали сезон мародёрства и насилия, превращаясь из плохо воспитанных боевиков в неуправляемых зверей. Губернаторы прекрасно помнили историю Константина Пежийского – его подняли на штыки скопившиеся в столице «союзники», и печальный финал Льва Мритского, в походе получившего удар в спину от перекупленных Вениамином свободян. Эти и многие другие примеры давно стали хрестоматийными, и потому трибердийская полевая жандармерия бесцеремонно вешала любого «революционера», осмелившегося ступить в черту города. И потому следующие важные переговоры Удава и Закорючки состоялись всё за тем же крайним столиком «Кривого пути», однако на этот раз ужин оказался проще: свинина, жареные овощи и пиво – баловать свободянина деликатесами бандиты не собирались.
– Приятно познакомиться, – по привычке бросил Удав ничего не значащую фразу.
На чужой территории посланники Клячика старались вести себя вежливо и того же требовали от чужаков в Шпееве, однако сотник Авабр оказался дремучей и скандальной скотиной, совершенно не оценившей лицемерной манерности собеседника.
– Не верю!
– То есть? – растерялся Удав.
– В буквальном смысле, – отрезал сотник. – Не верю, что вам, ребята, приятно со мной знакомиться.
Предводитель «Сектора Правды» оказался хлипким и низеньким субъектом, и было совершенно неясно, как его тоненькие ножки выдерживали груз непомерного апломба. Наверное, от этой тяжести они и скривились, создавая впечатление, что Авабр – потомственный кавалерист.