Зато благодаря живости характера, демократичности манер и проникновенному взгляду бархатных черных глаз Антипов умел лучше всех разговорить свидетеля, установить контакт с любым человеком, который, сам того не осознавая, сразу же давал агенту сыскного нужную информацию, а также поставить на место городовых, околоточных и прочих представителей наружной полиции — у них с агентами сыска были вечные контры.
Колычев, как человек новый, переведенный из провинции и не имевший в Москве обширных знакомств, пока ни с кем из сослуживцев и представителей иных правозащитных ведомств не сошелся. Но с сыщиком Антиповым, с которым доводилось ему сталкиваться по службе, отношения у него сразу же установились самые дружеские. Они даже обменивались мелкими услугами, облегчая друг другу служебные дела. Антипов казался именно таким человеком, к которому можно было обратиться с просьбой приватного характера.
Не дожидаясь, пока судьба вновь сведет его с Антиповым возле какого-нибудь трупа (поменьше бы этаких-то встреч!), Дмитрий сам отправился к сыщику в Гнездниковский переулок, где находилось московское отделение сыскной полиции.
Антипов встретил судебного следователя весьма приветливо.
— Здравствуйте, Дмитрий Степанович! С Рождеством! Ну что, у людей добрых Святки, а у нас служба? С чем пожаловали, дорогой?
— Павел Мефодьевич, рискнул побеспокоить вас не по служебной надобности. У меня к вам просьба личного, так сказать, характера. Но если она вас затруднит, откажите сразу, не чинясь, я не буду в обиде…
— Ну что за церемонии, Дмитрий Степанович! Личного так личного, все, что в моих силах, сделаю. И ни о каких затруднениях даже и не заикайтесь. Не все же нам государственными надобностями заниматься, нужно и о себе подумать. Давайте-ка пойдем с вами в трактир, время как раз обеденное, тем более праздники на дворе. Не грех себя побаловать и рюмочку пропустить. Веселие Руси есть питие… Вот под рюмочку с закусочкой и изложите мне свое дельце. Как вам трактир Тестова? Славно готовят, шельмы! Пойдемте туда обедать, Рождество все-таки, праздник великий…
Антипова в знаменитом трактире хорошо знали и относились к нему с большим почтением. Половой приветствовал сыщика, обращаясь к нему по имени-отчеству, проводил к лучшему столику, на котором в мгновение ока появилась свежая крахмальная скатерть, и низко склонился, ожидая заказа.
— С праздничком, ваше благородие, с Рождеством Христовым! Спасибо, что к нам зашли, не забываете! Что прикажете на закусочку? Консоме с пашотом сегодня славное вышло.
— Ну братец, это ты брось! Все эти консоме да фрикасе не для нашего человека. Ты нас по-русски накормить изволь, по-простому. Мы с господином судебным следователем люди небалованные, к простой пище привычные.
— Ну тогда извольте балычка, семги и икорки.
— Вот это другой разговор. Это дело. К икре лучку не забудь зелененького.
— И блинов прикажете?
— А что, давай и блинов. Пожалуй, съедим по десяточку. Как вам, Дмитрий Степанович, по аппетиту? Мы с холода пришли, так горяченький блинчик с икоркой под водочку не повредит.
Дмитрий немного волновался из-за необходимости обратиться к Антипову со своей просьбой, но сыщик так весело, благодушно и заразительно приступил к трапезе, что Колычева тут же отпустила всякая скованность. Он от души присоединился к Антипову, положив себе на тарелку нежный, в сквозных ажурных дырочках блин.
Полив блины горячим маслом и намазав их икрой, следователь и сыщик подняли по рюмочке, закусили, выпили еще по одной и потом уже смогли вернуться к беседе, обсуждая, какое же дело привело сегодня Колычева в Гнездниковский переулок.
Узнав, что одна знакомая Дмитрия Степановича, приехавшая из провинции, разыскивает брата, по слухам проживающего в Москве где-то в окрестностях Смоленского рынка под именем мещанина Константина Василькова, Антипов заявил, что это не дело, а сущая ерунда. Окрестности Смоленки — места такого рода, что сыщикам известны получше, чем дом родной. Чаще, чем дома, бывать там приходится. Что ни день, то происшествия — то убитого найдут, то избитого, то ограбленного.
Так что без своих людей Антипов в таких местах обойтись не может. Есть среди смоленских обитателей и агенты, что на жалованье в сыскном состоят, а есть просто люди, которые сыщику по гроб обязаны и в помощи не откажут, доведись к ним обратиться.
Завтра же Антипов шепнет кое-кому, что, дескать, интересно ему узнать, по какому адресу проживает господин Васильков, и будьте благонадежны, даже если господин этот без полицейской регистрации ухитрился устроиться, все равно найдут, не иголка. Так что дело это одного, двух, от силы трех дней, и адрес мещанина Василькова будет предоставлен Дмитрию Степановичу со всем уважением от сыскной полиции.
— Вы не представляете, Павел Мефодьевич, как я вам благодарен.
— Не стоит благодарности, Дмитрий Степанович. Мы люди в каком-то смысле свои, сочтемся еще. Кстати, как вы полагаете — не заказать ли паровой осетрины в соусе из томатов? Она тут бывает очень недурной.
Глава 17
Апрель 1906 г.Итак, по согласованию с Азесом очередное покушение на Дубасова было назначено на Страстную субботу. Этот план был одобрен всеми членами боевой организации. Времени оставалось немного, и пора было вплотную заняться подготовкой. Но все боевики сильно устали от бесконечных неудачных попыток покушения на неуязвимого генерал-губернатора, всем хотелось хотя бы немного отдохнуть и расслабиться.
Борис Гноровский, на которого по-прежнему возлагалась миссия основного исполнителя теракта, поселился по фальшивому паспорту в гостинице «Националь» на Тверской и стал вовсю наслаждаться жизнью (насколько обстановка Страстной недели позволяла). Любимые Гноровским кафешантаны и увеселительные сады, где он имел обыкновение укрываться от шпиков, были закрыты до Пасхи.
Но все же Гноровский ухитрялся изыскивать какие-то злачные места. Даже конспиративные встречи с товарищами по боевой организации он назначал не иначе как в модных и дорогих ресторанах.
До очередного покушения оставались считанные дни. В среду Гноровский встретился с Савиным в ресторане «Международный» на Тверском бульваре. Особой необходимости в этом разговоре не было, просто Гноровскому хотелось поддержать свой боевой дух, в очередной раз обсуждая все детали покушения с таким несгибаемым борцом, как Савин.
Но поговорить так толком и не удалось — Савин обратил внимание, что двое молодых людей, сидевших за соседним столиком, с большим интересом прислушивались к их разговору. Эсеры расплатились, даже не дождавшись горячего, и вышли на улицу. Не в меру любопытные молодые люди пошли за ними. Избавиться от «хвоста» стоило труда.
На следующий день Миллеров сообщил, что тоже чувствует за собой наблюдение. Он даже не мог с уверенностью сказать, что именно показалось ему странным и видел ли он филеров, но утверждал, что интуиция его никогда не подводила, а в данном случае она подает сигналы тревоги.
Савину тут же стало казаться, что филеры дежурят возле гостиницы, в которой он остановился. А что, Миллеров может ссылаться на подсказки своей интуиции, а внутренний голос Савина должен молчать? Однако пока покушение не состоялось, инкриминировать Савину было особо нечего, и ареста он не слишком боялся.
— Мы не знаем, какого характера это наблюдение, — говорил он на очередной конспиративной встрече в ресторане «Континенталь» Гноровскому и Рашель Лурдис — террористке по кличке Катя, вызвавшейся помогать в покушении на Дубасова (как полагал Савин, она просто не могла оставить на произвол судьбы обожаемого Гноровского в такой нелегкий момент). — Может быть, все это вообще случайность. Страстная суббота завтра, если мы все проведем грамотно, у Дубасова не будет шансов увернуться. Раз никого из нас до сих пор не арестовали, может быть, полиция так до последнего момента и не поймет, что мы задумали. Я полагаю, нам не стоит менять наши планы.
Савин не стал говорить, что в случае удачного покушения исполнитель так и так почти наверняка обречен, а у остальных, при известной ловкости, много шансов скрыться.
— Я, конечно, дико извиняюсь, — вступила вдруг в разговор Рашель-Катя. — Но, Боря, оглянись незаметно вокруг — или ты скажешь, что это тоже случайность, или что?
Савин, оглядев ресторанный зал, заметил наконец, что вокруг происходит какое-то движение. В почти пустом по случаю Страстной пятницы ресторане (москвичи удивительно, как-то не по-современному богомольны) стали вдруг появляться посетители — все больше крепкие мужчины, прилично, но однотипно одетые. Они приходили парами и поодиночке и рассаживались так, чтобы видеть столик Савина. Уже с десяток здоровяков заполнил зал…
